Безусловно, мог, с чем в душе соглашался император с министром полиции.
Так почему же он, человек гениального ума, с самого начала не придал сему должного значения? Почему всякий раз, когда говорил о Чернышеве с Савари, напротив, старался сдержать, а то и просто нейтрализовать его полицейское усердие?
Ответ прост: выгоды от пребывания доверенного лица российского императора, чей статус фактически был значимее, чем положение даже чрезвычайного и полномочного посла, оказывались более существенными для Наполеона, чем неудобства, связанные с этим пребыванием.
И в самом деле, вероятно, не раз рассуждал с собою Наполеон, какой особый ущерб империи мог нанести офицер, водивший дружбу с маршалами и генералами, близко знакомый с членами императорской семьи, ими охотно и постоянно принимаемый?
Ну, скажем, подслушанные обрывки разговоров даже на военные темы, даже попавшие к нему сведения о том, когда и куда направлен тот или иной полк — какой в этом урон могуществу Наполеона? И какая польза в том для самой России? Подчас газеты Франции, не говоря уже о печати Австрии, Пруссии или других стран, выбалтывали больше, чем доходило до ушей русского офицера.
А разве не самим императором в разгар австрийской войны Чернышев был допущен в святая святых французской армии — в ее главный штаб? Что ж, умалило это победы французского оружия? Напротив, Наполеон, прочитав секретное послание Чернышева в Петербург, убедился лишний раз в том, какую высокую оценку его полководческому искусству дал военный человек, находившийся с ним рядом на протяжении самых тяжелых месяцев кампании.
И еще: русский мундир во французской армии, а затем в Париже был живым символом союза двух самых великих государств. Таким образом, выгоды, которые вытекали из пребывания русского военного атташе во Франции, явно перевешивали все те опасности, которые могли бы иметь место, положим, в условиях, когда бы между Францией и Россией шла, к примеру, война.
Но вскоре открылось с очевидностью: русские стали узнавать то, что в самой Франции лежало за семью печатями. Из слухов, обрывков разговоров? Да нет, больше походило на профессиональный шпионаж.
Савари поклялся: он поймает Чернышева за руку. Оказалось, более нанес вреда, проделав неуклюжий ход с журнальным пасквилем. Но по всем донесениям выходило: Савари прав, более некому выведывать секреты, кроме Чернышева. И сам император в разговорах с флигель-адъютантом русского царя убеждался: многое, слишком многое известно русскому полковнику.
И все же герцога Ровиго следовало держать за фалды — нельзя еще одним скандалом, вроде того фельетона, сорвать плавный ход механизма войны, который был так удачно и, как казалось Наполеону, скрытно и негласно запущен. Потому император счел за благо Чернышева как бы выслать, в то же время в последнем разговоре с ним дав понять: он открыт, но то, что ему удалось сделать, вряд ли представляет очень уж большую ценность. Его, великого полководца и императора, не так-то легко провести!
— Я пригласил вас, полковник, чтобы попросить доставить в Петербург мое письмо императору Александру, — встретил Наполеон русского офицера, которого к нему ввел министр герцог Бассано.
Сердце Чернышева радостно забилось: вот он, выход, который сам дается в руки и лучше которого вряд ли что иное можно было придумать. Отзыв из Петербурга мог бы навлечь подозрение. Теперь же сам Наполеон, не ведая о благодеянии, которое совершает, выпускает птицу из клетки на волю.
— Всегда рад оказать услугу вашему величеству! — Голос Чернышева был искренне восторжен.
— Мое письмо короткое, всего две-три фразы, — меж тем продолжил Наполеон. — Монархи не должны писать много, если не имеют сказать что-либо приятное. Да вот, собственно, этот текст: «Я остановился на решении поговорить с полковником Чернышевым о прискорбных делах последних пятнадцати месяцев. Только от вашего величества зависит положить всему конец. Прошу ваше величество никогда не сомневаться в моем желании доказать вам мое глубокое к вам уважение».
Оставалось задать вопрос:
— Ваше величество предлагает начать переговоры?
— Именно их я и ждал в течение целых пятнадцати месяцев! — раздраженно и в то же время обиженно произнес Наполеон. — Не так давно я прямо спросил князя Куракина, почему его не наделили полномочиями, чтобы враз снять все недоразумения? Как я узнал, будто бы для этой цели намеревались прислать Нессельроде, где же он? Или вот вы… Император Александр в последний раз два года назад прислал вас в Париж в качестве постоянного своего атташе при моей особе. Почему же, если он не доверяет Куракину или еще кому-либо вести официальные переговоры с моим кабинетом, не уполномочил на это именно вас? Как раз вы, полковник, подходите для роли более других. Полагаю, что нет большого секрета в том, что вы находитесь в Париже, чтобы доставлять в Петербург сведения о моей армии. Значит, вы, как никто иной, знаете весь ход дел. К тому же вы показали воочию свои способности вникать в самые сложные вопросы — и политические, и военные — и хорошо в них разбираетесь. Поступи Александр так, еще год назад все наши недоразумения можно было свести на нет совершенно играючи.
— Благодарю ваше величество за очень лестное обо мне мнение, — поклонился Чернышев. — Однако я не раз передавал лично вам намерения моего императора разрешать все возникающие недоразумения лишь путем разъяснений, а не угроз.
— Да, вы, полковник, постоянно передавали мне упреки императора Александра в том, что это не он, а я занимаюсь военными приготовлениями. Однако вы, кто долго жил у нас, лучше других могли судить о разнице, которая была во Франции относительно вооружений год тому назад и теперь. Ни год, даже ни полгода назад я не помышлял вовсе наращивать мою военную мощь. Лишь в самое последнее время я поневоле стал оснащать армию и подвигать кое-какие ее части навстречу тем войскам, которые первыми стали двигать навстречу мне именно вы, русские.
«Несомненно, — подумал Чернышев, — Наполеон подозревает меня в том, что мне досконально известно и о росте вооружений, и о дислокации и перемещениях войск. Иначе он не говорил бы со мною как с человеком, который в самом деле знает, что было и год, и два назад, когда проводились и в каком количестве новые наборы, в каких объемах росли заказы на вооружения, на поставку лошадей и обозных фур, обмундирования и продовольствия. Но надо держать ухо востро и ни в коем случае не поддаваться на его уловки. Приглашение к откровенности в создавшихся условиях — верный путь в ловушку».
— Видите ли, ваше величество, мне трудно судить о том, как и в каких размерах росла военная мощь французской империи, — позволил улыбнуться и даже слегка пожать плечами Чернышев. — Думаю, сие под силу лишь вашему главному штабу.
