– Вы читали статьи?
– Конечно.
– Как вы их находите?
А поскольку я никак их не “находил”, то стал говорить об отсутствии логики, слабой аргументации и рыхлой композиции этих публикаций. Мой товарищ, сидевший рядом, наступил мне на ногу. И я умолк.
Оказывается, я устроил разнос переложенным для журнала речам Суслова, Пономарева и самого Андропова. Тем не менее, на работу в ЦК меня взяли, и проработал я там девять лет…»[147]
Я был знаком с некоторыми консультантами из аппарата ЦК КПСС. Те, кто работал с Андроповым, считали, что им повезло. Обстановка здесь была по тем временам более свободной и творческой. Андропов отличался от других секретарей ЦК и методами работы с аппаратом, что шло на пользу и ему, и работникам аппарата. Подготовка разного рода документов в ЦК КПСС всегда являлась длительным, коллективным и многосложным делом. При этом, чем больше ступеней проходил документ, чем больше людей над ним работало, тем менее интересным и содержательным он становился. Продукция отдела по социалистическим странам все же отличалась от продукции других отделов в лучшую сторону. «Я очень быстро убедился, – свидетельствует Федор Бурлацкий, – что, какой бы ты ни принес текст, он все равно будет переписывать его с начала и до конца собственной рукой, пропуская каждое слово через себя. Все, что ему требовалось, – это добротный первичный материал, содержащий набор всех необходимых компонентов, как смысловых, так и словесных. После этого Андропов вызывал несколько человек к себе в кабинет, сажал нас за удлиненный стол, снимал пиджак, садился сам на председательское место и брал стило в руки. Он читал документ вслух, пробуя на зуб каждое слово, приглашая каждого из нас участвовать в редактировании, а точнее, в переписывании текста. Делалось это коллективно и довольно хаотично, как на аукционе. Каждый мог предложить свое слово, новую фразу или мысль. Ю. В. принимал или отвергал предложенное… Он любил интеллектуальную политическую работу. Ему просто нравилось участвовать самолично в писании речей и руководить процессом созревания политической мысли и слова. Кроме того, это были очень веселые застолья, хотя подавали там только традиционный чай с сушками или бутербродами. “Аристократы духа” (так называл нас Ю. В.) к концу вечерних бдений часто отвлекались на посторонние сюжеты: перебрасывались шутками, стихотворными эпиграммами, рисовали карикатуры. Ю. В. разрешал все это, но только до определенного предела. Когда это мешало ему, он обычно восклицал: “Работай сюда!” и показывал на текст, переписываемый его большими, округлыми и отчетливыми буквами»[148].
Андропов использовал иногда свой авторитет и возможности секретаря ЦК КПСС для того, чтобы помочь решению некоторых не слишком крупных, конечно, проблем культуры и идеологии. Так, например, через своих консультантов он познакомился с работой популярного, но считавшегося едва ли не крамольным Театра на Таганке. В одном из интервью главного режиссера театра спросили, правда ли, что Андропов в прошлом покровительствовал Любимову и его театру. Юрий Любимов ответил: «Нет, просто когда мне закрыли первый спектакль “Павшие и живые”, то друзья устроили мне встречу с ним. Он был секретарем ЦК. Я с ним имел долгую беседу. Он начал ее с того, что сказал: “Благодарю вас как отец”. Я не понял, говорю: “За что, собственно?” – “А вы не приняли моих детей в театр”. Оказывается, они очень хотели быть артистами, пришли ко мне. Мама с папой были в ужасе. Ребята были совсем молодые, действительно дети, и я сказал им, что все хотят в театр, но сперва надо кончить институт, а сейчас не надо… Они вернулись в слезах – жестокий дядя отказал, нам долго читал мораль… И за это он меня зауважал. Он сказал: “Мы с матерью не сумели их отговорить, а вы так сурово сказали, что они послушались”». На вопрос, помогал ли Андропов Театру на Таганке в последующие годы, Любимов ответил: «Он уже не вмешивался в дела театра. Когда я с ним разговаривал, он произвел на меня впечатление человека умного. Он сразу мне сказал: “Давайте решим небольшую проблему, всех проблем все равно не решишь”. Я говорю: “Конечно, конечно, самую маленькую. Вот если бы вы помогли, чтобы пошел спектакль “Павшие и живые”! Это же о погибших на войне, в их память. А тут поднялось такое…” А за всей этой историей с “Павшими и живыми” просто крылось то, что мы выбрали не тот состав поэтов. Так они в этом некомпетентны: они Кульчицкого приняли за еврея и просили заменить Светловым, а на самом деле Светлов – еврей. Среди избранных нами поэтов были Коган, Кульчицкий, Багрицкий, Пастернак, который тоже вызвал большой гнев»[149]. Андропов помог театру, и «Павшие и живые» много лет с успехом шли на сцене. Можно привести немало других примеров, когда Андропов проявлял независимость суждений и здравый смысл, хотя обычно он не пытался вступать в открытый спор с Хрущевым или с Сусловым. Так, например, Андропов ценил лучшие из картин советских авангардистов и поддерживал их хотя бы тем, что приобретал немало «абстракционистских» полотен. Это же делали и многие из сотрудников его отдела. Андропов знал, насколько популярен этот стиль живописи в Польше или на Кубе. Явно не разделял Андропов и поощрение Хрущевым нелепой монополии Т. Д. Лысенко в биологической и сельскохозяйственной науках. Конечно, Андропов не был экспертом в генетике. Но ему приходилось вести дела с Чехословакией, где основатель классической генетики Г. Мендель считался гордостью страны и нации. При Сталине чехам все же пришлось убрать в 1948 году памятник Менделю и закрыть музей. Но в 1960-е годы власти Чехословакии под давлением общественного мнения стали требовать возвращения памятника великому ученому на прежнее место и открытия музея Менделя. В Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) давно уже установился обычай: отмечать во всех странах мира юбилеи величайших деятелей и величайших открытий в истории цивилизации. К каждому из таких юбилеев готовились несколько лет, их «расписание» устанавливалось заранее. Еще в самом начале 1960-х годов объявили, например, что 1965 год будет отмечен как «год Менделя». За сто лет до этого, в 1865 году, в Брно Грегор Мендель доложил на одном из научных собраний о своих опытах и открытиях в области наследственности. Чехословакия гордилась этим и готовилась достойно и широко отметить день рождения менделизма. Однако Хрущев под влиянием Лысенко запретил Академии наук СССР готовиться к менделевскому юбилею. Андропову это обстоятельство доставляло немало хлопот, так как он становился посредником между чехословацким и советским руководством. В 1963 году по всей стране и особенно в Москве распространялась в списках большая и острая работа моего брата Жореса «Биологическая наука и культ личности», содержащая уничтожающую критику Лысенко и его «учения». Не знаю, читал ли эту самиздатскую рукопись Андропов, но в кругу его консультантов работа Жореса была хорошо известна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
