Некоторое время я стояла и смотрела на мертвого разбойника, не в силах сдвинуться с места. Его вид неприятно всколыхнул во мне память о Беше. О Беше, который вот так же умер от клыков зверя и так же лежал с разорванным горлом… Только когда теплые губы Ветра ткнулись мне в ухо, я очнулась.
– Уйдем отсюда, – сказала я жеребцу, прижимаясь щекой к его морде.
И чуткий Ветер увел меня вслед за вулхом.
В конце концов мне удалось и отдохнуть, и искупаться – все, как было задумано. Только не сразу.
Сначала я распрягла коня и велела ему найти себе корм по вкусу, но далеко от озера не уходить. Судя по тому, как Ветер вел себя при стычке с разбойниками, в таких делах ему вполне можно доверять.
Вулх за то время, что я возилась с упряжью и поклажей, успел окунуться в озере, и улегся на берегу в тени раскидистого старого клена. Он лежал на боку, как уставшая собака, и тщательно зализывал рану на правой передней лапе. Проходя мимо, я нахмурилась. Рана была не слишком серьезной, однако пару дней вулху будет трудно угнаться за жеребцом. А времени у нас было в обрез.
И я по-прежнему не знала, где находится У-Наринна. А спросить пока не у кого.
Даже мой лже-проводник, судя по всему, знал путь только до разбойничьей засады. Интересно, кстати, где он? Уж я бы ему сучья пообломала! Или корни пооткручивала…
Меня ждала неприятная работа. Нужно было обшарить трупы. Некоторое время я раздумывала, не стащить ли их затем в какой-нибудь овражек и не привалить ли ветками, но быстро решила, что разбойники этого не заслужили.
Вот только того, который упал в озеро, я вытащила с мелководья и отволокла подальше от берега – но заботилась я при этом не о трупе, а об озере. Нечего воду запоганивать.
Мокрый покойник был тяжелым, как лошадь. У меня сразу заныло ушибленное стрелой плечо. Вот Чистые братья все о душе спорят – что это за штука и какая она из себя. Как по мне, так душа должна быть чем-то вроде воздушного змея, который человека все время вверх тянет. Потому что когда душа улетает, тело сразу становится куда тяжелее.
У этого бездушного тела ничего ценного не оказалось. Пригоршня медных монет в поясе, серебряная серьга с выковырянным камнем в ухе да плохонький железный нож за голенищем. Я хмыкнула и отправилась искать остальных мертвецов.
Было их не пятеро, как я думала. Было их шестеро. Четверых прикончил вулх, одного я, а еще один успел вытащить из-под ребра мой метательный нож и умер сам. Ну, то есть тоже от моей руки, но не сразу. Он прополз еще с десяток шагов, умирая. Я с трудом вынула гурунарский нож из его окоченевших пальцев, и мне задним числом стало не по себе.
Шестеро разбойников, злобных и упрямых, как крысы. Которые до самой смерти пытаются нанести противнику удар. Мда-а, теперь я знаю не понаслышке, какие люди живут в Диких землях. Одна бы я с этими шестерыми могла и не управиться. Уложила бы двоих-троих, была бы ранена, оказалась бы в плену… убить-то они меня сразу не убили бы, решили бы сначала это… попользоваться. Синим утром их, конечно, ждала бы неприятная неожиданность – да и кому ж приятно вместо раненой и связанной девки узреть целехонькую и свободную от пут карсу? Но до заката Четтана мне бы приходилось несладко… В общем, спасибо вулху.
Пять трупов я обыскала и не обнаружила ничего полезного. Признаться, я надеялась найти у кого-нибудь в поясе или за пазухой что-то вроде путеводного пергамента или дощечки с обозначением хотя бы некоторых дорог и деревень. Разбойники, конечно, эти места и так знали, но вот у торговых людей, нападениями на которых они, судя по всему, промышляли, путевые рисунки вполне могли быть. А раз могли быть, то разбойники их отобрали бы вместе со всем остальным – или я ничего не смыслю в этих людишках. Но никаких рисунков я не нашла.
Впрочем, оставался еще один труп – того самого разбойника с мечом, которого вулх загрыз у меня на глазах.
Я с сожалением оглядела затоптанный ельничек, где разыгралась последняя схватка. Сломанные елочки мне было по-настоящему жаль – в отличие от убитых людей.
Судя по одежде, а особенно – по добротным сапогам, этот разбойник был главарем. Труп лежал на левом боку, и подстилка из хвои прошлого круга под его головой потемнела от впитавшейся крови. Я ногой перевернула мертвеца на спину.
Тьма и демоны! Когда мерзавец напал на меня, я, понятное дело, смотрела в основном на его меч. А теперь я увидела ножны от этого меча и тихо ахнула.
