— В таком случае, — терпеливо ответил Линкольн, — советую использовать их на полную мощность. Причем, чем быстрее, тем лучше. Пока с тобой еще остается хоть немного людей.
Поначалу дезертиры проникали на плантацию Гаса Свенесгарда поодиночке и парами, затем стали появляться более крупными группами. Гас, подозревая подвох, первых расстрелял, но потом осознал, что именно происходит, и стал отправлять их в тюрьму, сооруженную на скорую руку. Кончилось тем, что он допрашивал пленников в холле своего отеля.
С самого начала не вызывало сомнения одно. Все дезертиры страдали тем или иным расстройством психики, причем, у некоторых наблюдалась ярко выраженная галлюцинаторная параноидная шизофрения.
Самой распространенной галлюцинацией было убеждение, что Перси Х не захвачен, а по–прежнему руководит, скрываясь в горах, или что он каким–то чудом бежал и вернулся в горы. Для пущей уверенности Гас позвонил в Осло и переговорил с доктором Балкани. Психиатр уверил его, что и Перси Х, и Джоан Хайаси по–прежнему пребывают под замком.
— Значит, им просто хочется так думать, — пробурчал себе под нос Гас, вешая трубку.
Прочие иллюзии поражали разнообразием и отсутствием единой картины. Единственным «типичным» случаем мог служить Джефф Бернер, некогда капитан в разношерстной армии Перси Х.
После того, как в холл привели Джеффа, Гасу не понадобились способности телепата, чтобы немедленно определить — это старый опытный вояка.
— Ты Джефф Бернер? — спросил Гас, прикуривая сигару и удобно разваливаясь в мягком кресле. Джеффу, само собой, садиться никто не предлагал.
— Так точно, — кивнул мрачный чернокожий.
— Так точно, сэр , — сурово поправил его Гас. «С этими африканцами ничего не добьешься, — сказал он себе, — если не привить им должного уважения».
— Сэр, — покорно повторил Джефф.
— А теперь скажи мне, почему ты сбежал от ниг–партов?
Бывший ниг–парт начал нервно переминаться с ноги на ногу, потом ответил:
— Все из–за этих мысленных проекторов. От них у меня начались всякие там видения.
— Какие именно? — Гас постарался, чтобы этот вопрос прозвучал по–доброму и с симпатией. Он знал: наилучших результатов добиваешься, если обращаешься с нигами, как с детьми, которыми они, в сущности, и являются. «Пусть они воспринимают меня, — сказал он сам себе, — как кого–то вроде доброго отца».
— Да разные. Включаешь, бывало, машину, воображаешь себе что–нибудь, и это вроде как становится реальным. Только… Иногда, когда выключаешь машину, иллюзии никуда не деваются. И ты продолжаешь видеть их… Порой по нескольку дней.
— А ты сам, например, что себе представлял?
Именно этот момент допроса доставлял Гасу наибольшее удовольствие. Каждая история казалась более фантастической, чем предыдущие.
— Понимаете, сэр, — неуверенно начал ниг, — это началось, когда мы с двумя другими бойцами отправились за припасами и провиантом на ферму, что на окраине вашей плантации. В тот раз нам пришлось нелегко, потому что тот фермер, его жена и двое сыновей не давали нам приблизиться, поливая из лазеров. Мы решили, что ваши ребята скоро заметят вспышки, и на нас обрушатся ионокрафты. Вот я и подумал, что неплохо бы было получить какое–никакое подкрепление с помощью этой самой машины иллюзий — всего–то какой–нибудь десяток–другой человек, чтобы нагнать на фермера страху. И на тебе — эта штука прислала двадцать четыре человека, причем, все они сражались как ветераны, а потом помогли нам донести припасы до базы. Все бы ничего, да вот только мне до сих пор невдомек, как это иллюзия может тащить на себе ящик консервов. А самое удивительное, что когда я отключил машину, эти двадцать четыре человека никуда не исчезли. Они остались со мной в горах и ели, как кони. Да, сэр, буквально, как кони. В принципе, я был не против. Я даже подружился с одним из этих ребят. Он оказался настоящим товарищем. Мы целыми часами болтали с ним, причем он, похоже, знал все на свете. Никогда в жизни еще не встречал такого умного парня. Звали его Майк Монах, он родился и вырос в Нью–Йорке. Майк говорил, что присоединился к Перси Х потому, что никак не мог найти работу. Он, вроде, так шутил, но в этой шутке была и доля правды. Много кто примкнул к Перси потому, что никому больше они были не нужны.
