Три фигуры пятились все дальше от «эскалейда», причем светловолосый все время оставался позади остальных.
— Клянусь, я убью ее! — повторил второй мужчина.
Но Пендергаст знал, что он блефует. Хелен была для него единственным спасением.
Внезапно противник выстрелил в агента два раза подряд, но не смог попасть с расстояния в сто ярдов.
— Отпустите ее! — прокричал Пендергаст. — Мне нужна она, а не вы. Отпустите ее и можете убираться прочь!
— Нет! — завопил мужчина, судорожно вцепившись в Хелен.
Пендергаст поднялся на ноги, держа винтовку стволом вниз.
— Просто отпустите ее, и все, — сказал он. — Я ничего вам не сделаю. Клянусь.
Мужчина снова выстрелил, но пуля ушла далеко в сторону. Пендергаст, прихрамывая, приближался к нему, по-прежнему держа винтовку опущенной.
— Отпусти ее. Для тебя это единственная возможность уйти отсюда живым. Просто отпусти.
— Брось оружие! — истерично прокричал похититель.
— Беги, Алоизий! — зарыдала Хелен. — Беги!
Мужчина попятился, волоча за собой Хелен, и снова выстрелил мимо цели. Он был слишком далеко — и слишком испуган, чтобы прицелиться как следует.
— Поверь мне, — произнес Пендергаст твердым и спокойным тоном, не опуская рук. — И отпусти ее.
Возникла жуткая пауза. Наконец мужчина с невнятным возгласом резко толкнул Хелен вниз, опустил пистолет и в упор выстрелил в нее.
— Выбирай — спасать ее или гнаться за мной! — выкрикнул он, развернулся и побежал.
Хелен громко застонала и вдруг умолкла. Растерявшийся на мгновение Пендергаст с безумным криком рванулся вперед и через несколько мгновений опустился на колени рядом с ней. Он тут же понял, что выстрел был смертельным: кровь толчками хлестала из раны на груди, возле самого сердца.
— Хелен! — в отчаянии закричал он.
Она вцепилась в его руку, как утопающий за соломинку, и прошептала, задыхаясь:
— Алоизий… Ты должен меня выслушать…
Пендергаст наклонился, чтобы лучше разобрать слова.
— Он скоро приедет… Будь милосерден…
Хелен стиснула его руку еще сильнее.
Тут из горла хлынула кровь, оборвав ее речь. Пендергаст двумя пальцами нащупал у нее на шее сонную артерию, почувствовал последние слабые удары сердца, а потом они прекратились.
Пендергаст поднялся с колен и заковылял к тому месту, где оставил М-4. Светловолосый, по-видимому, тоже был потрясен тем, что произошло, потому что только теперь бросился вслед за стрелявшим.
Пендергаст встал на одно колено, поднял винтовку и прицелился в убийцу своей жены, успевшего отбежать на пятьсот ярдов. Ему вдруг вспомнилось, как он в последний раз ходил на охоту. Он прицелился, подождал, когда успокоится дыхание, и нажал на спуск. Винтовка дернулась, и убийца упал.
Светловолосый оказался неплохим бегуном, он уже миновал лежащего товарища и с каждым мгновением удалялся. Пендергаст взял его на прицел и выстрелил, но промахнулся.
Он задержал дыхание, сконцентрировался и выстрелил снова. Опять неудачно.
Третья попытка закончилась щелчком опустевшего магазина. Светловолосый растворился в темноте пустыни.
Помедлив немного, Пендергаст положил винтовку на землю и побрел назад, к бездыханному телу Хелен, лежащему в медленно растекающейся луже крови. Долго смотрел на нее. А потом приступил к работе.
+ Девяносто один час
Белое раскаленное солнце стояло высоко в небе. Над бесплодной равниной кружились пылевые вихри. На горизонте виднелись голубоватые зубцы гор. Почуявшие смерть грифы-стервятники парили в восходящих потоках, постепенно сужая круги.
Пендергаст бросил последнюю лопату песка на могилу и тщательно утрамбовал насыпь. Он долго выкапывал яму зарываясь все глубже в сухую глину. Ему не хотелось, чтобы какой-нибудь человек или хищник добрался до тела его жены.
Тяжело дыша, он оперся на лопату. От напряжения из раны опять потекла кровь, пропитав последний бинт. Ручейки пота, перемешанного с грязью, стекали по его застывшему лицу. Некогда белоснежная сорочка стала коричневой от пыли, пиджак и брюки порвались в нескольких местах. Пендергаст посмотрел на потревоженную землю, затем медленно, словно дряхлый старик, наклонился и поднял надгробную табличку, грубую, сделанную из обычной доски, которую он прихватил с той же заброшенной фермы, где раздобыл и лопату. Он не хотел, чтобы могила была хорошо заметна. Вынув из кармана нож, Пендергаст дрожащей рукой нацарапал на доске:
X. Э. П.
Aeternum vale[15]
Подойдя к изголовью могилы, он вдавил табличку в землю. Отошел назад, поднял лопату, примерился и со всей силы ударил по доске, загоняя ее в землю.