Если бы на стол в доме Беша вместо общих глиняных лоханей поставили каждому серебряную тарелку, тарелки смотрелись бы не так дико, как эти ножны. На трупе лесного разбойника они выглядели неуместными до нелепости.
Я развязала ремешки, которыми ножны крепились к поясу, и дивная вещь оказалась у меня в руках. Я повертела ножны так и эдак, любуясь работой неизвестного мастера. Провела пальцем по бархатистой коже. Луч Четтана проник сквозь листву, вспыхнул пронзительно-красным на металлической оковке ножен и бросил яркие блики на сдержанный коричневый тон кожи.
Я потянулась за лежащим тут же мечом и сразу поняла, что ошиблась – меч, с которым набросился на меня разбойник, не имел никакого отношения к этим ножнам. Это был грубый восточный клинок, размерами короче и шире ножен. Судя по царапинам на крестовине, его вообще носили просто в кольце у пояса.
Оковка у ножен была необычная. Каждому из трех стальных колец, охватывавших ножны, сопутствовало такой же ширины серебряное. Стальные кольца были совершенно гладкими, серебряные же покрывала тонкая резьба. В узорах странным образом сплетались листья дуба, клена и винограда; незнакомые мне символы, среди которых главенствовал круг; цепочки звериных и человеческих следов. Каждое из колец несло свой собственный рисунок.
Самой широкой была оковка устья. Я присмотрелась к ней повнимательнее. Показалось мне, или в сплетении узора на самом деле мелькнул рисунок букв?
Поворачивая ножны, я медленно читала надпись, сделанную на древнем языке. Вот и пригодилось мне знание письменности хорингов, которым невесть зачем поделился со мной старина Унди Мышатник, упокой его Тьма. На серебряном кольце было вырезано всего одно слово, но я для верности перечитала его трижды.
Древний язык хорингов – штука сложная. Слова в нем значат совсем не то, что у нас. В одно слово вмещается столько всего, что и не перевести. Надпись на ножнах значила примерно следующее: «спешу оказаться тогда и там, где я нужен». Некоторое время я пыталась разгадать ее смысл. Что вообще можно написать на ножнах? Изречение? Не похоже. Может быть, имя меча? Тогда как же его назвать одним словом по-нашему – «Спешащий»? Или «Быстрый»? Нет, неверно. Тут речь не только о быстроте…
«Спешить» по-хорингски дословно будет «бежать впереди». Тогда, тогда… Вертится на языке, а не дается!.. Вот! Нашла. «Опережающий».
У меня за спиной раздался громкий треск и шорох. Я рывком обернулась, готовая увидеть все, что угодно.
Но только не то, что предстало моим глазам. То есть, конечно, Корняга рассказывал, как ему пришлось выкапываться из земли. Но одно дело слушать вполуха всякие байки и совсем другое – видеть это собственными глазами.
Тот самый пенек перед ельником, что подвернулся мне под ноги, когда я уворачивалась от разбойничьих стрел, скрипел и раскачивался, при каждом движении накреняясь все сильнее. Наконец пеньку удалось вытащить из-под земли один жилистый корень, которым он и принялся раскапывать остальные. Через пару минут Корняга целиком оказался на поверхности. Он встряхнулся, как собака после купания, – только от него во все стороны полетели не брызги воды, а комочки влажной земли – и открыл свои черные глазки-ягодки.
Некоторое время мы смотрели друг на друга молча. Почему-то я на него уже не сердилась. Наверное, все-таки трудно по-настоящему сердиться на пень, даже говорящий. Но и продолжать наше знакомство мне не хотелось.
– Брысь отсюда, – сказала я. – Только скажи: ты про все врал или не про все?
Корняга обиженно заморгал.
– Я правду рассказывал, – проскрипел он.
– А про У-Наринну?
– Про что? – искренне удивился Корняга.
Я мысленно съездила себя по уху. Ведь могла же еще тогда расспросить его подробно! Попалась на такую простую уловку, что теперь перед собственной задницей стыдно.
– Про то, что знаешь дорогу в Каменный лес.
– Врал, – скрипуче вздохнул Корняга. – Не знаю я дороги в Каменный лес.
Все это время он понемногу двигался в мою сторону и уже подобрался довольно близко. Осмелев от того, что я его не особенно гоню, корневик потянулся к ножнам у меня на коленях:
– А это что, госпожа?
Я даже руку отдернуть не успела. С серебряных колец сорвались искры темного огня и понеслись к Корняге. Вспышка полоснула по глазам, а Корняга тотчас завопил жалобно и пронзительно:
– Ой! О-ей! Ой-ей-ей!
– Лезть не надо было, – сердито сказала я.
– Я ж не знал, что магия, – прохныкал Корняга, торопливо отползая подальше от ножен. – А меня раз – и в глаз. За что?
