то милиционера, то Пантелея. Поэт Рюхин, добровольно вызвавшийся сопровождать несчастного Ивана Николаевича, шел сзади, держа в руках разорванную иконку и сломанную свечу.
Лихачи горячили лошадей, кричали с козел:
— А вот на резвой! Я возил в психическую!
Но Ивана Николаевича погрузили в приготовленный таксомотор и увезли, а на лихача вконец расстроенная дама посадила своего мужа, того самого, который получил плюху и лишился очков исключительно за свою страсть к произнесению умиротворяющих речей.
Лихач, слупивший двадцать пять рублей с седоков, только передернул синими вожжами по крупу разбитой беговой серой лошади, и та ударила так, что сзади моментально остались два трамвая и грузовик.
Публика разошлась, и на бульваре наступило спокойствие.
Глава 6. Мания фурибунда
Круглые электрические часы на белой стене показали четверть второго ночи, когда в приемную психиатрической лечебницы вошел чернобородый человек в белом халате, из кармана которого торчал черный кончик стетоскопа.
Двое санитаров, стоявшие у дивана и не спускавшие глаз с Ивана Николаевича, руки которого уже были развязаны, подтянулись.
Рюхин взволновался, поправил поясок на толстовке и произнес:
— Здравствуйте, доктор. Позвольте познакомиться: поэт Рюхин.
Доктор поклонился Рюхину, но, кланяясь, глядел не на Рюхина, а на Ивана Николаевича.
Поэт не шевельнулся на диване.
— А это... — почему-то понизив голос, сказал Рюхин, — известный поэт Иван Понырев, — потом помялся и совсем тихо добавил: — Мы опасаемся, не белая ли горячка...
— Пил очень сильно? — сквозь зубы тихо спросил доктор.
— Да нет, доктор...
— Тараканов, крыс, чертиков или шмыгающих собак не ловил?
— Нет, — испуганно ответил Рюхин, — я его вчера видел, он был здоров. Он стихи свои с эстрады читал.
— А почему он в белье? С постели взяли?
— Он, доктор, в ресторан пришел в таком виде.
— Ага, — удовлетворенно сказал доктор и спросил:
— А почему окровавлен? Дрался?
— Он с забора упал, а потом ударил в ресторане гражданина и еще кое-кого.
— Ага, — сказал доктор и, повернувшись к Ивану, добавил: — Здравствуйте!
— Здорово, вредитель! — ответил громким голосом Иван, и Рюхин сконфузился. Ему стыдно было поднять глаза на вежливого и чистого доктора.
Тот, однако, не обиделся на Ивана, привычным ловким жестом снял пенсне с носа и спрятал его, подняв полу халата, в задний карман брюк, а затем спросил у Ивана:
— Сколько вам лет?
— Поди ты от меня к чертям, в самом деле, — злобно ответил Иван и отвернулся.
А доктор, щуря близорукие глаза, спросил по-прежнему вежливо:
— Почему же вы сердитесь на меня? Разве я сказал вам что-нибудь неприятное?
— Мне двадцать пять лет, — заговорил, злобно косясь, Иван, — а завтра, между прочим, я на всех вас подам жалобу. А на тебя в особенности, гнида! — отнесся он уже специально к Рюхину.
— А на что вы хотите пожаловаться?
— На то, что меня, здорового человека, силой схватили и приволокли в сумасшедший дом, — сурово ответил Иван.
Тут Рюхин всмотрелся в Ивана и похолодел: в глазах у того не было никакого безумия и из мутных они опять превратились в ясно-зеленые. «Батюшки, — подумал испуганно Рюхин, — да он и впрямь, кажется, нормален! Вот чепуха какая! Зачем же мы его в самом деле сюда притащили? Нормален, ей-богу, нормален, только рожа расцарапана...»
— Вы находитесь, — спокойно заговорил врач, — не в сумасшедшем доме, а в психиатрической клинике, оборудованной по последнему слову техники. Кстати, добавлю: где вам не причинят ни малейшего вреда и где никто не собирается вас задерживать силой.
Иван покосился недоверчиво, но все-таки пробурчал:
— Слава те, Господи! Кажется, нашелся один нормальный человек среди идиотов, из которых первый бездарность и балбес Пашка.
— Кто этот Пашка-бездарность? — осведомился врач.
— А вот он — Рюхин! — ответил Иван Николаевич, вытянув указательный палец.
Рюхин покраснел, глаза его вспыхнули от негодования. «Это он мне вместо спасибо, — горько подумал он, — за то, что я принял в нем участие. Какая все-таки сволочь!»
— Типичный кулачок по своей психологии, — ядовито заговорил Иван Николаевич, которому приспичило обличить Рюхина, — и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария, — посмотрели бы вы, какие он стишки сочинил к 1-му мая... хе, хе... «взвейтесь, развейтесь...», а загляните в него, что он думает! — И Иван рассмеялся зловеще.
Доктор повернулся к Рюхину, красному и тяжело дышащему, и сказал тихо:
— У него нет белой горячки, — а затем спросил у Ивана:
— Почему же вас, собственно, доставили к нам?
— Да черт их возьми, олухов! Схватили, втащили в такси и привезли!
— Гм... — отозвался врач, — но вы почему, собственно, в ресторан, вот как говорит гражданин Рюхин, пришли в одном белье?
— Вы Москву знаете? — ответил вопросом Иван.
Доктор неопределенно мотнул головой.
— Ну, как вы полагаете, — возбужденно заговорил Иван, — мыслимо ли подумать, что вы оставите что-нибудь на берегу и чтобы эту вещь не попятили? Ну, купаться я стал, и, понятно, украли и блузу, и штаны, и туфли. А я спешил в ресторан!
— Свидание какое-нибудь, деловое? — спросил врач.
— Не свидание, а я ловлю консультанта.
— Какого консультанта?
— Консультанта, который убил Сашу Мирцева на Патриарших прудах.
Врач вопросительно поглядел на Рюхина, и тот хмуро отозвался:
— Секретарь Массолита Мирцев сегодня под трамвай попал.
— Он, вот говорят, под трамвай попал?
— Не ври, чего не знаешь! — рассердился на Рюхина Иван Николаевич. — Я был при этом! Он его нарочно под трамвай пристроил!
— Толкнул?
— Да не толкнул! — все больше сердился Иван. — Такому и толкать не надо. Он его пальцем не коснулся! Они такие штуки могут делать. Он заранее знал, что Мирцев поскользнется!
— А кто-нибудь кроме вас видел этого консультанта?
— То-то и беда, что один я! Да что за допросы такие! — вдруг обиделся Иван. — Мы не в уголовном розыске! Подите к черту!
— Помилуйте, — воскликнул доктор, — у меня и в мыслях не было допрашивать вас! Но ведь вы сообщаете такие важные вещи об убийстве, которого вы были свидетелем... Быть может, здесь можно чем-нибудь помочь?.. Скажите, какие же вы меры приняли, чтобы поймать этого консультанта-убийцу?
Здесь опять недоверие к врачу сменилось у Ивана Николаевича доверием, и настолько,
