Через пять минут Вадим сидел за столом и уминал четвертый пирожок, умильно глядя на хозяйку.
– Ты что же, прямо из Плескова? – она подлила гостю чая.
– Прямо оттуда! – подтвердил тот с полным ртом.
– И сразу ко мне? – в голосе старушки прозвучало вполне понятное недоверие.
– К вам, тетя Тася, к вам!
– Что вдруг?
– По пирожкам вашим соскучился!
– Ты, Вадик, ври, да не завирайся! – оборвала его хозяйка. – Я же тебя знаю, ты просто так ничего не делаешь. Чего тебе от меня надо?
– Тетя Тася, вы уж из меня какого-то монстра делаете! Разве я не могу просто так, по-родственному…
– Ты мне зубы не заговаривай! – одернула его Таисия. – Говори прямо, чего надо! Я ведь тебе не Вера, которой ты мог голову дурить! Я ведь тебя насквозь вижу!
– Вот, кстати, тетя Тася, я вас насчет Веры хотел спросить. Адрес ее где-то затерялся…
– Ты из меня дуру-то не делай! – повысила голос старушка. – Ишь, затерялся! Да Верочка тебе свой адрес ни за что бы не дала! Сколько ты ей крови попортил, виданное ли дело? Не знала, как от тебя ноги унести. И снова приехал как ни в чем не бывало! Бывают же такие люди бессовестные!.. Вот ведь правду о таких говорят: плюнь в глаза, что божья роса!
– Тетя Тася, вы уж меня совсем застыдили, – усмехнулся Вадим и резко сменил тему: – Но уж пирожки ваши – это просто объедение! Ни у кого таких пирожков не пробовал!
– То-то, – Таисия Михайловна зарделась, как девушка. – На вот, ты еще эти не попробовал, с яблоками и с корицей!
– Чудо что за пирожки! – нахваливал Вадим. – Если бы не Вера, женился бы я на вас, честное слово.
– Что ты такое болтаешь, охальник? – Таисия замахала руками.
– Вам, между прочим, от Мироновых привет, и от Клавдии Васильевны, и от Капустиных…
– Да? Как там Клавдия Васильевна? Здорова ли?
– А что ей сделается? Она еще нас всех переживет.
– А Люся, племянница ее? Замуж снова не вышла?
– Зачем же снова? Она с Сергеем, с первым своим мужем, помирилась. Любовь, тетя Тася, не картошка…
– С Сергеем? – недоверчиво переспросила Таисия Михайловна. – Он же от нее ушел, такой скандал был…
– Ушел, а потом вернулся.
– И она его приняла?
– А как же! Дала ему, как говорится, еще один шанс. И правильно, между прочим, сделала. Браки, тетя Тася, заключаются на небесах. Муж он и есть муж.
– Да какой он муж? Пил, гулял, что ни день, скандалы… Одно название, что муж!
– А вот взял и изменился человек. Теперь они хорошо живут, душа в душу. Машину купили…
– Надо же, – Таисия Михайловна покачала головой, – никогда бы не подумала.
– То-то и оно, тетя Тася. Люди меняются! Я вот тоже очень изменился и хочу с Верой поговорить. Может быть, и она мне второй шанс даст.
– Изменился, говоришь? – старушка с сомнением уставилась на гостя. – Ой, что-то мне не верится! Горбатого, говорят, могила исправит. Второй, говоришь, шанс? Да она тебе уже пять шансов давала!
– Вы мне только адрес ее дайте! – взмолился Вадим. – Мне бы только с ней поговорить! А там она сама решит, неволить не стану.
– Ох, речистый ты, – вздохнула Таисия Михайловна, поднимаясь из-за стола. – Кого хочешь уговоришь…
Она выдвинула ящик, достала из него пухлую записную книжку и снова вздохнула:
– Ох, зря я, наверное, это делаю. Ладно, так и быть, записывай адрес.
У тетки удалось управиться быстро. Надежда не стала даже снимать куртку, просто поговорили минут десять в прихожей о теткином здоровье. Тетка приглашала на чай, но Надежда сыта была дивными пирожками и без колебаний отказалась, хоть тетка и глянула с обидой.
Зато в метро она застряла надолго. Был час пик: поезда набиты под завязку, на эскалатор не впихнуться.
По дороге домой она вспомнила, что в доме нет хлеба. Зашла в магазин и прихватила еще, конечно, сметану, сахар, муку и еще кое-чего из фруктов и овощей.
В итоге, когда Надежда Николаевна подходила к своему подъезду, в руках у нее были две тяжеленные сумки с продуктами. Кое-как она достала ключ от домофона, открыла дверь и попыталась протиснуться внутрь. Но подлая дверь все норовила захлопнуться.
– Подождите, я вам помогу!
Рядом нарисовался высокий представительный мужчина лет тридцати с чем-то. Придержал дверь и помог войти в подъезд, даже неподъемную сумку подхватил.
Надежда взглянула на него с искренней признательностью и поблагодарила.
