— И ты с ними бежала. А мне удалось его свалить на землю, а потом тоже убежать.
— Звучит не очень, — сказала Мила. — Особенно, учитывая, что он там остался с разбитой башкой.
— Понимаю, что не очень, но если мы будем стоять на этом, нам никто не сможет ничего возразить. Свидетелей нет, а этот мужик — преступник. А мы двое пострадавших от нападения детей.
На том остановились. Мы вышли из бани и направились прямиком к полицейским, чем удивили и их и отдыхающих. Служителей порядка было пятеро: четверо в форме и один в штатском. Возможно, он не был полицейским, но прибыл он с ними.
Оказалось, что нас искали со вчерашнего вечера. Водитель автобуса, добравшись до ближайшей крупной дороги, остановил первую встречную машину и попросил телефон. Позвонил в полицию и рассказал о происшествии. Тут же объявили спецоперацию. Полицейские прочесали местность, обнаружили брошенный автобус и ещё вечером нашли почти всех ребят, а к утру добрались и до домика егеря.
Так как в целом полицейские уже знали все детали происшествия, нам осталось лишь рассказать про то, чем занимались мы вдвоём после того, как убежали. Что мы и сделали согласно утверждённого плана.
Пока мы общались с полицейскими, мужчина в штатском молчал, внимательно нас слушая. Временами, как мне показалось, он делал это чересчур сосредоточенно. Когда мы ответили на все вопросы полицейских, этот мужчина неожиданно заявил, что ему нужно со мной переговорить с глазу на глаз. Я удивился и занервничал, хоть и старался всеми силами контролировать себя.
Полицейские были не против нашей беседы, а так как мужчина хотел побеседовать наедине, мы направились в баню. Когда зашли внутрь, мужчина запер дверь и сказал:
— Тебе не стоит переживать, я всего лишь хочу, чтобы ты их подробно описал.
— Кого именно?
— Всех, кто на вас напал и потом уехал. Бедолагу, которого вы с подругой убили, описывать не нужно, я его видел.
Глава 7
Я растерялся и не знал, что ответить. Отпираться было бесполезно, я чувствовал, что этот мужчина всё знает. Это не было попыткой взять меня на испуг — он именно знал. Но и вот так сразу брать и признаваться в убийстве не хотелось.
— Тебе не стоит переживать, — повторил мужчина. — В отчёте для полицейских я укажу, что вы с подружкой сказали им правду. Их это более, чем устроит. Никто не хочет возиться с этим делом. Спишут на внутренние бандитские разборки. Но мне необходимо знать подробности, и в первую очередь мне нужны лица тех, кто увёз одарённых детей. И давай присядем, в беседе стоя всегда присутствует какое-то напряжение.
— Кто Вы? — спросил я, садясь за стол.
— Дознаватель, — ответил мужчина и сел напротив. — Из отдела «Д». Хотя не думаю, что ты слышал что-либо о нашей организации. Но ты можешь мне доверять.
— Вы даже не назвали своего имени, почему я должен Вам доверять?
— Потому что у тебя нет другого выхода, — улыбнулся дознаватель. — И потому что сотрудничать со мной выгодно. Напомню: официальная причина моего нахождения здесь — определение степени искренности свидетелей. Я, можно сказать, ходячий детектор лжи. И я решаю, были ли вы откровенны с полицейскими. А имя моё тебе знать не нужно.
— Вы одарённый?
— Других на такую работу не берут.
— А как Вы догадались, что это мы его убили? — косвенно сознался я.
— Не хочу тебя расстраивать, но твою подружку прочитать легче, чем рекламный щит на трассе. Она во время разговора только и думала, чтобы не расколоться.
— Я тоже об этом думал.
— Но тебя я не смог прочитать. Ты поставил сильную защиту, — заметив моё удивление, мужчина пояснил: — Ты это сделал неосознанно. Но сделал! И мне нужно, чтобы ты её снял.
— Хотите покопаться у меня в голове?
— Есть такие планы.
— А если я не соглашусь?
— Я всё рано это сделаю. Но это уже не будет считаться сотрудничеством, со всеми вытекающими последствиями.
— Но если Вы так хорошо прочитали Милу, почему Вы не хотите копаться у неё в голове?
