Он вежливо поклонился, прижал правую руку к васильковому жилету и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.
…После войны, как бы в подтверждение рассказа негра о страшном рынке под Мюнхеном, где торговали рабами, я узнал, что 5 марта 1943 года на собрании членов нацистской партии в Киеве рейхскомиссар Украины Эрих Кох заявил: «…Мы избранная раса, раса господ, и должны всегда помнить, что последний немецкий батрак в расовом биологическом отношении в тысячу раз выше здешнего населения. И если ставить вопрос, нужны ли вообще нам эти люди, можно ответить: „Да, нужны, по только в качестве рабов!..“»
А 4 октября 1943 года в городе Познань фанатик-расист и убийца Генрих Гиммлер, правая рука Гитлера, поучая своих группенфюреров (генералов) СС, сказал: «…Для нас абсолютно безразлично, как живется русским, как живется чехам. Ту хорошую кровь нашей породы, которая имеется у других народов, мы добудем: если понадобится, мы отнимем у них детей и вырастим у себя. Живут ли другие народы зажиточно или подыхают от голода, меня интересует только постольку, поскольку они нам нужны в качестве рабов… Если десятки тысяч русских баб окочурятся при постройке противотанкового рва, меня это интересует, только поскольку противотанковый ров нужен великой Германии…»
Капитана Мюллера нет
Я жил в полном неведении, что будет со мной завтра, и не знал, что в эти дни к Будапешту уже подошли советские войска, что на севере была освобождена большая часть Прибалтики и вся Карелия и советские дивизии преследовали и громили гитлеровцев на территории Норвегии…
Однажды я, вспомнив, что офицер Ганс Штумм, у которого я выиграл триста марок, остался мне должен еще пятьдесят, решил зайти к нему домой, ибо в казино его больше уже не встречал.
Встретил он меня весьма дружелюбно, сразу рассчитался, извинился, что не мог передать деньги в назначенный день, так как эвакуировал жену и дочь на Запад к родственникам. Я принес бутылку коньяка. Мы сидели вдвоем, пили коньяк.
Из беседы с ним я узнал, что этот офицер СА (Sturmabteilungen — штурмовые отряды) еще в 1934 году 30 июня, переметнувшись на сторону Гитлера, участвовал в уничтожении Рема и других высокопоставленных чипов СА, враждовавших с Гитлером и претендовавших на его пост. После «ночи длинных ножей» Ганс Штумм служил в СС — в охранных отрядах, являющихся лейб-гвардией Гитлера, опорой нацистских бонз и боссов, и однажды получил приказ командовать эвакуацией с территории Норвегии секретного объекта, где располагались фальшивомонетчики.
Штумм рассказал мне, что весь тот секретный объект, с людьми и оборудованием, с августа 1943 года за колючей проволокой концлагеря Заксенхаузен в специальных бараках за № 18 и 19, в свою очередь также окруженных колючей проволокой, день и ночь работал, и типографские машины печатали фальшивые фунты стерлингов, доллары, рубли и кроны.
Мы долго беседовали на разные темы, и он стал со мною более откровенен. А это мне и требовалось.
Штумм изрядно проработал и в аппарате СД (служба безопасности, главный орган разведки и контрразведки фашистской Германии) и знал, как готовился «дворцовый переворот». Он рассказал мне, что Гальдер — начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии, в сентябре 1941 года, прибыв на Восточный фронт и узнав об уничтожении двух третей всех эсэсовских войск, тогда еще понял, что Гитлер погубит немецкую армию. Вернувшись в Берлин, он нашел единомышленников, желавших уничтожить «богемского ефрейтора». Среди них были — генерал-фельдмаршал фон Витцлебен, генерал Людвиг Бек, генерал Хаммерштейн и другие.
Так вот, Штумм участвовал в их аресте и однажды при задержании получил пулю в плечо, почему и лечился в госпитале Польцииа, где в это время проживала его семья.
В конце беседы Штумм сказал:
— Гитлер просчитался. Он не знал сталинского экономического потенциала. Русские задавили нас техникой, да и солдат, рядовой русский солдат просто поразил нас своим беспредельным терпением и стойкостью. А сейчас мы обречены! Что с нами будет, не знаю! Ищу выхода из этой военной авантюры…
Мы дружески расстались, пообещав друг другу еще встретиться.
Я шел по ночному Польцину. Услышанная информация могла пригодиться, я взял ее на учет.
Пробыв в Польцине дней сорок, я решил все же отправиться в Лиссу. Надо было снова рисковать. Как мне подсказала купленная в магазине канцелярских товаров школьная географическая карта, город Лисса находился на территории довоенной Полыни. Расчет был такой. Пока есть возможность, надо использовать и офицерскую форму, и немецкие документы. Прибуду на место — все станет яснее. А пребывание в штабе немецкой дивизии — что-нибудь да значит. Наверняка узнаю что-нибудь ценное.
Приняв такое решение, я рассчитался с хозяйкой, купил билет и сел в поезд. Неиспользованные продовольственные карточки (не отоваренные в магазине) хозяйка мне, конечно, вернула.
Еще в Польцине я заметил, что кафе и столовые были разгорожены и над каждым отделением висели надписи: «Только для немцев!», «Только для поляков!». Говорить в любом общественном месте следовало только по-немецки.
В общий вагон, в котором я ехал, вошли две польские девочки лет двенадцати. Они беззаботно болтали, смеялись и о чем-то спорили. Сидевшая напротив меня старуха немка вдруг разозлилась.
— До каких пор эти свиньи, — кивнула она в сторону детей, — будут ездить с нами, немцами, в одном вагоне?
В вагоне наступило молчание.
— Это просто возмутительно! Вы согласны со мной? — спросила она майора, сидевшего рядом с ней.
— Нет, не согласен, — спокойно возразил тот.
— То есть как это понять? — кипятилась старуха.
— Какие же это свиньи? — Майор хитро подмигнул. — Вот у меня в поместье есть свиньи, так это свиньи, с хвостиками, с пятачками на рыльцах. А это же девочки!
— Вы издеваетесь надо мной! — взвизгнула немка. — Вы член нацистской партии?
— Я — офицер великой Германии, — ответил майор, — но война пока еще не довела меня до такого кретинизма, чтобы я уже не отличал свиней от не свиней.
Старуху от бешенства затрясло.
— Вы слышите, что он говорит? — обратилась она ко мне.
— Да, слышу, — ответил я. — И считаю, что майор совершенно прав.
— Вы оба просто коммунисты! — Побелев от злости, старуха демонстративно встала и ушла на другой конец вагона и долго еще там зудела под одобрительные возгласы сочувствующих.
Я смотрел в окно, за которым мелькали заснеженные поля и леса, маленькие поселки с черепичными крышами. Видно было, как под конвоем немецких солдат люди рыли бомбоубежища, окопы, траншеи…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