Незнакомец улыбнулся в ответ такой широкой и располагающей улыбкой, что впору поместить ее (улыбку) на обложку глянцевого журнала. Продажи журнала сразу как минимум удвоятся.
Надежда пригляделась к нему внимательнее.
Приятное, открытое лицо. Светлые волосы, голубые глаза, но к ним неожиданно темные, красиво изогнутые брови и густые, как у девушки, ресницы.
Словом, писаный красавец. Раз увидишь – не забудешь до конца своих дней.
И тут до Надежды Николаевны дошло, что прежде она у себя в доме этого красавца никогда не видела. Потому что если бы видела, то уж точно бы не забыла.
И вошел он в подъезд, между прочим, не воспользовавшись своим ключом и не позвонив кому-нибудь по домофону. Она же сама ему и открыла дверь.
В ту же минуту Надежде Николаевне стало мучительно стыдно.
Вот до чего испортило людей время! Человек, может быть, от всей души, от чистого сердца ей помог, а она теперь неизвестно что о нем думает!
Тем временем прекрасный незнакомец подошел к лифту и нажал кнопку.
Дверь кабины открылась, мужчина вошел внутрь и приветливо взглянул на Надежду:
– Вы поедете?
Она шагнула было вперед, но тут же передумала, свернула к почтовым ящикам и кивнула ему:
– Вы поезжайте, я на следующем.
– Как хотите, – он пожал плечами и уехал.
А Надежда еще немного постояла, выравнивая дыхание и разбираясь в собственных чувствах.
Вот почему она не вошла в лифт с незнакомцем?
А потому и не вошла, что незнакомец. А что он такой обаятельный – так это еще хуже. Самые обаятельные люди – воры и мошенники.
Парикмахер Тамара Васильевна рассказывала о таком хитром преступнике. Мужчина средних лет входил в чужой подъезд с маленькой собачкой под мышкой – то ли с йорком, то ли с чихуахуа, то ли с карликовым пуделем, то ли вообще с померанским шпицем. Садился в лифт с какой-нибудь женщиной приличного вида. Его женщины ничуть не боялись, даже начинали разговаривать с песиком. Но как только двери лифта закрывались, а кабина отъезжала на пару этажей, хозяин собачки доставал нож, приставлял его к горлу попутчицы и забирал у нее деньги и украшения. Даже сережки из ушей.
Так что в наше время нельзя верить обаятельным незнакомцам, с собачкой или без собачки.
В таких малоприятных мыслях Надежда Николаевна выждала несколько минут, вызвала лифт и поднялась на свой этаж.
И тут перед железной дверью, отделяющей лестничную площадку от тамбура, куда выходили двери четырех квартир, она увидела того самого обаятельного мужчину, который только что вместе с ней проскользнул в подъезд.
«Да что же это такое! – мысленно возмутилась Надежда Николаевна. – Я его в дверь, а он в окно. Я с ним не поехала на лифте, так он меня здесь дожидается».
Правда, мужчина ее вроде бы не дожидался. Он звонил в ту самую квартиру, где обитала подозрительная молодая женщина. Та, из-за чьего таинственного поведения Надежда Николаевна в последние дни потеряла сон и аппетит.
Нет, насчет аппетита – это, пожалуй, преувеличение. С аппетитом у Надежды всегда был полный порядок. Со сном, кстати, тоже.
Остановившись на безопасном расстоянии от незнакомца (впрочем, о какой безопасности могла идти речь?), Надежда Николаевна громко кашлянула и проговорила:
– А можно спросить, молодой человек, что вы здесь делаете?
Незнакомец обернулся, увидел Надежду и снова одарил ее своей неподражаемой улыбкой.
– А, это вы…
– Да, это я! – строго ответила Надежда, стараясь не поддаться его обаянию. – И я вас еще раз спрашиваю: что вы здесь делаете? Я вас в нашем подъезде никогда раньше не видела.
– Конечно, не видели, – охотно согласился он. – Я только сегодня приехал и вот хотел Веру повидать.
– Ах, Веру!..
Надежда испытала сразу два чувства.
Во-первых, некоторое облегчение.
Если незнакомец знает ее соседку (а иначе откуда ему известно ее имя?), значит, он, скорее всего, не жулик и не грабитель и не нападет прямо здесь и сейчас с ножом или с другим оружием массового поражения.
Во-вторых, жгучее любопытство.
К ее таинственной соседке пришел мужчина, да еще такой интересный… Как бы ненавязчиво узнать, кем он ей приходится? Во всяком случае, голос у него очень приятный, мягкий, бархатистый. Нет, это явно не тот голос, который она слышала, сидя в кладовке чужой квартиры в обществе Бейсика.
Но ведь не спросишь же его вот так прямо: «Вы Вере кто?»
– А вы ей кем приходитесь? – спросила Надежда вот так прямо, удивляясь собственной прямоте.
– Я вообще-то ее муж, – сообщил незнакомец охотно.
