– А ноль сколько ни складывай, на единицу не наскребешь, – сказал я. – Ну не дал Бог таланта!
– Лучше быть дураком, а? – усмехнулся Калида. – И заблуждаться на свой счет. Беда с этим умом!.. По-твоему, что тут? – спросил он, показывая пакетик с плотно уложенными плодами, сморщенными и темными. – Думаешь, сушеные бананы? – И захихикал ликующе: – Точно, они и есть! – Затем посуровел. – Странно, что я не заделался серийщиком. В детстве меня столько изводили насмешками – такие, как ты: поджарые, спортивные, рослые, – что вполне мог начать убивать.
– Не проще было похудеть?
– Проще-то как раз крушить зеркала! – хмыкнул он.
– Вот так, да? – спросил я, стреляя из «гюрзы» сперва в один экран, затем во второй. Третий, перед которым расселся хозяин, пока оставил – для освещения. А на месте первых двух взамен ошеломляющих просторов проступили глухие ниши, сгустилась уродливая тень.
Калида не дрогнул, лишь вздохнул:
– Какие декорации порушил!
– «Какой великий артист погибает!» – в тон ему сказал я.
– Скорее режиссер, – поправил он. – И почему погибает? Вот уж дудки! Ну, что у нас по сценарию?
– Yes, yes, – сказал я. – He has one more shot!
– Ну не в меня же? Мне-то еще в человечности не отказываешь?
– Пока ты следуешь кодексу. Но можешь и преступить.
– Зачем? Поиграем, раз положено.
С внезапной легкостью, будто не замечая здешнего киселя, Калида слетел на пол, оказавшись вплотную к нам, и в руках его проросли два меча, коротких и широких, извлеченные невесть откуда. Маленький, босой, в одном тряпье, он смотрелся потешно на фоне верзил, закованных в броневые скафандры, и сам откровенно радовался этому, точно режиссерской находке. Но техника его оказалось безупречной. Из киношных драчунов с ним мог сравниться разве Джет Ли – ошеломляющая стремительность ударов, филигранная отточенность каждого движения. Даже изобретательному и по-обезьяньи ловкому Чану было далеко до такого. А если сложить искусство Калиды с его силой, превосходящей даже силу храмовников…
От тяжеленных ударов, изредка прорывавшихся через мою оборону, сотрясалось все тело, немели мускулы, пылала кожа. Мы не могли накинуться на него вдвоем: это противно кодексу, – и вряд ли Калида позволил бы нам, если б захотели. Пока он расправлялся с одним, второй только и успевал, что подняться, сменяя напарника. Надо отдать Кире должное: он не дрогнул, не потерялся. Меня-то больше поддерживала гордость, а парень действительно оказался бойцом – неукротимым, упорным. Враг налетал точно смерч, и как ни старались то я, то Киря противостоять лавине ударов, каждый такой наскок отбрасывал, будто столкновение с малолитражкой. Возвращаться в драку становилось все трудней, а вот наш противник не делался слабей. И когда меня очередной раз отшвырнуло каскадом направленных взрывов, а Киря, несмотря на свое упрямство, больше не смог встать, я решился взойти на новый уровень, наконец включив усилители. И только поэтому успел вмешаться, когда враг ринулся добивать Кирю, уже едва ворочающего мечами.
Мы снова сцепились, но теперь Калиде, сколь бы могуч и грозен он ни был сейчас, противостоял симбиоз человека и машины, почти киборг. Каждый мой удар подхватывался и ускорялся пластиковыми мускулами, а каждый блок превращал меня в монолит. И все равно это лишь сблизило силы. Черт, я не верил своим ощущениям! До сих пор сознавал лишь, что Калида намного меня сильней, – но ведь не на порядок?
По крайней мере теперь я мог отдышаться, уйдя в оборону, а большую часть работы спихнув на скафандр. Игра вроде затягивалась. Вот и Киря уже поднялся, готовясь подхватить эстафету.
– Ах, вы так! – азартно вскричал Калида, отскакивая метров на пять. – Мало вам прежней форы, презренные людишки!
И он вдруг принялся расти, на глазах вытягивая конечности, будто они были складными, далеко раздаваясь в плечах, – пока не вымахал в костлявого исполина, намного обставив ростом нас с Кирей. Еще и это, дьявольщина!
– Ну, каково? – вопросил Калида громыхающим басом. – Довольно с вас или добавить?
Теперь бывший толстячок действительно смахивал на Кощея. Уж и не знаю, того ли рисовали с подобных типов или сам Калида решил воссоздать древний персонаж. Такая конструкция оптимальна для драки, если достанет силы ворочать эти мослы с приличной скоростью. А сил у Калиды хватало. В отличие, кажется, от желания.
– Впрочем, меня опять заносит, – объявил он обычным голосом. – Мы ж не в сказке, верно?
– Ты драться-то собираешься? – напомнил я, неспешно надвигаясь.
По всему телу ныли болячки, полученные от Всадника, и уже пылало немало новых, схлопоченных только что. Но вводить последние резервы я не спешил. Калида осторожен, чуток – нельзя его спугнуть. Где искать потом?
– Ой, да будет вам! – сказал он, поморщась. – Все эти мечи, поединки… Когда вы повзрослеете?
В его руке возник, будто по волшебству, мощный убойник, уже направленный на цель, и тотчас грянул дублетом. К счастью, Киря меня послушал и забрало таки опустил, иначе бы схлопотал в лицо. А тут его ударило в грудь, как раз против сердца. Всплеснув руками, он шатнулся к стене, с лязгом обрушился. Шок от такого удара вполне может привести к смерти, но я не стал красиво склоняться над поверженным, чтоб услышать последние слова. Тем более следующий снарядец Калида пустил уже в меня, так что я едва успел включить Защиту. И теперь он вынужден был метнуться в сторону, уворачиваясь от собственного подарка. Зато я даже не вздрогнул, разве внутренне. Удара-то я не ощутил, но как эта разрывная хреновина шурует ко мне, представил очень наглядно.
Изумленно вскинув бровь, Калида расстрелял в меня половину обоймы, но я по-прежнему стоял памятником, а вот ему пришлось покрутиться, спасаясь от рикошета.
– Ну-ка, ну-ка, – сказал он, приглядываясь к моим доспехам. – Чего это, а? С тобой не соскучишься, гостюшка!
– Уж это точно, – ответил я, наводя на него бластер, и объявил: – Ты первый нарушил правила.
– А вот это вряд ли, – предупредил Калида со смешком. И прибавил, явно передразнивая меня: – Surprise!
Но я уже сам видел, что индикатор на бластере не горит. Все ж даванул на крючок. Эффекта – ноль.
– Не старайся, – снова хохотнул Калида. – Тут один громовержец – я. А что дозволено Юпитеру…
– Ты – урод, – возразил я. – Был им и остался.
– Думаешь, трудно сделаться красавцем? – пророкотал он. Костлявый исполин тотчас ужался, переплавляясь в форму рослого молодца с русыми кудряшками и румянцем во всю щеку. Этакий славянский богатырь, кровь с молоком. Может, даже царевич.
– И что хорошего? – сказал он, поведя могучими плечами. – Ведь это не я! Разве важна внешность, когда волен принять любую?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
