Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вещи думали, разговаривали, и нам открывался незнакомый и волшебный мир. Но иногда он вдруг становился похожим на мир людей. Одни вещи были добрые и умные, другие — тупые, косные и завистливые: на них словно проецировались черты человеческого характера. Но главное — от людей часто зависела их жизнь.
Так оживал их мир под волшебным пером Андерсена. И Ламорис, подобно сказочнику, — но уже волшебной камерой — оживил шар, который до него никто не оживлял; он дал шару жизнь, создал его мир, его свойства — не спроецированные с человека или животного, а собственные, индивидуальные, принадлежащие только воздушному шарику, естественные для него…
Шар не мог говорить, но он мог летать, летать, куда захочет, и он ждал у окна Паскаля, и он спустился к Паскалю по его зову.
Шар не зависел пока от людей, он летал сам по себе, мог подниматься и опускаться, мог играть с Паскалем.
Когда Паскаль захотел, как накануне, взять Шар за его мягкую белую тесьму, Шар сделал неуловимое, грациозное движение, и Паскаль промахнулся. Паскаль снова потянулся к Шару, но Шар, словно дразня его, чуть–чуть отлетел в сторону. Тогда Паскаль сделал вид, что не замечает Шар, и пошел вперед. Шар тихонько и послушно полетел за мальчиком, но когда Паскаль быстро повернулся, ему не удалось перехитрить Шар: Шар упорно не давался в руки Паскалю. Он играл и в игре, казалось бы, одерживал верх. Но только до тех пор, пока Паскаль не прятался за углом. И тут, без Паскаля, которого он потерял из виду, Шар оказывался совершенно одиноким и беззащитным. Он становился растерянным, неуверенно летел в одну сторону, в другую, пока не попадал в руки Паскаля; и словно радостные блики играли на его кожице: он пережил небольшой испуг и теперь был счастлив не менее, чем Паскаль.
Это начался удивительный процесс — не дружба, нет. Дружба будет потом показана в фильме не менее удивительно. Началось то, что Ламорис открывает нам заново, что происходит между человеком и человеком, человеком и собакой, человеком и птицей, — словом, между двумя живыми существами; что присутствовало во многих произведениях, но сначала у Экзюпери в сказке «Маленький принц», а потом у Ламориса в фильме «Красный шар» стало как бы целой философской категорией: начался процесс приручения.
«Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков, — говорит Лис Маленькому принцу. — И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете».
Это приручение оживляет Красный шар, наделяет его характером, способностью понимать человека, способностью любить. Оно дает способность любить, способность отвечать за другого маленькому Паскалю.
Это взаимное приручение, когда каждый отдает другому свою душу.
Мальчик мечтал о друге, о дружбе, о волшебном чувстве. И к нему пришла сказка, мечта, выраженная непохожим ни на один в Париже воздушным красным шаром. Мальчик отнесся к этому просто и естественно. Ни на секунду не удивившись, он влез на фонарь и отвязал шарик. И так же не удивился он, когда увидел, что шар понимает его, следует за ним, играет с ним.
А шар пришел из сказки к человеку, к мальчику Паскалю, у которого не было друга. И Шар ничему не удивился — ни тому, что Мальчик отвязал его, ни тому, что не бросил у трамвая, ни тому, что не отдал дождю.
И так, естественно и просто, переходило это приручение в дружбу. Вот снова — остановка трамвая. Но теперь Паскаль знал, что ему делать. Он выпустил Шар, сел в трамвай, и на улицах Парижа можно было наблюдать удивительное зрелище: за трамваем, лавируя между проводами и прохожими, свободно, как сама мечта, летело светлое воздушное пятно.
И снова кто–то поднял голову, но заторопился дальше. А больше Шар никто и не заметил.
Мальчик был способен к восприятию сказки — и он увидел ее. Оглянитесь — и вы тоже ее увидите! Но прохожие уже ничего не могли увидеть.
Экзюпери писал в «Земле людей»:
«Я прислушался к разговорам вполголоса. Говорили о болезнях, о деньгах, поверяли друг другу скучные домашние заботы. За всем этим вставали стены унылой тюрьмы, куда заточили себя эти люди…
Старый чиновник, сосед мой по автобусу, никто никогда не помог тебе спастись бегством, и не твоя в том вина… Ты не желаешь утруждать себя великими задачами, тебе и так немалого труда стоило забыть, что ты — человек… Никто вовремя не схватил тебя и не удержал, а теперь уже слишком поздно… Ничто на свете не сумеет пробудить в тебе уснувшего музыканта, или поэта, или астронома, который, быть может, жил в тебе когда–то».
