Он прижал к лицу мадемуазель Сандар тампон, пропитанный хлороформом…
* * *
Потянулись долгие часы, в течение которых доктор Овернье терпеливо поджидал пробуждения пациентки. Он раскрыл окно и впустил в пропитанную пряным запахом наркоза комнату струю свежего воздуха. После этого он подошел к кровати и стал следить за пульсом.
Сердце билось без перебоев.
— Что с ней такое? Как назвать этот «припадок»?
Доктор Овернье был в замешательстве.
Учебники медицины не снабдили его сведениями о явлениях, происходящих в странной, едва затронутой точной наукой области мистики.
Больная приоткрыла глаза, и по взору ее доктор понял, что припадок кончился.
— Вы узнаете меня? — спросил он.
— Да, — спокойно ответила мадемуазель Сандар. — Я запомнила вас с того дня, когда вы зашли на почту позвонить по телефону. А затем… — после некоторого колебания мадемуазель Сандар продолжала, — я часто видела вас по ночам, во сне. Вы стояли в большой комнате, похожей на ваш кабинет. Вы словно выходили из зеркала, знаете, из того большого зеркала, которое висит над вашим письменным столом. Да, да, это были вы, но Ромуальд не хотел, чтобы я вас видела. Он угрожал… я хорошо помню, что он грозился бросить вам в голову зеркало. Но, конечно, он не был в силах это сделать. Оно ведь такое большое… Я так боюсь…
— Успокойтесь, мадемуазель, — добродушно похлопал ее по доктор Овернье. — Ведь все уже кончилось, и вы больше ничем не рискуете. Остается лишь вылечить вас окончательно, чем я теперь займусь. Вы ведь мне доверяете?
Мадемуазель Сандар слабо улыбнулась и кивнула головой.
— Расскажите мне обо всем, — повелительным тоном попросил доктор Овернье.
Мадемуазель Сандар колебалась недолго.
Она начала ровным, спокойным голосом:
— Однажды «он» зашел к нам в контору. Посмотрел на меня. Я сразу же запомнила его глаза, серо-зеленые, в которых переливались несколько оттенков. Эти глаза — пристальные и немигающие, — были словно сигнальные фонари и от них нельзя было оторваться…
«Он» пришел так же, как и вы, позвонить по телефону, и в течение всего времени, пока телефонистка добивалась соединения, не спускал с меня глаз. Я дрожала от страха, но вместе с тем была счастлива. Вы не можете себе представить, насколько счастлива…
Затем «он» приходил еще несколько раз. Я не помню, как часто, но каждый раз, когда «он» уходил, меня охватывало непреодолимое желание следовать за ним, и я должна была впиваться руками в край стола, чтобы удержаться и не побежать.
Однажды, уходя со службы, я встретила «его» на улице.
Он сказал мне просто:
— Пойдемте.
Я повиновалась. Мы уехали в автомобиле в ближайший городок Альбервилль, где жил «он», и вылезли на берегу Изера. Была лунная ночь. Он приказал: «Смотрите мне в глаза!» — и быстро провел перед ними рукой.
Больше я ничего не помню. На следующий день я проснулась у себя в кровати, но после этого дня я не смею больше не идти к нему, когда он меня зовет. Я должна идти. Понимаете, доктор?..
— Как зовут его? — спросил доктор Овернье.
— Ромуальд Строцци, — ответила мадемуазель Сандар. — Он итальянец и служит старшим мастером на машинной фабрике.
— Отчего вы боитесь его? Он жесток с вами?
— Когда я повинуюсь ему, нет.
— А вы не хотите ему больше повиноваться?
— Я больше не могу!.. Это уже слишком!..
— Что «слишком»?
Мадемуазель Сандар закрыла лицо руками.
— Он требует кассу — понимаете? Я заведую денежными ящиками, а он знает, что каждую субботу кассир фабрики приходит к нам на почту и переводит сотни тысяч франков. Он хочет, чтобы я в этот день…
— Он вам прямо сказал это?
Мадемуазель Сандар покачала головой.
— Нет, но у меня двойная жизнь, и я иногда слышу его голос, не видя самого «его». Понимаете?
