ничего по-настоящему стрёмного, но мужчины…
Он выдохся и, замолчав на секунду, неловко усмехнулся:
— Извини, вообще-я просто хотел сказать, что в любом случае люблю тебя.
Он устало провёл ладонью по лицу. Всё смешалось: Мики, отец, Юра, пробуждение с незнакомцем в квартире… Как будто нужно было сказать про одно, а сказалось сразу про всё.
— Обязательно объясни всё это своей психотерапевтке, — попросил Слава.
Лев кивнул, соглашаясь:
— Хорошо.
Слава, встав на цыпочки, улыбнулся в его губы:
— Тебе ужасно идёт искренность.
А потом поцеловал.
У Льва ёкнуло сердце и вспотели ладони: это был их первый поцелуй с той жуткой ночи, когда они ругались до хрипоты в канадском доме, пока их сына насиловали. С того дня они больше не приближались друг к другу вот так.
Он попытался перехватить Славины губы, чтобы продлить поцелуй, но тот уже отстранялся.
— Извини, — несколько виновато произнёс он. – Ты же знаешь, я… медленный.
Лев улыбнулся, почувствовав себя вернувшимся на пятнадцать лет назад.
Ничего – он был готов подождать.
Почти 15 лет. Слава [66]
Он чувствовал себя неуютно в этой квартире: единственный раз, когда он здесь был, оказался визитом про чайник и стену. Нужно было перестраиваться.
В ногах лежала Сэм, а на ногах, на коленках – Лев. Он говорил, много говорил – больше, чем ему свойственно, а Слава держал руку на его груди, и ладонь вибрировала от его голоса.
— Я вообще не хотел говорить с ней про отца, — объяснял Лев. – Но так получалось, что о чём бы я ни начал – о тебе, или о Мики, или… вообще – всё, в конце концов, приходило к нему. К отцу.
Слава грустно усмехался, вспоминая, как каждый разговор с Крисом приводил ко Льву.
— …я думал, что ненавижу его, но разве можно ненавидеть кого-то, о ком ты так много болтаешь? Мне даже неловко… А вдруг она фрейдистка? Решит еще что-нибудь про меня…
— Она не фрейдистка, — заверил его Слава.
Он нашел её контакты на сайте местной квир-организации, где под графой: «Наталья она/её» значилось «экзистенциальная психотерапевтка». Слава решил, что слово «экзистенциальный» выглядит так, как будто в нём кроются все проблемы Льва, и нажал на кнопку: «Связаться». Наталья сочла странным, что Льва записывает на приём его супруг, и уточнила у Славы: «А он точно хочет?». Слава ответил: «Да. Он просто не хочет пользоваться квир-сайтами – это одна из его проблем».
— Ну, тебе понравилось? – уточнил Слава таким тоном, словно Лев ходил на концерт незнакомой группы или в парк аттракционов.
— Понравилось ли мне говорить об отце? – переспросил он. – Ну… Не то чтобы, знаешь.
Он посмеялся:
— Надеюсь, обо мне тебе понравится говорить больше.
Друг о друге. Завтра они будут говорить друг о друге.
А сегодня на часах было уже девять вечера. Слава осторожно завозился, давая понять Льву, что хочет встать.
Тот понял. Приняв сидячее положение, обернулся на Славу и шепотом попросил:
— Не уходи.
— А дети?
— Они взрослые.
Так говорил Макс.
— Надо идти, — так он всегда отвечал Максу. – Мики только что вышел из наркобольницы, а Ваня из комы, и этой информации достаточно, чтобы понимать, что их нельзя оставлять одних.
Лев не улыбнулся его шутке. Опустив взгляд, покорно согласился:
— Хорошо.
Он так трогательно выглядел, что Славе стало жаль: жаль, что он не может утешить его своим присутствием. Уходя, он коротко поцеловал Льва на прощание и напомнил:
— Завтра будем только друг для друга.
Он волновался.
По дороге Лев раз десять спросил: «А что мы ей скажем?». И когда Слава размыто отвечал, что они «разберутся по ситуации», Лев с тревогой спрашивал: «Ты будешь на меня жаловаться, да?».
— Это не для того, чтобы на тебя жаловаться, — злился Слава. – Ты же понимаешь, у нас общая цель.
— Какая? – спросил Лев, тут же дискредитировав себя.
Слава цыкнул:
— Наладить отношения.
— А, да, — неловко улыбнулся он. – Извини, я просто… Я ужасно волнуюсь.
— Я тоже, — признался Слава.
Они ехали в такси на заднем сидении, и Лев так «ужасно волновался», что даже не понижал голос, говоря об их отношениях. А когда Слава протянул руку и поддерживающе сжал его ладонь, он не отпрянул, как делал обычно, многозначительно указывая взглядом на водителя, а переплел их пальцы.
Уже оказавшись на улице (по-прежнему не расцепляя рук), Слава с удивлением отметил:
— Не думал, что ты захочешь… Ну… — и он кивнул на их руки.
— Почему?
Это был странный вопрос – как будто Лев сам не заметил, что его подменили.
— Ты же опасаешься… как ты это говоришь… «эпатировать публику».
— Мне тебя так мало, что я больше не хочу тратить наше время на страх, — вдруг сказал он. – Я вижу тебя всего пару часов в день.
Когда он так это сказал – «не хочу тратить наше время на страх» — Слава растерялся. И от этой растерянности он сам чуть не спросил: «А зачем мы туда идем? О чём будем там разговаривать?». Разве у них не всё хорошо?
Память болезненно напоминала ему о чайнике. Об эмиграции. О том, что они живут раздельно, и он всё ещё опасается остаться у него на ночь (или, что еще страшнее – провести с ним ночь дома). Ночь вместе – это не просто секс, ночь вместе – это «родители спят в одной кровати». Для пятилетнего Мики именно этот момент стал сигналом: у них отношения. Серьезные. Как брак. И он снова считает этот сигнал, но в этот раз как надежду. Надежду, что всё наладится, и скоро станет как прежде – то есть, даже лучше, чем прежде. А пока Слава не был в этом уверен, он не хотел травмировать детей ложными ожиданиями.
Их парный психолог – Мариям – работала в медицинском центре. Самом обыкновенном: ни намека на то, что тут встречают геев с распростертыми объятиями. Зайдя внутрь, нужно было повесить верхнюю одежду в шкаф на входе, а потом обратиться к девушке на регистратуре и сообщить, к кому они пришли. Слава догадался, что Льва это может смутить: двое мужчин, парный психолог…
Он повернулся к нему:
— Если хочешь, я один к ней подойду.
— Почему один? – не понял Лев.
Слава растерянно улыбнулся: обычно такие
