— Так, так, — сказал дон Педро, которому разговор о пиратах, как видно, уже прискучил. — Желает ли ваше превосходительство услышать то, что я имею ему сообщить?
Его превосходительство был раздражен этим намеком, призывавшим его прервать свою пространную похвальбу. С надутым видом он принужденно отвесил чопорный поклон посланцу его величества.
— Прошу прощения, — произнес он ледяным тоном.
Но надменный дон Педро, казалось, даже не заметил его надутого вида. Он извлек из кармана своего роскошного одеяния сложенный в несколько раз пергамент и небольшой плоский кожаный футляр.
— Прежде всего я должен объяснить вашему превосходительству, почему этот предмет попадает к вам в таком неподобающем состоянии. Я уже имел честь сообщить — но вы, мне кажется, не обратили на это внимания, — что мое путешествие сюда было сопряжено со многими превратностями. По правде говоря, уже одно то, что мне в конце концов удалось все же попасть на этот остров, похоже на чудо. Я сам пал жертвой этого дьявола — капитана Блада. Корабль, на котором я отплыл из Кадиса, был им потоплен неделю назад. Мой двоюродный брат, дон Родриго де Кейрос, сопровождавший меня, попал в руки страшного пирата и в настоящее время находится у него в плену, но я оказался счастливее его — мне удалось бежать. Впрочем, это слишком длинный рассказ, и я не стану утомлять вас описанием всего, что произошло.
— Меня это нисколько не утомит! — вскричал его превосходительство, от любопытства теряя свою чванливость.
Однако дон Педро не пожелал вдаваться в подробности, невзирая на проявленный к ним интерес.
— Нет, нет, как-нибудь потом, если у вас еще не пропадет охота. Не столь уж это существенно. Для вашего превосходительства существенно, главным образом, то, что мне удалось бежать. Меня подобрал корабль «Сент-Томас» и доставил сюда, и я счастлив, что могу выполнить данное мне поручение. — Он протянул губернатору свернутый пергамент. — Я упомянул о моих злоключениях лишь для того, чтобы объяснить вам, как могло случиться, что этот документ так сильно пострадал от морской воды, хотя, впрочем, не настолько, чтобы стать неудобочитаемым. В этом послании государственный секретарь его величества оповещает вас о том, что нашему монарху, да хранит его бог, угодно было в знак признания ваших уже упомянутых мною заслуг одарить вас своей высокой милостью, возведя в ранг рыцаря самого высшего ордена — ордена святого Якова Компостельского.
Дон Хайме побледнел, затем побагровел. В неописуемом волнении он взял дрожащей рукой послание и развернул его. Документ и в самом деле был сильно подпорчен морской водой. Некоторые слова совсем расплылись. На месте титула губернатора Пуэрто-Рико и его фамилии было водянистое чернильное пятно, а еще несколько слов и вовсе смыло водой, однако основное содержание письма, целиком соответствовавшее сообщению дона Педро, явствовало из этого послания с полной очевидностью и было скреплено королевской подписью, которая нисколько не пострадала.
Когда дон Хайме оторвал наконец глаза от бумаги, дон Педро протянул ему кожаный футляр и нажал пружинку. Крышка отскочила, и глаза губернатора ослепил блеск рубинов, сверкавших, подобно раскаленным углям, на черном бархате футляра.
— Вот орден, — сказал дон Педро. — Крест святого Якова Компостельского — самый высокий и почетный из всех орденов, и вы им награждаетесь.
Дон Хайме с опаской, словно святыню, взял в руки футляр и уставился на сверкающий крест. Монах, приблизившись к губернатору, бормотал слова поздравления. Любой орден был бы высокой и нежданной наградой для дона Хайме за его заслуги перед испанской короной. Но награждение его самым высоким, самым почетным из всех орденов превосходило всякое вероятие, и губернатор Пуэрто-Рико на какое-то мгновение был совершенно ошеломлен величием этого события.
Однако через несколько минут, когда в комнату вошла очаровательная молодая дама, изящная и хрупкая, к дону Хайме уже вернулись его обычное самодовольство и самоуверенность.
Увидав элегантного незнакомца, тотчас поднявшегося при ее появлении, дама в смущении и нерешительности замерла на пороге. Она обратилась к дону Хайме:
— Извините. Я не знала, что вы заняты.
Дон Хайме язвительно рассмеялся и повернулся к монаху.
— Вы слышите! Она не знала, что я занят. Я — представитель короля на Пуэрто-Рико, губернатор этого острова по повелению его величества, а моя супруга не знает, что я могу быть занят, — она полагает, что у меня много свободного времени! Это же просто невообразимо! Однако подойди сюда, Эрнанда, подойди сюда! — В голосе его зазвучали хвастливые нотки. — Взгляни, какой чести удостоил король своего ничтожного слугу. Быть может, хотя бы это поможет тебе понять то, что уже понял его величество, воздав мне должное, в то время как моя супруга оказалась не в состоянии этого сделать, — король оценил по заслугам усердие, с коим несу я бремя моего поста.
Донья Эрнанда робко приблизилась, повинуясь его зову.
— Что это, дон Хайме?
— «Что это»! — насмешливо передразнил дон Хайме свою супругу. — Да всего-навсего вот что! — Он раскрыл перед ней футляр. — Его величество награждает меня крестом святого Якова Компостельского!
Донья Эрнанда чувствовала, что над ней смеются. Ее бледные, нежные щеки слегка порозовели. Но не радость, нет, породила этот румянец, и тоскующий взгляд больших темных глаз не заискрился от удовольствия при виде ордена. Скорее, подумалось дону Педро, донья Эрнанда покраснела от негодования и стыда за своего грубияна мужа, так презрительно и неучтиво обошедшегося с ней в присутствии незнакомца.
— Я очень рада, дон Хайме, — сказала она мягко. Голос ее прозвучал устало. — Поздравляю вас. Я очень рада.
— Ах, вот как! Вы рады? Фрей Алонсо, прошу вас отметить, что донья Эрнанда рада. — В своих насмешках над женой дон Хайме даже не давал себе труда проявлять остроумие. — Кстати, этот господин, доставивший сюда орден, какой-то твой родственник, Эрнанда.
Донья Эрнанда обернулась, снова взглянула на элегантного незнакомца — взглянула как на чужого. Однако она как будто не решалась заявить, что не знает его. Отказаться признать посланца короля, принесшего весть о высокой награде, да еще в присутствии такого супруга, как дон Хайме, — на это решиться нелегко. К тому же род их был очень многочислен, и могли ведь оказаться у нее и такие родственники, с которыми она не была знакома лично.
Незнакомец низко поклонился; локоны парика почти закрыли его лицо.
— Вы едва ли помните меня, донья Эрнанда. Тем не менее, я ваш кузен, и вы, без сомнения, слышали обо мне от другого вашего кузена — Родриго. Я — Педро де Кейрос.
