— Нет, — ответила Мира. — Завтра нас здесь не будет. Нам ведь пора, правда, Артур? Мы уедем сейчас же.
— Зачем спешить? Врач велел выспаться. Номера есть. Чехи приедут только к вечеру, я их как-нибудь расселю.
— Не могу.
— Пусть у тебя возьмут интервью журналисты. Я буду свидетельствовать… Меня здесь знают, — убеждал хозяин. — Мы должны найти научное объяснение феномену. Оно должно быть.
— Оно есть, — согласилась Мира. — Но если мы увлечемся такой наукой, историю Парижа придется писать сначала. Историю Земли придется переписывать каждый день.
Было раннее утро, когда графиня Виноградова угомонилась в постели, продолжая держаться за руку Артура.
— Мы же уедем? — спрашивала она засыпая. — Ты только не отходи от меня. Пообещай, что не уйдешь, — просила она. — Даже если засну, сиди рядом.
Когда солнечные лучи вскарабкались на подоконники Монмартра, Мира с ужасным криком вскочила с кровати. Ей почудилось, что бомбы падают на Париж среди ясного неба.
— Это телефон! Телефон! — успокоил ее Артур. — Просто звонит телефон. Наверно, горничная хочет спросить, когда ей убирать в номере.
— Скажи, что мы уже съехали, — попросила Мира. — Мы же, правда, уедем! Сегодня! Сейчас же!
Артур взял трубку.
— Даниель, — сказал он. — Тебя…
Мира осторожно поднесла трубку к уху.
— Мирей, — услышала она взволнованный голос, — как хорошо, что я тебя застал! Ты не поверишь!
— Что еще произошло? — прошептала Мира.
— Произошло! Именно произошло! Я встретил Ханта. Сегодня утром на телевидении!
— Что ты несешь?
— Честно! Прямо в гардеробе. Он стоял с компанией итальянцев. Я бы… — задыхался Даниель от волнения. — Я бы, наверно, его не узнал, и не подумал бы… Мирей, представляешь, я поздоровался. Сам не знаю, что на меня нашло. Я подумал, не убьют же меня, если я поздороваюсь…
— Ну, и?
— Он тоже поздоровался. Я передал ему привет от тебя. Мирей, ты не поверишь! Он в лице изменился. Побледнел. Я думал, в обморок упадет…
— Да что ты?!.. И что сказал?
— Отвел меня в сторону, закурил, сказал, что говорил с тобой вчера утром. Что все это время не может отвязаться от мысли о тебе. Он сказал, что ты — ведьма.
— А ты?
— Я сказал, что никогда в жизни не встречал таких женщин, как ты. Что ты, скорее, ангел из какого-то непознанного мира.
— А он?
— Он сказал, что ты до смерти запугала его агента. Что ангелы до смерти не пугают. Что Кауфман теперь в лучшем случае останется заикой.
— Что он, старый дурень, понимает в Ангелах? Говори, Даниель, говори…
— Ну… он расспрашивал о тебе, просил рассказать все, что я знаю. А что я знаю? Ничего я о тебе не знаю, Мирей. Ты же так и не рассказала. Я сказал, что мы сидели вчера в ресторане, что ждали его, потом немного прогулялись. А он сказал, что завтра уезжает в Рим. Ты права, он классно говорит по-итальянски. К тому же раскусил мой акцент с первой фразы.
— Ну и что?
— Он дал мне визитку. Это что-нибудь значит?
— Визитка? Не знаю. Это значит, что он напечатал их свежую партию, и дарит всем подряд. Он написал на визитке что-нибудь от руки?
— Не знаю. Не помню. Я ее еще не смотрел.
— А твой телефон спросил?
— Да. Вернее, я сам предложил. Зря я это сделал?
— Лучше было дождаться, когда спросит.
— Его звали итальянцы, он опаздывал куда-то. Я подумал: сейчас он уйдет, а я не решусь ему звонить сам…
— Он куда записал твой телефон? В блокнот или на бумажке?
— В блокнот. Это важно?
— Ха-ха, Даниель! Ты попался! Еще как важно!
— Мирей, нам надо встретиться…
— Но я уезжаю…
— Нет, — взмолился Даниель. — Мирей, ты не можешь оставить меня сейчас! Ты не бросишь меня в Париже наедине с Хантом. Прошу тебя!
— Но я не могу…
— Что мне делать, скажи? Мне звонить ему или нет?
