их поджарили на гриле: верхний слой кожи сгорел, плоть под ним потемнела. При виде этих фото меня разобрало такое зло, что пришлось закрыть глаза и считать от пятидесяти в обратном порядке.
Я найду тех, кто сотворил с ней такое.
Я заставлю их за это заплатить.
Но сперва следовало добиться того, чтобы разбирательство поручили мне.
Поскольку вчера вечером на место происшествия приехала именно я, были хорошие шансы, что Чендлер мне и отдаст это дело, но не стоило слишком уж рассчитывать на удачу. Я собиралась написать лучшее ходатайство о нераскрытом деле, которое сержанту доводилось читать. Я собрала всю возможную информацию и как раз собиралась приняться за новый отчет, когда на меня навалился сон. Не следовало надеяться, что я смогу проработать весь день, когда я была до смерти измотана. Последний раз я видела собственную кровать тридцать с лишним часов назад. Иногда, если я так уставала, я могла спокойно спать, плавать в сладости чистого покоя, а не мучиться осознанными сновидениями, которые преследовали меня с самого детства, проведенного на ферме Фрэнка.
Сегодня был не тот случай.
Едва моя голова плюхнулась на стол, он меня и настиг. Тот же кошмар, который приснился мне в прошлый раз, тот, который я вспоминала вчера вечером, гуляя с Макгаффином по приюту для животных. Только на этот раз я увидела глаза женщины в малиновом брючном костюме. Глубокие и черные, они казались двумя ловушками на ничего не выражавшем лице. Она спускалась в тот же подвал того же заброшенного двухэтажного дома, но теперь там сильнее воняло мочой и страхом. Осознанное сновидение становилось четче. Я увидела три двери, руки колотили по одной из них, мизинцы не оставляли даже следов, бесплодно царапая дерево. Женщина остановилась перед первой дверью. Звуки – хныканье, мольбы – прекратились, кто-то внутри выжидал. Она достала латунное кольцо для ключей размером с пластину и открыла дверь.
Я стояла позади нее, не в силах отвести взгляд, и ощущала странную тягу, которая была сильнее меня. Пыталась кричать, но не могла издать ни звука. Если бы не люди, которые смеялись сейчас за дверью моего кабинета, я увидела бы то, что видеть было невыносимо. Я согласна была на убийство, только бы это зрелище никогда больше не возвращалось.
Я глубоко и судорожно вдохнула и выдохнула несколько раз, обвела глазами родной кабинет: диван, стул, шкафы для документов, письменный стол. Хотя я так и не смогла привыкнуть к осознанным сновидениям, по крайней мере, теперь мне перестало казаться, будто я схожу с ума. Я решила, что это следствие животных инстинктов, своего рода усиленное шестое чувство, с которым все мы сталкивались. Вспыхнувшее в памяти имя давнего знакомого аккурат перед тем, как он позвонит. Сон о парне, с которым вы познакомились на вечеринке десять лет назад, накануне того, как вы столкнетесь в метро. Внутренний голос, советующий вам ехать на встречу выпускников другим маршрутом, незадолго до того, как вы узнаете, что на дороге, которую вы выбрали сначала, произошла ужасная авария. Инстинкты выживания и все такое.
Единственная разница заключалась в том, что мой инстинкт закалился еще в детстве, которое я провела на ферме Фрэнка.
Если вы из Миннесоты, вы наверняка слышали о Фрэнке. Его органические джемы, желе, соленья и домашний хлеб продавались на фермерских рынках еще до того, как они стали такими пафосными, как теперь. Его улыбчивая физиономия украшала все этикетки этих баночек, а глаза под соломенной шляпой казались обманчиво добрыми. Фрэнк во многом был хорош, но в чем по-настоящему преуспел, так это в маркетинге. Наше знаменитое сливовое желе, сверкавшее, как фиолетовый драгоценный камень на солнце, сперва появилось в местных магазинах, а потом уже стало известно всему Среднему Западу.
А еще немного погодя Фрэнка заковали в наручники.
Он вел довольно компрометирующий образ жизни и, к несчастью для него, не платил налогов. По этой причине он и попал за решетку. Слухи о том, что он делал с женщинами и детьми, работавшими на его ферме, не вызывали такого интереса, как попытки обмануть правительство.
Лучше забыть.
Я потерла лицо и вернулась к работе.
* * *
– А я думал, женщины многозадачны, – заметил Кайл, просунув голову в дверь. Вид у него был свежий и отдохнувший.
– Что?
Очнувшись от дневного кошмара, следующие три часа я потратила на то, чтобы заполнить необходимые Чендлеру формы, в том числе подробно, насколько было возможно, описав хронологию событий 1980 года в рамках моего запроса возглавить нераскрытое дело о Похищенных. Согласно первоначальному отчету восьмилетняя Эмбер Кайнд и сестры Ру и Лили Ларсен восьми и пяти лет покинули дом Эмбер в половине двенадцатого утра третьего июля 1980 года. Они собирались поплавать в Призрачном ручье. Но им не удалось.
Ру нашла женщина по имени Кэрол Джонсон. Миссис Джонсон жила через три дома от семьи Кайнд и направлялась к своему почтовому ящику, когда заметила девочку со скомканным коричневым мешком в руках, застывшую посреди улицы. Позже она узнала, что в сумке лежал обед для пикника: два сэндвича, два пакетика чипсов, две банки газировки и одно красное яблоко.
Миссис Джонсон попыталась выяснить у девочки, все ли с ней в порядке. Когда полицейские спросили, почему у нее возникли сомнения, миссис Джонсон затруднилась ответить. По ее словам, сначала она подумала, что Ру просто ждет своих друзей. Конечно, было странно, что она стояла, не шевелясь, но в общем и целом она выглядела как нормальный ребенок. Длинные каштановые волосы под повязкой. Футболка «Доктор Пеппер» и ярко-оранжевый купальник, выглядывающий из-за воротника. Потертые белые шорты. Ободранная коленка.
И босые ноги.
Именно это обеспокоило миссис Джонсон так сильно, что ее сердце заколотилось, как уличный продавец колотится в дверь. Солнце нещадно жгло, асфальт был до того горячий, что ступни запросто могли к нему прилипнуть, а на девочке не было даже шлепанцев. Миссис Джонсон подбежала к ней и вновь спросила, в порядке ли она.
Увидев наконец лицо Ру, миссис Джонсон, по ее словам, едва не обмочилась. Она никогда не видела таких пустых глаз. Она принялась трясти Ру, но девочка не реагировала.
Миссис Джонсон помчалась домой. Набрала 911. Сказала оператору, что нашла раненую девочку, европейской внешности, с темными волосами и глазами, лет восьми-девяти. (Когда полиция спросила ее, почему она сразу сообщила такие подробности, она ответила, что смотрит «Старски и Хатч»[2] и знает, какая информация обычно требуется.) На вопрос, какие именно у ребенка травмы, миссис Джонсон отвечать не стала.