Они поцеловались по православному обычаю – три раза, вошли в хоромы. Здесь царила Русь. В углу весела икона Казанской Божьей Матери, а перед ней теплилась лампадка. Лавки с набросанными на них шкурами зверей и подушками располагались вдоль стен. Середину залы занимал крепкий дубовый стол. Скатерть была откинута с одной из его сторон и сложена аккуратно прямо посередине. Вечерняя трапеза ждала князя, как вчера или позавчера, как неделю, месяц, год назад… Как жена, ни разу не бывавшая в Московии, могла воссоздать атмосферу его родного дома, Георгий не ведал. Воистину, любовь способна творить чудеса!
Князь перекрестился и сел трапезничать. Взглянул мельком на уставшее, сильно расстроенное лицо жены и не решился первым начать беседу.
Он знал, что беда пришла оттуда, откуда не ждали, – от любимой и единственной дочери. Судя по заплаканным глазам княгини, оправдывались самые худшие опасения.
Княгиня тоже не начинала разговор, потому что знала – исправить ничего нельзя. Много лет назад она ушла из дома и постаралась навсегда забыть прошлое. Но прошлое возвратилось. В лице единственной выжившей дочери…
Покинув семью ради русского князя, София виделась со своей матерью только один раз, и мать прокляла ее.
В тот день, когда мать княгини после многих лет разлуки неожиданно пришла навестить ее, младшенькой дочери только-только исполнилось три месяца. Княгиня любовалась маленькой спящей дочкой, когда молоденькая служанка тихонько поскреблась в деревянную расписную дверь и испуганно пискнула:
– Матушка-княгиня, посетительница к тебе.
Не успела та ответить, как в комнату легким шагом вошла молодая полураздетая женщина, которую княгиня и не узнала сначала. Женщина твердо отстранила обнаженной рукой в тяжелых золотых браслетах прислужницу княгини и закрыла дверь в душную опочивальню.
– Здравствуй, Сак-Лоль, – нежным голосом тихо пропела она, и княгиня вздрогнула. Сак-Лоль – Белый Цветок, так ее звали когда-то в уже почти забытой семье родителей. Мать княгини подошла к широкой лавке, где спала Софья-младшая.
– Ну здравствуй, моя маленькая Сак-Лоль, вот мы и встретились с тобой, – наклоняясь над ребенком и целуя его, прошептала мать княгини.
София-старшая смотрела на свою мать и была поражена, как мало изменилась та за двадцать… да, почти за двадцать лет разлуки. Время, казалось, было не властно над ней, она по-прежнему выглядела юной прелестной женщиной. София-княгиня незаметно сотворила крестное знамение. Мать ее служила богине Икс-Тэб, покровительнице самоубийц, и была «посвященной» жрицей. Как «посвященная», она ходила в одеждах, угодных своей богине: высокая, белая грудь ее никогда не была прикрыта, а на шее висела длинная золотая цепь, похожая на свитую легкую веревку.
– Ты не ждала меня, Сак-Лоль, не правда ли? – обратилась жрица к дочери.
– Нет, – тяжело сглотнула княгиня, снова почувст вовав себя провинившимся ребенком.
Жрица-мать увидела ее страх и грустно вздохнула.
– Не надо меня бояться, – мягко сказала она. – Я пришла к тебе с миром. Мне тяжело было прийти к тебе, ты предала нашу веру, веру своих предков, но мы, – жрица опять глубоко вздохнула, очень ласково глядя на дочь, – не будем говорить об этом сейчас. Я буду кратка. Я знаю, что это дитя – единственная и последняя твоя дочь. Ты состарилась раньше своего срока и больше не родишь. Со мной разговаривала моя покровительница – богиня Икс-Тэб. Она ответила моим молитвам и снизошла до меня. Она разговаривала со мной и предупредила о несчастье, которое случится с твоей дочерью…
Княгиня со все нарастающим ужасом слушала сидящую перед ней молодую женщину. Она не могла быть ее матерью! Пышная грудь, не испорченная многократным материнством, светящаяся чистая кожа, яркие, совсем не старые, светлые глаза, длинные душистые тяжелые волосы. Женщина была не только молода, она была красива. Но в то же время что-то очень порочное, непонятное и необъяснимое чувствовалось в ней. Какими зельями пользовалась ее мать, чтобы оставаться вечно юной, каким богам молилась? Дьяволице своей, подумала мрачно княгиня, проклятой богине Икс-Тэб.
Когда княгиня была совсем маленькой девочкой, мать готовила ее стать «посвященной» жрицей. Майя преклонялись перед самоубийцами, которые решили уйти к богине Икс-Тэб. Богине угодно было зреть тех, кто в ее честь лишали себя жизни. Их ждала награда – вечная жизнь в поднебесье, среди молочных рек и медовых равнин. Когда князь Георгий впервые услышал такие сказки, он тут же отвел Софию, тогда еще Сак-Лоль, к своему духовному наставнику, православному святому отцу, и София с удивлением услышала от него, что любое самоубийство – великий грех, за который не мед с молоком вкушается, а принимаются вечные муки.
