Через этот подъезд выводили руководителей Белого дома.
Один из очевидцев этих событий, не пожелавший назвать свою фамилию, пишет: „Я был с Руцким до последней минуты, в кабинете приемной. Нас уводили вместе. Появился полковник „Альфы“, спокойный, обходительный. „Ребята, давайте без глупостей. Кладите аккуратно оружие, стволы отдельно, патроны отдельно. Если выстрел раздастся, все разнесем в клочья“… Хасбулатов во время штурма перешел в кабинет Руцкого. Оттуда их и вывели“.[2857]
По имеющимся данным, А. В. Руцкой и Р. И. Хасбулатов вышли из центрального подъезда в 18.01. Их посадили в автобус и в сопровождении бойцов „Альфы“ и „Вымпела“ повезли в Лефортово.[2858]
Я хорошо помню, как в тот вечер нам показывали по телевидению этот эпизод. Что сразу же бросилось в глаза? Выбритые свежие лица спикера и и. о. президента, отглаженные костюмы, чистые белые рубашки. И что особенно поразило? У обоих в руках были светлые плащи. Это настолько дисгармонировало с горящим, весь день находившимся под обстрелом зданием парламента, что никак не укладывалось в сознании.
Прошло немного времени. И в моих руках оказалась изданная бывшей администрацией президента книга „Москва, осень-93“, в которой я увидел фотокадры этой же самой сцены. И был поражен еще больше.
На них А. В. Руцкой запечатлен в военной камуфляжной форме, Р. И. Хасбулатов, хотя и в костюме, но в полосатой, а не в белой рубашке. И никаких плащей.[2859]
Это значит, что вечером 4 октября нам демонстрировали монтаж!
Касаясь ареста А. В. Руцкого, неизвестный автор пишет: „Когда его и Хасбулатова сажали в автобус, чтобы везти в Лефортово, Хасбулатов был спокоен, а Александр Владимирович плакал“.[2860]
„Руцкого, — вспоминал Г. И. Захаров, — я сопровождал в Лефортово — он молчал всю дорогу, пачку сигарет высадил. С ним мы больше не встречались никогда“.[2861]
„Я, — вспоминает И. Константинов, — помню, как закончились страшные события, бледные лица депутатов, окаменевшего Руслана Хасбулатова. Я хорошо помню, как ко мне подошел офицер „Альфы“, тронул меня за плечо и сказал: „Вам не надо садиться в автобус, пойдемте я вас провожу“. И вывел меня через оцепление. А сзади, в колодцах домов, раздавались автоматные очереди, там людей расстреливали“.[2862]
По свидетельству В. Г. Уражцева, он тоже был „выведен из здания Верховного Совета „Альфой““.[2863]
Несмотря на то что около 17.00 началась капитуляция, сопротивление в Белом доме продолжалось.
„Около шести часов вечера 4 октября, — вспоминает А. Марков, — когда мы уже знали, что наши „лидеры“ сдались в обмен на гарантии жизни, мы продолжали обороняться в здании. Мы собрались в Доме Советов не для того, чтоб защищать Руцкого или каких-то лидеров. Мы, офицеры, воевали за свою Присягу, за Советскую власть и Закон, поэтому мы продолжали бой, даже когда сдались все вожди. ПРИКАЗА О КАПИТУЛЯЦИИ МЫ НЕ ПОЛУЧАЛИ. Я благодарю Бога и судьбу, что мне не пришлось выполнить такой приказ“.[2864]
Читаем воспоминания А. А. Маркова далее: „Штаб полка был на шестом этаже. Сверху уже бушевал пожар. Бойцы… под обстрелом ползали и открывали… пожарные гидранты, чтоб текла вода… Наверное, не всякий пожарник сможет сделать такое под обстрелом. Электричества не было. В темноте вижу слева на лестнице тени вооруженных людей… Кричу: „Стой! Бросаю гранату!““. „В это время, — пишет А. А. Марков, — меня дергает за рукав боец — посмотри, говорит, вправо. Там через темноту идут два силуэта. Я таких раньше видел только в кино. Оба в броне от пяток до ушей, над головой болтаются антенны, вдоль стволов автоматов, как лазеры, лучи прицелов, в шлемах, как у сварщиков. Мой боец орет: „Стой! Стреляю!“ „Терминатор“ кричит: „Не стрелять, мы для переговоров!“ Второй, положив „ствол“ на пол, подходит ко мне, представляется подполковником группы „Альфа“, зовут его Александром. Просит поговорить с глазу на глаз. Я отвечаю, что буду говорить при бойцах. Александр предлагает мне уйти с ним и уехать под охраной в Лефортово, гарантирует жизнь. Приказ он получил на вывод только меня. Говорю: 'Ты что мне предлагаешь?! Выводи всех или никого!“ Подполковник дает нам слово офицера, что выведет, мы идем вслед за ним по лестницам вниз. Выходим по одному к восьмому подъезду. Там вся „Альфа“. Ее командир, увидев нас, налетел на подполковника: „Ты на хрена их сюда привел? Ты приказа не понял?!