Хрясть!
…Он сидел перед костром на лесистом склоне горы Кэннон. По другую сторону огня, в клетчатой фланелевой рубашке, джинсах и альпинистских ботинках, пристроилась Хелен. Закончился третий день их путешествия по Белым горам. Алый огненный шар солнца опускался за небольшое озеро, подсвечивая хребет Франкония-Ридж. Снизу, из отеля «Лоунсом-Лейк-Хат», доносились обрывки какой-то песни. Котелок с кофе стоял на огне, его аромат примешивался к запаху костра, смолистому и успокаивающему. Хелен поправила котелок, взглянула на мужа и улыбнулась — у нее была удивительная улыбка, наполовину застенчивая, наполовину дерзкая, — затем поставила на камень две фарфоровые кофейные чашечки, одну возле другой, с безупречной точностью, так ей свойственной…
Пендергаст пошатнулся и резко выдохнул, полностью вложившись в этот удар. Непослушной рукой вытер лоб. На изодранном рукаве пиджака осталось грязное пятно. Он стоял под обжигающим солнцем, дожидаясь, когда восстановится дыхание, и собирая остатки сил. Потом опять с натугой поднял лопату. Снова пошатнулся, едва не потеряв равновесие, но все-таки устоял на ногах. Его колени задрожали, и он торопливо, пока силы совсем не оставили его, ударил по табличке лопатой еще раз.
Хрясть!
…Лондон, перед самым закатом. Листья тенистых деревьев вдоль Девоншир-стрит слегка подернулись желтизной. Выйдя из «Кристис»[16], они с Хелен направились к Риджентс-парку. Уступая просьбам жены, Пендергаст купил на аукционе две картины, в которые Хелен влюбилась с первого взгляда: морской пейзаж Джона Марина и полотно, изображающее аббатство Уитби, — в каталоге его автор был назван «рядовым представителем романтической школы», хотя сам Пендергаст подозревал, что это ранний Констебл. Хелен тайком пронесла на аукцион серебряную флягу с коньяком и теперь, когда они пересекли Парк-кресент, принялась во весь голос, чтобы каждый мог услышать, читать стихотворение «Дуврский берег»:
Взгляд оторвать от моря не могу.
Тишь. Смотрится луна в пролив…[17]
Он даже не заметил, когда выронил лопату. Она наискось легла возле его ботинок, зарывшихся носами в пыль. Пендергаст наклонился, чтобы подобрать ее, и внезапно упал на колени. Вытянул руку, пытаясь опереться на нее, но та подломилась, и он упал, уткнувшись лицом в пересохшую землю.
Это было бы так просто — остаться лежать здесь, чуть выше Хелен. Но Пендергаст слышал, как медленно, капля за каплей, падает на песок его кровь, и понимал, что не может отступить, пока работа не будет закончена. Он перевернулся, потом сел. Через несколько минут почувствовал, что способен подняться на ноги. С огромным трудом, опираясь на лопату, встал — сначала на левую ногу, потом подтянул правую. Боль куда-то пропала, он не ощущал вообще ничего. Несмотря на яркое солнце, к глазам подступала темнота, а значит, он вот-вот мог потерять сознание, так и не установив табличку. Глубоко вздохнув, Пендергаст приподнял лопату и последним усилием опустил ее на кусок доски.
Хрясть!
…Теплая летняя ночь, трели сверчков где-то за стеной. Они с Хелен сидели на задней веранде плантации Пенумбра. Она держала в руке высокий бокал и наблюдала за тем, как вечерний туман расползается от реки, переливаясь в лунном свете. Сначала мерцающая дымка накрыла болотистый берег, затем сад, заросшую травой тропинку к дому. Туман вился над лужайкой, облизывал крыльцо, будто неторопливый прилив, выбеленный призрачным сиянием полной луны.
На сервировочном столике стоял кувшин, наполовину наполненный холодным лимонадом, и тарелка с остатками креветок в ремуладе[18]. Из кухни доносился аромат жареной рыбы. Морис приготовил на обед помпано[19].
Хелен отвела взгляд.
— Разве это сможет продолжаться вечно, Алоизий? — спросила она.
Он отпил немного лимонада:
— Почему бы и нет? Наша жизнь в наших руках. Мы можем сделать ее такой, как нам хочется.