– Наверное, ты хочешь знать, кто я такой? – спросил незнакомец, откидывая капюшон, – только блеснули в свете магических фонарей драгоценные перстни на тощих, как костяшки скелета, пальцах.
Моему взору предстала совершенно лысая голова с сухой, пожелтевшей кожей, едва проглядывающей из-под сети контуров, пронизавшей ее насквозь. Кое-где нити легли неровно, уродливо искажая черты. Если в хиконтах еще можно было отыскать хоть какую-то долю привлекательности, свойственной природным существам, то это создание выглядело на редкость отталкивающе.
– Когда-то меня звали Айхерн, – сообщило оно, многозначительно глядя на меня.
Ожидаемого впечатления имя не произвело, но типа это не особо смутило. Похоже, речи, достойные дурной пьесы в площадном балагане, у него имелись на все случаи жизни, и он просто заменил одну заготовку другой. А может, и вовсе сочинял на ходу.
– Я был магом. Мастером ринской школы.
Видимо, что-то такое промелькнуло на моем лице, что заставило перетянутую нитями физиономию собраться в совсем уж неимоверную гримасу, по-видимому, довольную.
– Хорошо, – проскрипел бывший мастер, – очень хорошо. Так я и думал. Ненавидишь магов, верно? Тебе приходится бежать и скрываться, чтобы сохранить свою жизнь, а они сыто едят, мягко спят и пальцем не шевельнули для того, чтобы все это получить?
Совсем недавно я поймался бы на эти слова с потрохами. Именно так я считал большую часть жизни – пока не узнал чародейский мир не понаслышке. Теперь подобные заявления меня лишь насторожили, тем более звучащие из уст мага. Уж он-то прекрасно должен знать, какими горькими приправами сдобрен жирный кусок в тарелке адепта магической школы.
– А знаешь ли ты, что мог быть на их месте? – вкрадчиво поинтересовался Айхерн.
Хвала звездам, уберегшим меня от этой встречи раньше! По второму разу известие о региях, школах и Соринском договоре уже не произвело того впечатления, на которое рассчитывал маг. Интересно, а как он вообще может называть себя «бывшим»? Разве посвящение магической школы – это не навсегда?
– Ну а тебе-то что с того? – буркнул я, выслушав рассказ. – Решил справедливость восстановить?
– Да, – без малейших колебаний отозвался Айхерн. – Понимаешь ли… Мое положение немногим лучше твоего. Бездарные неучи восседают в Совете, заправляя делами школы, тогда как я, величайший теоретик эпохи, вынужден ютиться в пещерах, подобно беглому разбойнику! Да, я жажду справедливости. Я хочу видеть, как падет алатанская ветвь и на руинах ее позора поднимутся те, кого они предали, заклеймив отступниками. Ученики мастера Далаара. Триста лет я жил лишь уверенностью: однажды этот момент наступит. Я нашел способ обмануть время. Изменить свое тело, протянуть куда больше, чем отпущено даже магу. И ты поможешь мне в этой мести, мой будущий ученик.
Хвостатые звезды, даже у нализавшегося вдрызг Промокашки не выходило таких заворотов, хотя по пьяному делу старого мошенника то и дело заносило на величавый слог. Вот только смешно мне не было. Еще мальцом я видал, как подвинулся головой плотник Тар с соседней улицы. Он успел зарубить топором десять человек прежде, чем Пятнистый Кот, тогда еще стройный и шустрый молодой парнишка, метким броском ножа избавил район от разбушевавшегося безумца. Даже представлять не хотелось, на что способен свихнувшийся маг.
– Да, я решил взять тебя в ученики, – продолжил Айхерн, снисходительно и высокомерно. – Я дам тебе печать школы и все наследие Далаара. А взамен ты совершишь мою месть.
Наверное, я бы еще подумал насчет всего остального, но заявление о печати разом перечеркнуло все. Клеймо на ауре навсегда привяжет меня к ящеролюдовой ринской школе. Безумцам не стоит перечить. Особенно таким безумцам. Да вот только терпение никогда не было моей сильной стороной.
– Да пошел ты, – процедил я любимую фразу одноногого стрелка – и исполнил наконец навязчивое желание, благо Айхерн стоял совсем недалеко.
Плевок вышел смачным и метким. Только результата он не достиг. Хладнокровно обмахнув лицо широким рукавом, бывший мастер оскалил в усмешке стесанные зубы:
– Вижу, я не убедил тебя пойти на сотрудничество добровольно. Но это ничего. Скоро ты осознаешь святость возложенного на тебя предназначения. Ветвь Далаара будет жить.
Утверждение не самое убедительное. Но от уверенности в голосе мага у меня по спине пробежал холодок. За этим стояло нечто большее, чем болезненная вера фанатика в исполнение его идей. Айхерн знал, о чем говорил.
– Ритуал я проведу по всем правилам, на рассвете, – заявил маг. – Остаток же дня и ночь ты проведешь в смиренных размышлениях, проникаясь величием оказанной тебе чести.
С этими словами он накинул капюшон, давая понять, что разговор окончен. Передвигался урод на редкость бесшумно, а выход находился как раз за моей спиной. Я долго не мог понять, ушел ли Айхерн или тихо наблюдает, это выводило из равновесия еще сильнее, чем ожидание неведомого.
Кажется, все-таки ушел. И в одном оказался действительно прав: и день, и ночь я провел исключительно в размышлениях. Правда, совсем не о чести с величием. Я ломал голову над тем, как добраться до внешних плетенок, но ничего путного так и не изобрел. Более того, убедился, что дозволенные границы ауры обозначены теперь контурами на браслетах. Неосторожная попытка призвать силу на помощь затекшим, немеющим запястьям отозвалась вспышкой такой боли, что на несколько мгновений я, кажется, потерял сознание. Хорошо, хватило ума не заниматься этим в присутствии Айхерна – то-то веселья было бы уроду!
Через некоторое время уединение мое было нарушено. Два хиконта, похожие на тех, что прикончили мы с Костылем, пришли, чтобы расставить по углам высокие курильницы, распространяющие тяжелый, пахучий дым, напоминающий то ли о храме, то ли о притоне любителей южанки. Хвостатые звезды, еще чего не хватало! Может, курильницы – часть обещанного ритуала, но мне пришло на ум совсем другое объяснение. Похоже, этот Айхерн не просто спятивший урод. Он – хитрый спятивший урод и способен соотнести свои бредовые мечты с действительностью, а это значит одно: дела мои действительно хуже некуда. Если не придумаю, как освободиться в самое ближайшее время, все кончится плачевно. Я глубоко вдохнул, готовясь вновь пробудить силу.
Ящеролюдовы кандалы оказались на редкость действенным средством тренировки. До сих пор я полагал, что в жизни не научусь столь тонкому управлению силой. Уже на третий или четвертый раз я подгонял ауру точнехонько под вплетенные в серебро контуры, волосок к волоску. Вот только проку с того было мало. С таким ограничением силы и мечтать не стоило о том, чтобы выковырять магические нити из металла основы. Протянутые вовне щупы получались блеклыми, слабыми и нестабильными, начиная самопроизвольно рассеиваться где-то на полпути до внешних контуров. Кометы, кометы, кометы! Нет, я не сдамся этому ящеролюдову отродью. Не впаду в отчаяние, не ударюсь в панику. Я жив, пока шевелюсь. Пока не прекращаю бороться, пока тянусь к этим плетенкам…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
