— Когда человек ни в чем не нуждается. Все хорошо.
— Тюрьма дала что-нибудь хорошего?
— Тюрьма научила размышлять. Понимать людей, определять, с кем лучше иметь дело, с кем нет. Еще дала самостоятельность. На воле все делала мать: стирала, готовила, здесь научился сам. Сообразительность появилась.
— Ты помнишь свое самое яркое впечатление в жизни?
— Когда в Астрахани с отцом отдыхал. Мне тогда четырнадцать лет было. Еще батя был жив, — парень уткнул глаза в стол. — Рыбачили, раков ели…
— Рома, а в женщинах, что больше всего ценишь? — сменил я тему, не давая молодому раскиснуть.
— Фигуру, красоту, — оживился скинхед. — Чтобы не была слишком тупая и не слишком умная. С тупой не о чем разговаривать, а умная — высокомерная.
— Политические убеждения есть?
— Сейчас нет. За те, которые были, я сижу. Привели они к тюрьме и трупам. С нелегальной иммиграцией надо бороться по-другому. Не чурки виноваты, а государство. Здесь я встречал хороших людей нерусских, которые разделяли мою точку зрения.
— А цель какая сейчас в жизни?
— Отсидеть достойно свой срок. Получить в лагере профессию, освоить быт. Выйти состоявшимся человеком с профессией и образованием.
— Что такое для тебя свобода?
— Бесценное сокровище, что не осознавал раньше, не ценил, пренебрегал. Считал, что так будет всегда.
— Что самое желанное на воле?
— Увидеть маму. Прогуляться в лесу. Подышать сосновым воздухом.
— Какое у тебя самое большое разочарование в жизни?
— Раньше думал, что друзья — это на всю жизнь, выручат, помогут. Попав в тюрьму, понял, что, кроме мамы, бабушки и тетки, никому не нужен.
— Как оказался во всем этом?
— Сам виноват. Если и нужно было бороться, то не с ними. Если кого и мочить, то не работяг, а тех, кто принесли страдания России. Надо было валить тех, кто насилует женщин, продает наркотики, оружие, что привело ко взрывам домов.
— Мечта есть?
— Нет никакой мечты.
— Какое у тебя самое любимое место?
— В Москве — район Измайлово, я там детство провел. Чистый, красивый район. Сиреневый сад: там раньше фонтан был, сейчас кто-то сломал, грязи много, бутылки. В России мне очень нравится озеро Селигер, отдыхал с родителями. А в мире я не был.
— А еда у тебя какая самая любимая?
— Мама готовила шарлотку. Это пирог из яблок. И мясо под сыром, очень вкусное.
— Сколько нужно денег для счастья?
— Миллион долларов, за эти деньги можно осуществить любую мечту и желание.
— Живность дома была?
— Кошка, Белкой звали. Я ее любил.
— Где бы хотел жить?
— Наверное, в Германии. Мне там архитектура нравится. Дома с черепицей, храмы католические. Есть такой город Дрезден, очень красивый. У меня там отец служил. Я фотки видел.
— Кто такой Путин?
— Президентом был, сейчас премьер. Человек из спецслужб, поэтому власть в России принадлежит милиции, ФСБ. Короче, мусорам. И они занимаются беспределом. И столько гастарбайтеров в России им выгодно, так же как и наркотики. Они обладают возможностями решить вопрос за два дня, но не хотят.
— А Медведев кто такой?
— Путинская марионетка.
— На выборах за кого голосовал?
— За «Единую Россию». Я боялся, что, обвиняясь в таких серьезных преступлениях, когда буду писать помиловку, Путин скажет: «Вот ты, милок, за „Единую Россию“ не голосовал, а хочешь помиловку»…
В тюрьме чувство жалости приходит редко. От жалости отвыкаешь, довольствуясь ее суррогатом — презрением. Презираешь безволие, панику, малодушие. Презираешь арестантов, сдавшихся ментам, беде и болезни. Презираешь сломленных, раздавленных и трусливых. Да и трудно здесь кого-то жалеть. Обычно жалеют животных, но из домашних здесь только мусора. Еще жалеют женщин. Иногда встречаются на этапах, но их мало. Гюго писал:
«Быть женской плотью не значит быть женщиной».
Много этой женской плоти: грязной, червивой, похабной. Высушенные водкой тетки или словно на дрожжах замешанные бабищи, а женщин мало… Хотя в этом смысле тюрьма не исключение. Кого еще жалеть, не опошляя святое сострадание коростой презрения? Может, этого мальчика, этого сироту, который живет памятью об отце и маминой шарлотке, который нервно щелкает пальцами и полночи смотрит в потолок хрустальными от слез глазами?..
Чтобы избавить паренька от насилия собственных мыслей, мы с Латушкиным решили поставить его на лыжи образования и здоровья. Два часа спорта в день Роме оказались вполне под силу. Однако встал вопрос, как приучить скинхеда к материям одухотворенным? Книги Рома не тянул, вымучивал за неделю страниц тридцать и стыдливо возвращал литературу обратно. Тогда было решено начать со стихов. На удивление живо Ромка взялся за зубрежку «Евгения Онегина». Первая строфа на мысль, непривычную к движению, ложилась в течение двух дней. И вот маленькая победа — строфа далась четко и с расстановкой. Чуть было не сорвалось из памяти продолжением
«какое низкое коварство…»,
но, три раза прощелкав пальцами, Рома продолжил:
«полуживого забавлять,ему подушки поправлять,печально подносить лекарства,вздыхать и думать про себя:когда же черт возьмет тебя»…
Мозг, как мышца, требует разминки и атрофируется застоем. Уже дней через десять Рома с легкостью и азартом проглатывал обороты типа
«потолковать об Ювенале,в конце письма поставить vale,да помнил, хоть не без греха,из Энеиды два стиха»…
Непонятно, с чего Ромка выматывался больше, то ли от поэзии, то ли от физнагрузок. Но по ночам он стал спать крепко, реже щелкал пальцами, душой согрелся. Увы, не прошло и трех недель, как Рому заказали с вещами. Грабовой облегченно вздохнул, а нам не хотелось его отпускать.
Через несколько часов после того, как увели Кузина, тормоза вновь впустили нового соседа.
— Принимайте особо опасного! — усмехнулся продольный прапорщик.
В хату вошел подросток, словно из мультика «Ивашка из дворца пионеров». Интеллигентно-растерянное выражение лица усиливали очки в тонкой черной оправе. Роста среднего, пухловат, что подчеркивало его безобидность. В телосложении и лице больше детскости и женственности, чем мужества. Казалось, все его движения стеснены природной скромностью и строгим материнским воспитанием. Он постоянно щурился, указательным пальцем поправляя дужку очков, то и дело сползающую по носу.
Парнишка вошел в камеру, как входит студент-первокурскник на первую в своей жизни лекцию: робея, смущаясь, пытаясь спрятать робость и смущение за показушной строгостью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