— Молодой человек, одно дело перехватить транслируемые на полной мощности мысли и совсем другое — вытащить из головы информацию. Первое можно сделать незаметно, второе — нет. У тебя я буду копаться в голове или у неё — вы заметите. Но твоя подружка сейчас находится в состоянии крайнего стресса, она, можно сказать, на грани срыва. Если узнает, что мне всё известно о совершённом вами убийстве, то может не выдержать и что-нибудь вытворить. А если и не вытворит, то это будет для неё постоянным раздражителем, и рано или поздно она всё-таки сорвётся. Давай пожалеем девочку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вы сказали, она на грани срыва? — переспросил я. — Но по ней этого не скажешь.
— Вот здесь соглашусь. Выдержка у девчонки просто невероятная. Но поверь, там совсем немного осталось до срыва.
Я не мог выяснить, говорил ли дознаватель правду относительно состояния Милы, но в одном был с ним согласен — ей не стоило знать, что кто-то в курсе того, что мы убили бандита. Ни к чему ей было это всё. Но и пускать в голову первого встречного мне не хотелось.
— Что я должен делать? — спросил я. — Как это всё должно происходить?
— Ты должен снять защиту и пустить меня в голову. И я соберу там всю необходимую мне информацию.
— Извините, но не могу, — ответил я, немного подумав. — Я за свою жизнь узнал много информации, в том числе о моей семье. Я не могу позволить, чтобы кто-то её вытащил из моей головы.
— Выходит, будем расстраивать твою подружку? — ухмыльнувшись, спросил дознаватель.
— Почему-то мне кажется, что есть ещё вариант, — сказал я и почему-то вдруг понял: так оно и есть.
— Скажи мне, парень, — дознаватель неожиданно стал очень серьёзным. — С чего ты решил, что есть ещё вариант?
— Я почему-то знаю, что Вы не собираетесь лезть в голову к Миле, — признался я. — Не знаю, почему именно, но я это знаю.
— Потрясающе! — воскликнул дознаватель и хлопнул ладонью по столу. — Но как? Ты активировал дар?
— Вы же видите, что нет.
— Вижу, — согласился мужчина. — Но ты считал мои намерения!
— Оно как-то само.
— Ладно, не будем терять время. Закрой глаза и представляй перед собой лица всех бандитов, кого видел.
Я первым делом представил Егора — отчётливо со всеми подробностями.
— Охренеть! — воскликнул дознаватель. — Я ничего не вижу!
— Ну, извините. Я представил.
— Хорошо, давай попробуем по-другому. Глаза не закрывай! Смотри на меня и представляй, что этот человек стоит между нами. Держи меня в поле зрения и представляй его. Постарайся как бы наложить его на меня. Давай попробуем!
Мы мучились так минут десять, пока дознаватель вдруг не крикнул:
— Вижу! Пацан! Примерно твой ровесник. Кто это?
— Это тот, кого они заслали к нам. Он был с нами в автобусе и по дороге выспрашивал, у кого есть Дар. Потом он всех одарённых и показал, когда нас остановили.
Таким образом, минут за пять я показал дознавателю всех преступников. И оставалось лишь надеяться, что больше ничего он из моей головы не выудил.
— Я всё равно не понимаю, — сказал я после того, как мы закончили. — Полицейские подробно всё расспрашивают, Вы в голову лезете. Почему вы просто не посмотрите записи камер с дороги?
Дознаватель искренне и громко рассмеялся.
— Если ты не в курсе, после событий две тысячи двадцать четвёртого года в России запрещено любое вмешательство в частную жизнь граждан и любой сбор информации о них, в том числе и установка камер видеонаблюдения. Их можно ставить только в жилищах и офисах, то есть, на частной территории. Хотя, признаюсь, мои друзья полицейские каждый раз, раскрывая очередное преступление, проклинают этот запрет. Они бы с радостью увешали камерами каждый куст. Но нельзя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Но у нас в Петербурге камеры стоят на каждом углу, — удивился я.
Дознаватель снова рассмеялся.
— Петербург, как и Москва, это не Россия! Забывай, мой юный друг, всё, к чему привык в Петербурге. Чем раньше забудешь, тем легче будет жить.
