неохотно удовлетворил я её праздное любопытство.
– Он вас ждёт?
– Да.
– Ну посидите вон, в уголке, рядом со столиком. Виктор Николаевич ещё не пришёл.
Я устроился в углу, у кадки с застуженным фикусом, и открыл валявшийся на журнальном столике растрёпанный номер «Космополитена». Полчаса ожидания я провёл, листая журнал и без интереса провожая глазами заходивших в здание людей – в основном клиентов турагентства, расположенного в комнате напротив входа. Несколько раз мимо меня, громыхая ведром и сильно припадая на левую ногу, проковылял уборщик – маленький мужичок с испитым морщинистым лицом, одетый в безразмерную синюю робу. Оказываясь рядом, он каждый раз замедлял шаг и с глубокой задумчивостью оглядывал меня с ног до головы. Я старательно делал вид, что не замечаю его, и уборщик, наконец, оставил меня в покое.
…На вахте послышалось быстрое перешёптывание, и я увидел направлявшегося ко мне высокого гладкого старика с седой обстриженной бородкой.
– Вы от Николая Николаевича? – угодливо улыбнулся он.
– Я кивнул, вставая.
– Фёдор Иванович, главный редактор, – представился он и, пытливо глядя мне в глаза, осторожно протянул сухую узкую ладонь.
– Игорь Кондратьев, – ответил я.
– Ну, пойдёмте, пойдёмте ко мне, поговорим, – с энтузиазмом позвал он.
Введя меня в свой маленький чистенький кабинет, уставленный новой мебелью, Стопоров поспешно ткнул пальцем в сафьянный диван у входа, приглашая сесть, а сам бросился в кожаное, обитое медными гвоздиками кресло. Во всех его действиях заметна была какая-то взволнованная поспешность, словно он ожидал от нашей беседы чего-то необыкновенного, эксцентричного, и такого, что должно случится немедленно, в эту самую минуту.
– Чаю не хотите? – спросил он, обмерив меня жадным взглядом с головы до ног.
– Нет, спасибо.
– Ну что же, что же, – он сдавленно кашлянул в кулак. – Давайте знакомиться. Мне Николай Николаевич сказал, что вы уже работали в газетах?
– Да, я профессиональный журналист.
– А с органами давно сотрудничаете?
– Давно, – буркнул я, изобразив на лице таинственную мину.
Редактор заёрзал в кресле. Чувствовалось, что он безумно хочет знать подробности моего задания, но расспрашивать не решается.
– И как, – лишь поинтересовался он, пожевав губами, – часто бывают такие…гм…истории?
– Случается, – коротко отвесил я.
Стопоров был явно разочарован моей лаконичностью, однако, завершать беседу не спешил. Ещё с минуту он изучал меня восторженно-наивным взглядом – так дети смотрят на желанную игрушку в витрине магазина. Я несколько напрягся. Уж не переборщили ли мы с Николаем с нашей шпионской легендой? Не дошло бы до беды: мало того, что редактор станет следить за каждым моим шагом, так, не дай Бог, ненароком проболтается кому-нибудь. В этом случае вся операция окажется под угрозой: рано или поздно слухи дойдут до преступника, а тот заподозрит неладное…
– Ну что же, – наконец, спохватился Стопоров, заметив, что пауза между нами слишком затянулась. – Редакция у нас небольшая – двое журналистов, фотограф, верстальщик, ответственный секретарь и корректор. Работайте, пишите заметки, ну а по всем вопросам – ко мне. Договорились?
– Договорились, – бодро кивнул я.
– Когда хотите начать?
– Чем скорее, тем лучше.
– Ну что ж, тогда давайте я вас прямо сейчас всем и представлю.
Не отрывая от меня ищущего взгляда, Стопоров, снял с рычага красного телефонного аппарата глянцевую трубку и, схватив со стола карандаш, быстро застучал резиновым кончиком по кнопкам.