— Ни в коем случае. Сам позвонит!
— А если не позвонит?
— Ты не знаешь Ханни, а я знаю, поэтому говорю тебе точно, позвонит! Немножко потянет время, потреплет нервы. Ему нужно созреть для звонка. Не вздумай звонить сам, если не хочешь иметь дело с заикой Кауфманом. Даже если на визитке его настоящий телефон, все равно, дождись, когда сам позвонит.
— Мирей, если у тебя кончились деньги, можешь переехать ко мне вместе с барбосом. Комната Кристины незанята. Я буду вас кормить и выгуливать. Только не уезжай.
— Если я останусь, тебе придется заново учить историю и архитектуру Парижа.
— Вот и прекрасно, я обожаю историю и архитектуру.
— Милый мой Даниель, — слезы потекли из глаз Миры. — Я люблю тебя.
— Мирей, останься. Хочешь, на колени встану? Собственно, я и так стою на коленях.
— Милый мой Даниель, — повторила она. — Я не оставлю тебя. Я всегда буду с вами, потому что у меня кроме вас никого… Кроме тебя и Ханта. Нет никого дороже на свете. Я всегда буду с вами… Не бойся ничего. Он позвонит, все будет замечательно.
— Мирей! Я, правда, еще не встречал таких женщин, как ты.
— Твое счастье, — ответила Мира. — Если встретишь, беги от них со всех ног. И еще… Даниель, пожалуйста, береги Ханни…
— Но я без тебя…
— Это несложно. Ты просто люби его. Он все простит, если ты будешь его любить, но если поймет, что ты с ним из жалости или корысти, его сердце будет разбито.
— Мирей!..
— Целую тебя, мой ужасный мальчишка. Я всегда буду вас любить. Я всегда буду с вами, — произнесла графиня и положила трубку.
— Что он сказал? — спросил Артур. — Мы остаемся в Париже?
— Ни в коем случае.
— А чего ты ревешь опять?
— Я реву?
— Но не я же…
— Господи, Артур, какая все-таки жизнь интересная штука, — призналась Мира. — Гораздо интереснее, чем я о ней думала.
Глава 7
Оскар Шутов выписался из больницы и сошел с ума. Он перестал ходить на работу и принимать гостей. В его квартире появились чертежи и рисунки сложных геометрических тел, его жизненное пространство заполонили осветительные приборы, больше пригодные для театральных сцен и съемочных декораций. На больничном ложе Оскара Шутова осенила идея, способная оправдать его земное бытие и прославить имя после смерти. Склянка от капельницы, подвешенная над головой, сдетонировала в сознании гениальным решением проблемы, над которой он бился в последние годы.
Прозрачный раствор растекался по венам больного, в склянке играл свет… Оскар вспомнил лазерный луч и представил себе кристалл. Так ясно и просто, что в его больной голове все разом встало на место: и принцип вращения жидкости в чаше Греаля, и мощь неизвестного оружия, которое сразило его и выжгло дотла сарай. Еще в больнице Оскар Шутов представил себе форму кристалла, который, при прохождении света, мог бы дать сильный магнитный эффект. Не просто умноженный, а возведенный в степень, поскольку световая волна, сформированная таким кристаллом, переходила в частоты дехронального поля. Оскар понятия не имел, на каких частотах «работает» дехрон, но рассчитал эффект и не поверил глазам. В металлической трубе с двумя камнями, резонирующими световой поток, он получил мощность ядерного реактора. Идея была достойной фантастического романа, но не научной работы, поэтому о проекте не знал никто. Даже Учитель был посвящен в дела лишь на общем, поверхностном уровне. Оскар работал над геометрией кристалла, его мозги кипели, его оптимизм день ото дня убывал и нарастал с ужасающей амплитудой. Его масштабный проект требовал экспериментальной лаборатории, и соответственно, огласки, к которой молодой ученый не был готов. Сначала ему было страшно от грядущего позора, потом от перспективы увековечить себя в открытии, которое положит начало новой эры технического прогресса. Эффект давление фотона в физике только начинал воплощаться в прикладных науках. Никто не догадался усилить этот эффект до мощности сверхоружия, по сравнению с которым лазер покажется солнечным зайчиком. Оскар боялся своего открытия, цепенел от страха при мысли, что из черной дыры, которую он пробьет в стене квартиры, повалит нечисть, почище Слупицких мертвецов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
