— Эй, ацетилен у меня и здесь есть. Но эти машинки на огне не работают, — возразил Амос.
— И не надо, — сказала Элви. — В химической установке есть камера сгорания, которая оценивает выход энергии при экзотермических реакциях, преобразуя ее в электрическую. Камера маловата, но если ты заменишь ее на другую, побольше — скажем, со стороной десять сантиметров, — то, вероятно, получишь на выходе достаточно энергии, чтобы завести машину. Еще потребуется трансформатор, чтобы было сколько нужно вольт и ампер, но это не так уж сложно.
Амос поскреб шею и покачался на каблуках. Задумчиво прищурился.
— Ты это прямо на месте придумала?
Элви пожала плечами.
— Значит, мне можно с тобой?
Амос отвернулся и сплюнул в сторону.
— Ясное дело.
— Я просто хочу понять, зачем, — сказал Фаиз.
— Что зачем? — переспросила Элви, пробираясь через главный зал башни. У нее в руках было два полных пластиковых мешка с питьевой водой. И коробочка не больше ладони с белковым концентратом. Считается, что ее хватает человеку на день, а им придется растянуть порцию до возвращения в руины. Еще Элви нашла себе сумку, затягивавшуюся широким ремнем из кожзаменителя.
— Зачем ты опять гоняешься за Холденом, — объяснил Фаиз.
— Я не гоняюсь за Холденом, — ответила Элви и, остановившись, положила руку ему на грудь. Кончиками пальцев она ощутила биение сердца. — Ты же сам знаешь, что я не гоняюсь за Холденом. Потому что это… в смысле, нет.
— Тогда зачем?
Колония организмов, погибшая в глазах Элви, больше не окрашивала мир в зеленый цвет, но все еще делала его нечетким. Казалось, она смотрит на Фаиза сквозь фильтр, который смягчает черты и разглаживает морщины. Он выглядел кинозвездой в весьма неприглядной роли, требовавшей чумазости и небритости.
— Затем, что хочу увидеть кое-что, — сказала она. — Я и здесь за тем же. Вот почему все свое время я тратила на сбор образцов и анализы. Я люблю свою работу, а моя работа — видеть. Холден сказал, что поговорит с чужаками и, может, сумеет отключить систему обороны, а значит, он поедет по новым местам…
— Сколько их осталось, — заметил Фаиз.
— И еще потому, что я скоро умру, — добавила Элви.
Фаиз отвел глаза.
— Мы все умрем, — продолжала Элви, — и, вероятно, очень-очень скоро. Я могу или уехать и увидеть поразительный, незнакомый, прекрасный, разрушенный мир, или остаться в лагере и смотреть, как рядом постепенно умирают все. Я трусиха, гедонистка и очень-очень большая эгоистка.
— Скажу между нами, раньше я думал, что это скорее ко мне относится.
— Знаю.
За стеной ревел карт Амоса — камера сгорания орала как синтезатор, зависший на одной ноте, да и то фальшивой. Амос уже сидел за панелью управления. Фаиз проводил Элви к машине и помог ей забраться внутрь. Потом отступил, глубоко засунув руки в карманы. Ей было плохо видно, но Элви и так знала, что у него тоже в глазах слезы.
— У тебя там припасы, док? — спросил Амос.
— Придется обойтись этим.
— Ну и ладно. Сигнал с капитанского терминала я засек. Горючки у нас примерно на неделю, а парень, за которым я гонюсь, выиграл день форы.
— Жаль, что нет солнечных очков, — вздохнула Элви. — И еще бы пиццу.
— Никудышный мирок, док.
— Поехали.
Тележка качнулась, колеса скользнули в грязи, нашли опору и понеслись вперед. Дождь разбрызгивался точками на ветровом стекле и тут же стирался широкими дворниками. Мир впереди был огромной грязевой равниной. Элви заглянула в ручной терминал Амоса. Путь к Джеймсу Холдену пролегал через территории, раньше заросшие подобием леса, потом мимо большого пресноводного озера и по лабиринту каньонов, не поддававшихся здравому геологическому истолкованию. Этот мир был изуродован катастрофой — но все же Элви его увидит. А природа всегда оправляется после катастроф.
— Постой, — сказала она. — Подожди минутку, а?
— Если приспичило, могла бы уладить это дело до выезда, — проворчал Амос, однако остановил мотор. За ревом генератора на ацетиленовом горючем она не слышала шума электромотора. Открыв дверцу кабины, Элви высунулась наружу. Они проехали не больше ста метров. Фаиз еще был виден как темное расплывчатое пятно. Элви помахала, и он махнул в ответ. Она поманила его к себе, и он пошел. Побежал рысцой по грязным лужам, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на слизня.
Добравшись до кабины, Фаиз взглянул на нее. Теперь Элви не сомневалась насчет слез.
— Я, может, не вернусь, — сказала она.
— Знаю.
— Нам вроде как пора, док, — позвал Амос. — Мне жаль портить вечеринку, но…
— Понимаю, — ответила Элви и снова заглянула в темные глаза Фаиза. — Поедешь с нами?
— Что? — спросил Амос, а Фаиз одновременно с ним проговорил:
— Конечно поеду.
Элви подвинулась, освободила ему место. Фаиз втиснулся рядом и захлопнул дверь. Амос, подняв брови, разглядывал обоих. Элви улыбнулась ему и закинула руку на плечо Фаизу.
— Об этом мы, помнится, не договаривались, док, — проворчал Амос.
— У нас вроде как медовый месяц, — объяснила Элви и почувствовала, как Фаиз напрягся, а потом прямо растаял, приникнув к ней.
Амос полюбовался ими еще немного и махнул рукой.
— Каждой твари по паре…
ГЛАВА 47
БАСЯ
Как у тебя там? — спросила Наоми по рации. У нее был приятный голос, певческий. Он хорошо звучал даже через крошечные динамики скафандра. Поймав себя на том, что его мысли блуждают, Бася резко тряхнул головой. Табло жизнеобеспечения показывало низкий уровень кислорода, и он переключился на запасной баллон.
— Нашел пять пробоин, — доложил он, возясь с ниппелем. — Ты была права: две сразу за консолью. Отсюда незаметно. Но, по-моему, все действует.
— Теперь мастерская, — отозвалась Наоми. — Там одна слабая протечка. Добраться к ней трудно, у нас много барахла набито в пространство между корпусами.
— Протиснусь, — пообещал Бася и, вытащив маленький металлический диск, начал приваривать его поверх пробоины.
— Он за горизонтом… пока, — сказал по рации Алекс. Наоми, координируя из рубки ход работ, сидела там в скафандре, потому связаться с ней можно было только по радио. Бася хотел спросить, кто «он», но вместо этого занялся второй заплатой. Красный шарик расплавленного металла оторвался от шва и, ударившись в его лицевой щиток, застыл черной точкой напротив левого глаза. Особой опасности для скафандра он не представлял, но все равно такой промах был достоин салажонка. Признак усталости. Медленное вращение «Росинанта» на конце буксира заставляло незакрепленные предметы сдвигаться к стенам. Об этом следовало помнить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});