* * *
Поздней ночью доктор и мадемуазель Сандар прибыли в Лион. Овернье спешил использовать часы просветления больной. Бредовый рассказ ее при других условиях показался бы ему нелепым вымыслом, но теперь, в непосредственной близости несчастной, когда он слышал глухие проникновенные звуки ее голоса, он сознавал, что все, сообщенное ею, — подлинная, хотя и загадочная действительность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Немедленно по прибытии в Лион доктор Овернье поехал к своему коллеге, управляющему лечебницей для нервнобольных.
— Дорогой Жюсеро, — сказал Овернье. — Ты можешь Оказать мне большую услугу. Разреши мне привезти к тебе одну больную, несмотря на такой поздний час.
Жюсеро внимательно выслушал рассказ Овернье.
— Я очень рад видеть тебя, старина, и постараюсь помочь в этом деле, хотя, признаюсь, случай не так прост.
— Со своей стороны, и я должен признаться, — сказал Овернье, — я сам в нем весьма слабо разбираюсь.
— Этот Ромуальд, очевидно, преопасный субъект, — заметил Жюсеро. — Какое расстояние между Момельяном и Альбервиллем?
— Приблизительно тридцать пять километров.
— Здорово! — покачал головой Жюсеро. — На таком расстоянии… Видел ли ты его? Мог бы узнать при встрече?
— Нет, — ответил Овернье. — Да и не думаю, чтобы мне пришлось с ним встретиться.
Жюсеро пожал плечами.
— Кто знает, дорогой… А теперь пойдем — осмотрим больную.
Через полчаса, распрощавшись с больной, Овернье и Жюсеро вернулись в кабинет.
— Я тебе должен сказать кое-что на прощание, — серьезно заметил Жюсеро. — Будь осторожен… У тебя есть дома револьвер?
Овернье удивленно посмотрел на приятеля.
— Да.
— В таком случае, держи его у себя под рукой.
— Почему такой мрачный совет? — попробовал улыбнуться Овернье. — Ты веришь?..
Жюсеро серьезно взглянул на него.
— Я ничему не верю, но все допускаю. В этой загадочной области приходится брести ощупью. Насчет больной не беспокойся, — я ее вылечу, но ты сам… Я отнюдь не шучу, — будь осторожен.
— Чего же мне остерегаться?..
— Не знаю, — всего! Ты разбил какую-то цепь. Разрушил какое-то заклинание, очарование, — одним словом, — что-то магическое. Остерегайся мщения магических сил, так сказать, рикошета.
Видя крайнее изумление Овернье, он настойчиво продолжал:
— Рикошет произойдет. Это общеизвестно, научно установлено. Поэтому и надо остерегаться. Но если ты преодолеешь его, то в настоящем Ромуальд — обезврежен навсегда!..
* * *
Прошло несколько дней. Возвращаясь однажды в одиннадцать часов вечера из клиники, Овернье пережил странную, взволновавшую его встречу. Он остановился перед книжной витриной на углу площади и стал рассматривать иллюстрированные издания о лыжном спорте. Внезапно он почувствовал, что рядом стоящий субъект пристально смотрит на него. Овернье повернулся и увидел незнакомца, который был небольшого роста, худощав, с лицом, изрезанным морщинами. Самое замечательное в его наружности были глаза. Зеленовато-острые, пристальные, приковывающие своей напряженностью.
Доктор с трудом отвел взгляд и, пройдя десять шагов, обернулся.
Незнакомец продолжал смотреть ему вслед…
Первой же мелькнувшей у Овернье мыслью было предположение, что это Ромуальд, но он досадливо подавил это опасение:
— Я становлюсь маньяком: вскоре я начну видеть этого Ромуальда повсюду!..
Все же — тревожное чувство не покидало его.
* * *
По возвращении домой, чтобы отвлечься, доктор сел за письменный стол и принялся за работу. За креслом, на котором он сидел, висело тяжелое, ценное венецианское зеркало.
Внезапно он расслышал дребезжащий звонок телефона, не походивший на обычный звук: ряд коротеньких, нерешительных звоночков, легких, как потрескивание искр. Овернье привстал, подошел к аппарату, снял трубку, но никто в ней не отзывался. Доктор задумчиво обернулся и в ужасе отскочил назад. Огромное зеркало упало с резким, словно разрыв снаряда, грохотом. Его верхушка задела письменный стол и кресло, только что покинутое Овернье.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
