Обязательная остановка в Лионе. Александр не любит этот город, еще сохранивший следы апрельского восстания: «улицы покорежены, дома порушены, мостовые в крови; и уже второй раз за три года возобновлялась эта ужасная борьба, набат которой еще и в будущем разбудит нас. К несчастью, не существует экономической борьбы, подобной мятежам политическим: в политике люди стареют, сознание успокаивается, притязания заживают; в экономике потребности всегда те же и обновляются всякий день, ибо речь идет не о торжестве социальных утопий, но об удовлетворении насущных физических потребностей. Закон не мешает ждать, а из-за отсутствия куска хлеба можно умереть».
Голодный рабочий класс, наглая и непросвещенная буржуазия, «настолько, что двух книжных лавок вполне довольно для удовлетворения нужд второй столицы королевства, а одного большого театра более чем достаточно для удовлетворения ее любопытства». И среди этой пустыни подруга и «собрат» Марселина Деборд-Вальмор, тайно сочиняющая стихи, в особенности те, что славят мучеников-повстанцев; намерение похвально. Александр умоляет Марселину показать ему стихи, она в конце концов соглашается. Он в полном восторге, без малейшей ревности, в поэзии присущие каждому таланты не засчитываются. Случайно оказывается, что в единственном большом театре играют «Антони». Александр никогда не устает смотреть любимую свою пьесу, тем более что здесь Адель играет необычайно хорошенькая Гиацинта Менье. Он возгорается, начинает за ней ухаживать, но тщетно. Последнее обстоятельство приводит его в недоумение. Он возобновляет попытки, забрасывает ее письмами. Он испытывает чувство, доселе ему не знакомое: «Гиацинта, голубушка, никогда бы не подумал, что можно так осчастливить человека, отказав ему во всем <…>. Знайте, что вы осуществили мою давнишнюю мечту об особенной любви среди всех других, любви уединенной, при отсутствующем сердце, но не разуме — одной из тех привязанностей, к которым спешат издалека в момент великого горя или большого счастья».
Он рассказывает о своем разочаровании в Иде: «Вскоре я заметил, что ее любовь, столь же громоздкая, как и вмещающая ее фигура, была все же далека от того, чтобы соответствовать силе моих чувств. Гордость не позволяла мне отдавать более, чем мне возвращали, и я затаил избыток страсти в моей душе, я мечтал о путешествии, я вовлек правительство и не менее двух десятков государственных людей в предприятие, которое они полагали результатом глубокой художественной и национальной мысли, но которое на самом деле было ни чем иным, как разливом переполненного сердца. Будь я королем, я бы начал войну или завоевал какой-нибудь народ. И все лишь оттого, что грудь моей любовницы оказалась слишком мала, чтобы содержать в себе сердце».
Зная размеры Иды Ферье, можно только восхищаться необъятностью любви, на которую способен Александр. Но мы бы ошиблись, увидя в его письмах лишь классические уловки дамского угодника. На самом деле он не столько коллекционирует, сколько стремится к абсолюту. Мечтой его было соединить экстаз плоти с интеллектуальной страстью и каждодневно пребывать на этой вершине. Гиацинта — замужняя женщина, мать двоих детей, но типичная актерская амбициозность заставляет ее использовать Александра в карьерных целях. В следующем году он устраивает ей ангажемент в Руане, потом в 1836 году в Париже в театре Гэте, чем и объясняются ее письма к нему, все более жалобные по мере того, как он от нее отдаляется.
В Марселе Александра принимает один из больших его друзей Жозеф Мери, с которым он познакомился, когда работал над «Христиной». Весьма привлекательный персонаж, «такой же ученый, как Нодье; он поэт, как все мы вместе взятые, ленив, как Фигаро, остроумен, как… как Мери». Во времена Реставрации он в соавторстве со своим земляком Огюстом Марселем Бартелеми сочинял блестящие сатирические стихи против Бурбонов и их министров. Оба стали певцами Июльской революции, прежде чем оказаться в оппозиции. В 1831 и 1832 годах они издают «Nemesis», еженедельник, в котором воплотилась их полемическая ярость. Они ополчились в нем на всех сильных мира сего и, в частности, на Ламартина, который попытался отвечать им также в стихах, но не сумел соответствовать их остроумию. Пока что Мери пишет в одиночку, его должность библиотекаря оставляет ему достаточно времени для досуга, и Александр и мечтать не может о лучшем чичероне. Прекрасно принятый, обласканный, при двух идущих из самых плохих его пьес — «Екатерина Говард» и «Карл VII», он чувствовал бы себя как нельзя лучше, если бы малыш Жюль Леконт не продолжал своих шалостей. Александр снова, в последний раз, оплачивает проказы, он вне себя, мошенник-жиголо холодно отвергнут.
Гизо не предоставил второй трети дотации, и Александр возвращается в Париж в середине января 1835 года за неимением денег. Ему надо пересмотреть финансовое оснащение экспедиции. Но есть и другая причина этого скорого возвращения: Фердинанд уезжает служить в Алжир, и кто знает, вернется ли он оттуда. Он будет легко контужен отскочившей пулей, затем в конце года возвращен на родину по болезни, точно неизвестно, какой именно, скорее всего, подобно большинству усмирителей Алжира, он подхватил амебную лихорадку.
Впечатления об этом первом путешествии на «Юг Франции» будут постепенно появляться в различных газетах между 1837 и 1840 годами, а отдельной книжкой выйдут только в 1841 году. Временной сдвиг между дневниковой записью и ее литературной отделкой объясняет отсутствие гармонического единства, присутствовавшего во «Впечатлениях о путешествии в Швейцарию» вместе с постоянной легкостью пера даже в трагических эпизодах. Здесь исторические эпизоды дидактичны и не так похожи на новеллы, они могут оборачиваться эрудированной болтовней по пустяковому поводу, как, например, в дискуссии с археологом вокруг триумфальной арки в Оранже. Но все же подлинный Александр Великий проявляется порой то в описании моста дю Гар, то в открытии Средиземного моря или первом знакомстве с рыбной похлебкой-буйабес в совершенно «гомеровском» изложении. Такого же свойства — не менее эпическая охота на синьгу в Беррском пруду или пастушеский праздник в Ниме в день клеймления быков, во время которого, мы вынуждены это констатировать, хотя все в нас этому противится, отвратительный Милорд оказался способным на героическое поведение и спас от бычьих рогов выбитого из седла всадника, что, однако, не помешает ему в будущем продолжить свое методичное истребление всех встречающихся на его пути кошек. Или же посещение Бука, городка между Кро и Камаргом, так и оставшегося преддверием рая. Три дома, два заколоченных, в третьем — постоялый двор. В этом месте Наполеон приказал построить город и порт. Инженеры, архитекторы создали проект, но им все и ограничилось. Тем не менее на указателях можно было прочесть: «Большая, или Портовая улица», «Театр Ея Королевского Величества Марии-Луизы». Хозяин постоялого двора служит гидом. «В течение двух часов прогуливал он нас по четырем углам города и заставил посмотреть все — от боен до ботанического сада, рассказывая о каждом здании самым подробным образом и не пропустив даже фонтана».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
