Данэ безучастно смотрел на языки пламени за изгибами железной решетки, его не интересовал завязавшийся спор. На какое-то время он погружался в свои мечты - они не успокаивали, только обжигали. Пробуждаясь он с удивлением обнаруживал гостей сидящих вокруг и говорящих на прежнюю тему. Пытаясь понять суть длившейся беседа, скульптор схватывал отдельные фразы, хотя они слышались ему пустым бессмысленным звуком. Чаще его внимание привлекала женщина рядом с Наир. Он позволял себе вглядываться в красивое лицо, что-то искать в нем и когда ее изумрудные глаза вдруг проникали в него, Данэ чувствовал покой, но необычный, хрупкий, вот-вот готовый сломаться страстным волнением.
- Только тонкий слой камня остался на ней, - сказал он в диссонанс речи Кени. - Я боюсь его касаться. Одно неловкое движение может необратимо изувечить ее: убить! А она должна родиться во всей прелести! Ты прав, Кени, я болен и немощен. Живу в бреду. Каждый день отнимает силы. Однако я уверен: не лишусь их раньше, чем работа будет завершена. В мучении, мольбе я жду: вот-вот блеснет божественный огонь и тогда я смело и верно сорву с нее остатки. камня. Таинство свершится.
- Тогда мы прейдем радоваться вместе с тобой, - сказал Хетти. Я верю - это случится совсем скоро. Ты же испытал - мне удается иногда предрекать. Пусть не с точностью Хепра…
- Ты сбежал из Ланатона не без ничего, - рассмеялся Кени*
- Мы утомили Данэ. Дождь закончился - можно идти, - заметил охотник.
- Данэ, признайся, мы развлекли тебя? Разве тебе не понравился рассказ Эвис? Не можешь же ты, поэт волшебных форм не восхищаться ею? - спрашивала Наир, трогая локоны разбросанные по его плечам.
- Как жаль, я разучился выражать чувства словами, - Данэ снова был в смятении: от него требовали невозможного. - Я благодарен. Может сегодня я видел ту искру, зачинающую, небесное пламя. Я буду помнить этот день, ждать его продолжения, - поспешил ответить скульптор.
- О! Теперь мы смело покинем тебя, надеясь следующий раз застать в здравии!
Следом за Кени из-за стола поднялись остальные. Наир сокрушалась, что ее одежда, забытая вдали от очага почти не высохла и хозяин жертвовал тонкий шелковый плащ. Когда все собрались под портиком, он задержал Хетти на пороге и сказал: - Не сердись. Я действительно не в себе. Не позднее дня Тога я закончу свой труд. только нужен луч - камень. Знаешь, который мы находили у скал Ноафины? Самому мне трудно выбраться туда. Да и смогу ли я его добыть?
- Скоро он у тебя будет, - пообещал охотник.
По аттлийскому календарю /Эвис для удобства пользовалась им/ близилось к концу сорока двух дневное Торжество Лои за которым следовал сезон дождей. С северных морей, разлившихся между Гренландией и скованной льдами Европой холодные муссоны принесут тяжкие тучи, и небо будет течь дождями до самого Торжества Начала, когда Сверкающий Меч рассечет Время Океана, чтобы порядок повторился.
Но пока были теплые бархатистые ночи полные чар жемчужной богини стояли погожие дни. Солнце питало хрустальный воздух золоченным теплом. Нуты и люди собирали урожай последний в году, щедрый. Спешили завершить неотложные дела. Кругом царило мирное оживление, любовь и труд.
Приняв совет Кени и осторожную позицию Грачева, хронавт не спешила в Ланатон. Оставалось не так много времени до обряда сторожа Хорв, тогда здесь появятся посланцы священной долины и Эвис надеялась, что они не обойдут ее вниманием.
С посещением обители пикритов, Эвис не узнала нового о Голубой Саламандре, тем более о таинственных энергиях, природу и губительные свойства которых она тщетно пыталась понять. Люди, жившие в архаичном укладе, не желали говорить, что-либо касающееся сакральных знаний Сфер, зато они охотно поведали легенды незнакомые в Ану. Удивительным образом они, сохранили предания, берущие начало, наверное, еще до Лабиринта. Эвис внимательно разбирала их, толковала по своему очерчивая реальность. После общения с пикритами она уже иначе представляла раннюю историю Земли Облаков и сквозь затвердевшие постулаты Ланатона, видела: в жизни аоттов еще присутствует лиричная и наивная мифология прошлой эпохи с грозными богами стихий, волшебными человекоподобными существами и загадочными меку. Теперь хронавт начинала понимать, почему народ преуспевший в знании, развивший точные науки и искусства являет инфантильность в вопросах, казалось бы, более простых. Ей полюбились волнительные песни о ветрах, величии и могуществе гор, еще о тайнах звездного неба, памятные образами прежнего астрального культа. С доброй улыбкой хронавт забавлялась над незадачливыми исполнителями, порой не умеющими объяснить смысл того или иного стиха. Вызывая изумление, бралась толковать сама.
Вместе с Грачевым она обследовала почти все примечательные места вблизи Ану. Ее не переставали восхищать множество и разноликость скульптур в ухоженных садах, рациональная красота зданий. Затаив дыхание, она входила в храмы, выстроенные века назад, но не к чести глухих, к человеческим чаяниям, богов - скорее те, иератические формы служили сосудом вмещавшим дух, более высокий.
Иногда, стоя в беломраморном зале, разглядывая фрески или слушая приносимую ветром мелодию, ею овладевало оцепенение. Казалось, через тысячи лет слышится таинственное Слово. То самое, что застыло здесь в размерах стиха, что упало зерном, чтобы когда-то прорасти. "Облик сна" - говорила она. - Сна перед неизвестным "завтра"…
В отличии от Эвис, Грачев мало придавался подобным размышлениям. Разузнав возможное о иерархии Ланатона и его сложных внутренних законах определявших этапы посвящения, так и быт, он со все большей долей скептика допускал, будто строгие адепты пожелают пойти на. откровение. Пока Андрей не делился неутешительными выводами с Эвис. Он углубленно думал, какие шаги предпринять, чтобы не оказаться в решительный час в роли жалких безоружных просителей. Предполагая, что расследование придется проводить в самом Ланатоне, он в деталях изучил план священной долины, начал собирать всякие полезные сведения отдельно о каждом Доме и его служителях. Работу эту он совершал достаточно ловко. Никто, включая и Эвис, не замечал ничего особенного, если он интересовался какой-либо подробностью. Скоро у него сложилась полная картина, в которой вызывающе ярким пятном была пресловутая Пирамида. Большинство аоттов относились к ней с привычным безразличием; не более, как к причудливому сооружению, зреть которое можно всегда. Другие, считая ее величайшей святыней или нет, с улыбкой говорили: - " Да это тело бога, хранящего нас." "Тело бога…" - вынашивая дерзкий план, повторял Грачев. - "Бога! Хорошо. Придется проковыряться в его внутренностях!"
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});