– Валя? – с придыханием крикнул он в микрофон, когда на том конце провода ответили. – Вы в сборе там? Я нового сотрудника привести хотел. Да? Хорошо, сейчас буду!
Выйдя из кабинета, мы направились по узкому коридору, устланному вытертым линолеумом. Стены, залитые всё той же казённой лазурью, украшали фотографии знаменитостей, в разное время побывавших в редакции. Я без особого интереса осмотрел портрет Никулина, ошарашенно, словно в дуло револьвера, глядящего в камеру, Неёловой, укутанной в меха, равнодушного Миронова в белой остапбендеровской фуражке. Некоторые из визитёров оставили под снимками автографы. «Прекрасный у вас город, только ночью выпить негде», – схохмил Панкратов-Чёрный, на фото довольно осклабившийся из-под антрацитово-чёрных усов. Максим Галкин размашисто и небрежно расписался, ошибившись в названии города: «Всё понравилось, надеюсь вернуться в Терпилин».
Кабинет журналистов располагался в другом конце коридора, за обитой коричневым дерматином дверью. Ещё издали я расслышал раздававшиеся из-за неё звуки энергичного спора.
– Я просто считаю, что эта система себя изжила, она не гуманна, а значит – обречена на гибель! – звонко негодовал чей-то юный голос. Ему глухо и лениво отвечали.
– Это Саша Васильев, фотограф наш, – обернувшись ко мне, виновато пробормотал Стопоров. – Так-то он парень хороший, но любит, знаете, поспорить.
– О чём? – поинтересовался я.
– Да о чём сейчас все болтают? О политике там, об экономике, о коррупции. Молодёжь, что с них взять. Всё фрондёрствуют, в оппозиционность играют. Вы не обращайте внимания, – махнул он рукой, толкая дверь.
Мы вошли в светлый, широкий кабинет. В каждом его углу находилось по столу, а вдоль правой стены, освещённой жёлтым полуденным солнцем, высились коричневые книжные шкафы. Вся мебель была старая и ветхая, ещё советского производства. Из-за стола справа от входа на меня живо зыркнул высокий синеглазый блондин лет двадцати пяти, со скуластой энергичной физиономией. Видом он напоминал воробья, потрёпанного в драке: длинные светлые волосы были взъерошены, глаза сердито блестели, и во всей позе выражалось что-то нахохленное. Синий вязаный свитер мешком висел на его костлявых плечах. Догадавшись, что молодой человек и есть спорщик, заочно представленный мне Стопоровым, я внимательно присмотрелся к нему. Но тот, поймав мой любопытный взгляд, тут же сердито отвернулся к монитору.
За другим столом, у окна, вальяжно раскинулся в кресле парень лет тридцати, невысокий и кряжистый. Его рано поредевшие огненно-рыжие волосы были расчёсаны на аккуратный пробор, а на толстом, густо испещрённом следами ветрянки лице выражалось благодушное самодовольство. Недорогой, но тщательно выглаженный шерстяной костюм сидел на нём как влитой.
Третий журналист, сидевший слева от двери, что-то быстро набирал на клавиатуре и даже не оглянулся при нашем появлении. Я заметил лишь его глянцевую лысину и багровую шею, выступавшую над туго застёгнутым воротником белой рубахи.
– Ребята, сюда внимание, – громко объявил Стопоров, деловито потирая ладони. – Это наш новый сотрудник Игорь Кондратьев, прошу любить и жаловать. Игорь Антонович, разрешите и я вам всех представлю, – повернулся он ко мне. – Вот Александр Васильев, наш фотограф, – произнёс он, указывая на взъерошенного блондина. Тот вскочил с места и с угрюмой учтивостью, словно дуэлянт у барьера, крепко пожал мне руку, тряхнув при этом своей растрёпанной гривой.
– У окна Борис Францев, корреспондент.
Элегантный молодой человек, не вставая, нагнул голову в коротком кивке.
– А вот в этом углу, – торжественно заключил редактор, – прячется