“ Я хорошо услышал голос Александра: „Я дал им слово офицера“» «Мы, — сообщает А. А. Марков, — вместе с „Альфой“ прошли сквозь здание и вышли к набережной, скопившись у портала Дома. Тут группа „А<льфа>“ стала эвакуироваться. Колонной подъезжали автобусы прямо к большой лестнице. Отряды их бойцов в колонну по одному выдвигались по лестнице, ныряли в автобусы и уезжали. По ним никто не стрелял. Мы построились следом за ними. Рванулись следом вниз по лестнице. Нам автобуса не предполагалось, но мы успели выскочить на набережную, где стояли БМП и вели огонь по зданию. Попытка прорваться в сторону международного торгового центра была остановлена пулеметным огнем, который и отсек нас от „Альфы“. Мы повернули в сторону мэрии. Уткнулись в цепь ОМОНа. Те не поняли, что к чему, — по площади постоянно метался кто попало, и все с оружием, все в форме». По свидетельству А. А. Маркова, им удалось прорвать цепь омоновцев, вырваться из оцепления «без единого выстрела» и разойтись «в разные стороны».[2865]
Как пишет А. Марков, вырвавшись из Белого дома, его бойцы смогли сохранить знамя своего полка. «Наш знаменосец Евгений Чибирев после боя вынес его из Дома Советов, обернув вокруг тела под одеждой. Знаменосца поймали еринские каратели, сутки избивали, но отпустили, не обнаружив знамени. Не потеряв знамени, полк сохранил символ чести и доблести».[2866]
Кто знает, может быть, еще пригодится.
«Мы честно выполнили свои обещания, — утверждает генерал Г. Н. Зайцев. — Под нашим контролем люди выходили из здания в сторону набережной Москвы-реки. Но тем, кто выходил через 20-й подъезд в сторону метро „Краснопресненская“, пришлось несладко. Там лютовали сотрудники МВД».[2867]
На самом деле, по свидетельству очевидцев, «сотрудники МВД» «лютовали» и на набережной. Более того, самые страшные воспоминания исходят как раз от тех, кто выходил через центральный подъезд. Дело в том, что здесь один поток направлялся в сторону мэрии, второй — в сторону Глубокого переулка. Первый контролировала «Альфа», второй — МВД. Всего, но некоторым данным, через центральный подъезд на набережную вышло около 1000 человек.[2868]
Как складывалась судьба тех, кто уезжал от Белого дома на автобусах, еще требует выяснения. Имеются сведения, что большинство из них, несколько сот человек, были доставлено в 11-е отделение милиции. С задержанными не церемонились. Оказавшийся здесь Н. С. Афанасьев до сих пор помнит, как одному парню омоновцы сломали челюсть. Через некоторое время все доставленные сюда были отпущены.[2869]
Одним из тех, кого из центрального подъезда выводили направо, был народный депутат В. Фахрутдинов. Его судьба типична для многих, кто выходил этим путем.
«После ареста Р. Хасбулатова и А. Руцкого, — вспоминает В. Фахрутдинов, — нас (депутатов — Ису Алироева, Олега Румянцева, Ивана Шашвиашвили, Сажи Умалатову, брата Руцкого и еще несколько человек) длительное время держали в вестибюле центрального подъезда Верховного Совета (выход на набережную). И только когда стемнело, вывели из горящего здания и заставили идти вдоль набережной и только направо».[2870]
«У 2-го подъезда д. 14 по Глубокому пер., — отмечает В. Фахрутдинов, — мы были остановлены людьми в камуфляжах и в масках. Нас обыскали, проверили документы и втолкнули во внутренний двор дома». «Так как во дворе стреляли», «перебежками добежали до следующего проходного подъезда… в котором было много людей, в том числе солдаты срочной службы, спрятавшиеся во время перестрелки 3 октября в здании Верховного Совета. Все они были раздеты до пояса, стояли лицом к стене с поднятыми руками и их избивали… В этом подъезде у меня отобрали удостоверение и… пытались силой поставить меня на колени. Я ответил, что даже фашистам не удалось поставить на колени моего земляка-татарина Мусу Джалиля, и пусть не думают, что это удастся сделать им. Меня ударили прикладом по лицу, а потом по ребрам».[2871]
Из этого подъезда В. Фахрутдинова «вытолкнули на улицу», где он сразу же попал в руки других омоновцев. «Они избивали еще более жестоко. Людей положили на землю, а руки требовали держать на затылке. Подходили к ним и одновременно с двух сторон били коваными сапогами по их открытым ребрам. Жуткие крики и хруст поломанных ребер до сих пор снятся по ночам. Лично меня за отказ поднять руки ударили прикладами по рукам, в результате чего — перелом головки левой лучевой кости. Затем следующая „засада“, а их всего было двенадцать, везде обыски, избиения. Среди милиционеров находились даже такие подонки, которые кричали: „Что с ними церемониться, увести их подальше и расстрелять“».[2872]
