подумает и сам начнёт разговаривать. Характер у него такой. Как что не по его… то ого-го. Да и ладно.
— Ты это, внучёк, — как я и говорил, дед долго не продержался молча, — спрашивай и вали отсюда.
— Чего спрашивать, дед? — удивился я, — мне и так всё ясно.
— Прямо всё-всё? — улыбнулся дед, — и даже ничего странного не случилось?
— Чего там странного-то? — ответил я, — всё хорошо. Ну может, удивился немного, что народу оказалось больше чем говорено было, а так всё нормально.
— Народу много? — дед, с места, аж подпрыгнул и возмущённо затараторил, — народу тебе много?! А кому я сказал, чтобы он сидел и не высовывался? А? Ты нахрена про этот долбанный джаз начал говорить? Ещё и про плакат фашистский вспомнил. Из-за тебя Хрущёва, на два месяца раньше в московский обком партии выдвинули, чтобы он навёл порядок и разобрался с союзом композиторов. Ты нахрена в милицию полез помогать? Из-за тебя Маленков получил дополнительные данные на еврейский антифашистский комитет. Ещё и украинские националисты возбудились, не кстати. Хорошо, что я помощников дополнительных нашёл. Остались ещё люди, старой закалки, которые за несколько дней свободы, на всё согласные. Пришлось, конечно, им кое-что пообещать, но — это мои проблемы. Так что — скажи спасибо, а то и с заданием напортачил бы. Ишь! Народу ему много!
Вот опять я ничего не понимаю — где я и где евреи? И причём тут плакат? Какие, к чертям собачьим, помощники? Я вообще никого в глаза не видел! Опять дед что-то темнит и ничего, по существу, не говорит. Нет, вроде успокоился и чего-то хочет добавить:
— Короче, ты мне должен, потому и позвал! Когда время придёт, я всё расскажу, что надо сделать, а пока свободен…
Голос деда стал, как бы удаляться и становиться всё тише и тише:
— Ты всё сделал и теперь живи спокойно… До поры до времени…
* * *
Проснулся я совершенно невыспавшийся. Тяжёлая голова и полная убеждённость, что меня сейчас вывернет наизнанку. Возле кровати, на стуле, стоял чайник с водой. Утолил жажду, огляделся и понял, что не всё так плохо. Жена, чему-то улыбается во сне. Такая детская улыбка. Я аж засмотрелся. На улице, как видно в окошке, нормальная погода — по крайней мере дождя не видно. Можно пойти и устроить себе сверхсложную тренировку с бревном, до полного физического изнеможения. А потом съесть, чего-нибудь жутко вкусного и вредного одновременно. И это, раз уж организм требует, правильно. Мне теперь многое можно. Я же сделал, что от меня требовалось? Значит я свободен от всех обещаний и могу делать что хочу. Теперь-то заживу и, даже, возможно спокойно…