Однажды он спас мне жизнь. Сбил гомотропный дротик, который вел себя так, будто на нем было написано мое имя. После этого я перестал считать его просто иллюзией. Решил для себя, что парень настоящий. Вот. А как–то вечером мы сидели в окопе и трепались, и тут я вдруг заметил, что остальные двадцать три человека куда–то подевались. Ну, я и говорю: «Слышь, Майк, чего это делается–то, а?» А он и отвечает: «Не бери в голову, Джефф, малыш!» Только я вдруг смотрю, а у него ступней нет. Я и говорю: «Слышь, Майк, а что это у тебя со ступнями?» Он и отвечает: «Да ничего, все у меня со ступнями в порядке, ты чего?» И тут я вдруг понимаю, что могу видеть сквозь его ноги. «Слышь, дружище, — говорю я, — а знаешь что? Я могу видеть сквозь твои ноги». А он и говорит: «Да брось ты, приятель». А я говорю: «Слушай, откуда ты все–таки взялся?» А он отвечает: «Я ж тебе говорил, я самый обычный пацан из Нью–Йорка». Только я–то видел, что у него уже вообще нет ног, а сам он весь стал прозрачным. Ну, я и говорю: «Слышь, дружище, куда это ты собрался?» А он и отвечает: «Никуда я не собрался. Куда я от тебя денусь?» Но голос его становился все тише и уже доносился вроде как издалека. Я кричу: «Эй, ты где?» И слышу, тихо–тихо так: «Там, где я всегда был раньше, и буду всегда–всегда бок о бок с тобой, черт ты эдакий». А потом — пуфф! И его не стало. С тех пор я никогда его больше не видел.
— И, значит, — спросил Гас, — после этого ты и дезертировал, да?
— Нет, — ответил Джефф. — Это было уже позже, когда я снова воспользовался машиной иллюзий.
— И зачем же ты использовал ее во второй раз? — удивленно спросил Джефф.
— Ну, а что бы вы стали делать на моем месте, будь у вас эта штука, мистер Свенесгард, сэр? Сделал себе хорошенькую подружку, вот что я сделал.
— Ага, значит, после того, как подружка стала растворяться…
— Нет, сэр. Еще до того как она начала растворяться. Уж поверьте, сэр, это была самая зловредная и капризная из всех женщин, которых я когда–либо встречал! Поверьте, сэр, я вовсе не трус, но это именно она заставила меня дезертировать.
В пещере высоко в горах спящий в спальном мешке человек пошевелился и сел.
— Линкольн! — сурово произнес Перси, протянул руку и потряс спящего товарища.
— А? — сонно пробормотал Линкольн. — Чево–о?
— Я решил, — сказал Перси. — Мы слишком долго оборонялись. Но с тем оборудованием, которым теперь располагаем, мы запросто можем перейти в наступление, вырваться, наконец, из этих гор и перебить пару–тройку чизов.
— Вот и я думаю то же самое, — сонно отозвался Линкольн. — До сих пор с этим новым оружием мы только щекотали им нервы.
— А ты пусти слух, мол, мы скоро применим все новое оружие за исключением Большого Папочки, что хранится в Верхней пещере. Будь я проклят, дружище, приходится признать, что эта штука пугает даже меня. Оставим один день на приготовления, а потом обрушимся на Свенесгарда всеми силами. Если захватим его плантацию, то заполучим и все оружие ганийцев, которое он позаимствовал у червяков, а заодно и множество Томов, которые как только увидят, что мы побеждаем, перейдут на нашу сторону.
А если хоть немного повезет, мы сможем прищемить даже этого червя Меккиса. Я слышал, Меккис практически ничего не делает, только лежит да читает. А все управление территорией Теннесси отдал на откуп Свенесгарду. Стоит захватить плантацию, и мы двинемся дальше, захватывая все более обширные территории. А если ганийцы захотят воспользоваться ядерным оружием, то мы уже окажемся там и там, не будем сосредоточены в одном месте. Все зависит от темпов нашего наступления. И, — закончил он, только уже себе под нос, — от иллюзий.
— Девушка Ниоткуда грядет! — возвестил Оракул.
— А чего орать–то? — огрызнулся Меккис. — Не видишь что ли, я читаю! «Все есть не что иное, как иллюзия, — сказал он себе. — Все мы лишь замкнутые монады, не имеющие ни малейших контактов с окружающим миром. И Балкани доказывает это. В таком случае, зачем мне волноваться по поводу столь бессмысленных фантомов как Девушка Ниоткуда, ниг–партов и Великой Общности? Ведь мир всего лишь картина, и если бы я захотел изменить ее, мне понадобилось бы всего лишь представить, что она изменилась.
Например, захоти я, мог бы представить землетрясение и…»
Все вокруг него вдруг затряслось, ударная волна прокатилась по кабинету, оставив в полу зияющую трещину.
Впавший в истерику Оракул отчаянно верещал, а Меккис с удовлетворением ее разглядывал.
Гас узнал о намеченной Перси атаке от одного из дезертиров за два часа до захода солнца. Как раз накануне ночи атаки. Он тут же отправился в офис администратора Меккиса и заявил, что хочет видеть его.