Экзюпери почувствовал все это, когда в автобусе, везущем его на аэродром, смог соразмерить жизнь, случайным свидетелем которой он оказался, с жизнью, которая предстояла ему в его первом полете.
В фильме Ламориса Красный шар выявил все то, что в людях заглохло, угасло…
А в Паскале живет будущий поэт или музыкант. И это тоже обнаружилось при появлении Шара.
И второй раз Мальчик опоздал в школу. Он тихонько проскользнул в дверь и встал в конце шеренги ребят, а Шар перелетел через стену и так же тихонько остановился около Паскаля.
Но Шар, такой странный ученик, вызвал переполох среди детей; вдобавок Паскаль опоздал, и директор школы, заперев Паскаля в свой кабинет, отправился по каким–то делам к инспектору.
Шар легко коснулся стенки, сквозь которую он уже не мог попасть к своему другу, и начал неотступно преследовать директора. Странная и забавная картина предстала глазам прохожих: сухопарый, одетый во все темное человек со скучным и постным лицом то подпрыгивал, пытаясь схватить шарик, то делал вид, что шар не имеет к нему отношения; наконец, дойдя до мэрии и прервав разговор с инспектором, долго и удивленно смотревшим ему вслед, директор, равномерно ускоряя шаг, кинулся к школе.
Так Шар освободил Мальчика.
А потом Шар и Мальчик попали на знаменитый Блошиный рынок. Там Шар, пролетая мимо большого зеркала, вдруг впервые увидел себя и, кажется, остался собой доволен. Как человек, он то отлетал, то подлетал к зеркалу, даже коснулся его один раз, внимательно оглядывая себя со всех своих круглых сторон.
Паскаль же остановился перед картиной, на которой была изображена такая же маленькая, как и он, девочка, с обручем. Обруч был круглый, и рамка картины — круглая; рядом с девочкой росли цветы, и все это создавало впечатление гармонии и покоя, давно прошедших.
Может быть, раньше Паскаль и захотел бы дружить с этой девочкой, а теперь у него есть Шар, который тоже стоит себе (или висит?) рядом с Паскалем и смотрит на картину.
А потом они пошли дальше и встретили по дороге маленькую девочку (она напоминала девочку с картины) в белом воздушном платье, но уже не с обручем, а с шариком в руке — голубым шариком, маленьким, чуть овальным, нежным… Паскаль даже и не посмотрел на девочку, шарики же коснулись друг друга, их веревочки спутались, запутались; когда Паскаль распутал их и пошел дальше, он думал, что его Шар летит за ним. И Шар полетел было сначала за Паскалем, но потом задумался, заколебался и неуверенно повернул в сторону удаляющегося голубого шарика девочки, догнал его, коснулся, словно что–то сказал, и после этой легкой измены вернулся к своему другу.
Так в большом городе, среди тесных каменных стен и спешащих прохожих, продолжалась эта «история одного ребенка и шара, история их дружбы, смысл которой может быть полностью отражен лишь в воображении поэта и ребенка», так продолжалась эта «волшебная сказка без волшебников», — сказал бы Кокто…[20]
А Мальчик с Шаром уже шли к дому, но недалеко от дома их поджидала толпа мальчишек.
В Париже сотни шаров — белых, голубых, желтых, зеленых; овальных, продолговатых, больших, маленьких; но они, мальчишки, давно заметили и ждали именно этот — Красный шар.
Какое чувство владело ими? Наверно, не просто бессмысленная жажда разрушения. Нечто большее. Наверно, это ненависть. К прекрасному. К отличному от них. К недоступному их пониманию. К тому, что двое нашли друг друга. К сказке, которой они лишены. К человеческому чувству, превращающемуся мало–помалу в чувство волшебное. К поэзии, к которой мир прозы всегда агрессивен.
И Паскаль сразу понял, что ничего хорошего Шару не будет. Он схватил Шар и повернул в другую сторону, но и оттуда бежали мальчишки. Тогда он выпустил Шар. И Шар тоже как будто все понял. Он взлетел высоко вверх, и когда Паскалю удалось проскочить между мальчишками и оставить их позади себя, Шар спустился, и они на этот раз благополучно добрались до дома.
Так кончился второй день знакомства, приручения и дружбы Мальчика и Шара.
Наступил третий день.
Было воскресенье, и одетая в черное мама повела Паскаля к обедне.