– Поведала мне моя милосердная богиня, что если вернешь ты дочь нашим богам, останется она жива и невредима. А вместе с нею и ты спасешься.
На какой-то кошмарный миг княгине почудилось, что мать ее хочет, чтобы София совершила убийство – даже два убийства: себя бы жизни лишила и свою крохотную дочку. Она бросилась к ребенку, но жрица сразу поняла, о чем подумала ее дочь, и печально сказала:
– Не то, не то думаешь. Я не прошу жертвы богине…
– Не понимаю тебя, – прошептала княгиня.
– Мне было видение, – терпеливо повторила нестареющая красавица. – Если ты вернешь дочь моей богине, она останется жива. Не пугайся раньше времени – в младенчестве твоей дочери ничего не угрожает. Это произойдет позже, когда девочка вырастет, не знаю возраста, не указала мне возраст богиня, умрет твоя дочь не в младенчестве, но совсем молодой, когда время ей замуж идти будет. Нельзя ей замуж выходить – ее удел быть жрицей. Не мужу она должна принадлежать, а богине моей. Если не покоришься ты воле наших богов и не отдашь Сак-Лоль нашему храму на воспитание – беда придет. Я выращу ее и сделаю «посвященной», кем должна была быть ты… Богиня не гневается, она только требует замены. Вместо себя отдай дочь моей богине Икс-Тэб.
Княгиня с гневным удивлением смотрела на женщину, которая была ее матерью.
Отдать ребенка в развратный нечестивый храм? Даже в страшном сне не могла представить себе княгиня свою дочь на месте матери, такую же полураздетую и порочную. Чтобы ее дочь навсегда погубила свою бессмертную душу? Да ни за что на свете!
– Ты прокляла меня много лет назад, – холодно сказала она матери. – А теперь пришла ко мне спасти мою дочь?
Жрица печально посмотрела на нее прозрачными глазами:
– Я была неправа и пришла просить прощение у тебя. Если бы я не любила тебя, разве я стала бы заботиться о твоей дочери?
Она подошла к княгине, взяла ее за руку, усадила на лавку рядом с ребенком и сама села рядом. Софию-старшую окутал нежный аромат цветов. Рука ее матери была теплой и мягкой. Тяжелые золотые серьги свисали, покачиваясь, до перламутровых плеч. Легкая золотая цепь шевелилась на обнаженной груди.
– Я не верю тебе… – еле слышно простонала княгиня.
– Можешь не верить, но я говорю правду, – глядя на княгиню невыразимо прекрасными ласковыми, но порочными глазами, сказала жрица. София чувствовала, что помимо своей воли подчиняется голосу матери, поддается волшебному обаянию ее светлых глаз и тихому голосу.
– Когда ты сбежала к чужеземцу, русскому осману-варвару, думаешь у меня не болело сердце за тебя? Я молилась нашим богам за тебя, чтобы отвели они беды от тебя, чтобы послали тебе исцеление и прозрение от греха, вернули к семье…
– Хватит! – вдруг крикнула княгиня, проводя ладонью по глазам и отгоняя наваждение от слов и улыбки матери. – Дочь моя крещена по православному обычаю и богине твоей я ее не отдам. И имя ее – Софья!
Воцарилось долгое молчание. Жрица, все так же нежно улыбаясь, сидела тихо рядом с ребенком и поглаживала точеными белыми пальцами с розовыми ноготками широкие золотые браслеты, которыми были украшены ее руки от запястья до локтей. А княгиня не могла оторвать взгляда от своей матери: от ее молочной стройной шеи, плавно переходящей в красивую грудь с земляничными сосками, так бесстыдно выставленную всем напоказ, от тяжелых пепельных волос, свободно падающих на точеные плечи, от маленьких, почти детских ступней, обутых в позолоченные сандалии. Грех, грех в виде прекрасной полуобнаженной юной женщины сидел перед ней!
– Я предупредила тебя, Сак-Лоль, девочка моя, но решать тебе, – наконец сказала жрица. – Помни, я люблю тебя и прошу прощения за свои злые слова. Я очень люблю тебя. Ты знаешь, где меня найти.
Жрица поцеловала дочь, ласково коснулась румяной щечки ребенка розовыми пальцами и тихо вышла. Только сладкий и дурманящий запах цветка, название которого никак не могла вспомнить княгиня, остался витать в комнате и напоминал, что приход жрицы был явью, а не сном…
Глава VII
Вторник
На следующий день поздним утром прямо в гостинице мы арендовали разбитый джип и, осторожно захлопнув ветхие дверцы, порулили к месту проживания Линды и Майка.
