на худом лице при виде туник и Зверей сменилась любопытством. Поравнявшись с увенчанным туей гуэцием, Алва слегка приподнял бровь. Роберу показалось, что кэналлиец присвистнул.
3
Прошедшие олларовские застенки напоминали выходцев, но времена изменились. Альдо не мстил пленным. Месяцы в Багерлее никак не отразились на Вороне, он был таким же, как и раньше, разве что слегка побледнел. Ричард смотрел на своего бывшего эра, пытаясь увидеть на красивом лице хотя бы тень раскаянья. Бесполезно.
– Герцог Алва, – прервал затянувшееся молчание Кракл, – вы осознаете, где находитесь и что вас ждет?
Ворон оторвал взгляд от рассветного гимнета:
– Здравствуйте, барон. Вы не будете любезны объяснить, что у вас на голове? Выглядит, надо признаться, не лучшим образом.
По рядам пробежал шумок, кто-то, кажется, каданский посланник, уронил перчатку. Сверкнула медь – цивильник повел кого-то из зала. Ворон выждал, пока гимнеты вновь скрестят свои алебарды, и осведомился:
– Барон, так что же все это означает? В Талиге наконец вошли в моду мистерии?
Кракл не ответил, он даже не напомнил, что теперь является графом. Кэналлиец небрежно повернулся и направился к своей скамье.
– Алва, вы забываетесь! – сюзерен не стал ждать, когда судейские придут в себя. – Судьи, делайте свое дело!
– И в самом деле, мистерия, – зевнул Ворон, опускаясь на скамью. Он был скован по рукам и ногам, но цепи были тонкими и легкими, они не помешали закинуть ногу за ногу.
– Рокэ Алва, – потребовал очнувшийся Кракл, – встаньте пред государем и Создателем.
– Непременно, – пообещал кэналлиец. – Как только появится государь или Создатель, я сейчас же встану.
Это было оскорблением. Хорошо продуманным, преднамеренным оскорблением, на которое невозможно ответить, не попав под новый удар.
В тишине зашуршали бумаги, словно по черепице прошелся ветер. Алва равнодушно разглядывал витражи, не замечая обращенных на себя взглядов. Твердость вызывает уважение, даже если это твердость врага, но Рокэ вел себя, словно он был королем. Неужели исповедь у него? Но тогда зачем ему Фердинанд? Нет, Ворон не знает ничего, он просто в очередной раз наслаждается игрой со смертью.
– Герцог Алва болен, – веско произнес сюзерен. – Мы позволяем ему сидеть.
Да, так и только так! На дерзость следует отвечать величием, и тогда дерзость погаснет.
– Рокэ Алва, – Краклу следовало быть тверже, – вы должны принести присягу.
– Должен? – Ворон даже головы не повернул. – Вам как обладателю огромного количества посвященных моей персоне бумаг следует знать, что у меня нет долгов.
– Хорошо, – председательствующий дернул плечом, – поставим вопрос иначе. Вы находитесь перед Высоким Судом. В него входят те, кто равен вам по происхождению, они и решат вашу судьбу, руководствуясь справедливостью и кодексом Доминика с позднейшими поправками. Вы можете правдиво отвечать на заданные вам вопросы и можете молчать. Присягните, что будете говорить правду и примете вынесенный приговор со смирением и спокойствием.
– Не вижу смысла, – казалось, Алва сидит за карточным столом. – К тому же здесь собралось достаточно господ, присягавших то мышам, то кошкам, то собакам. Мне с ними не по пути.
Еще одно оскорбление, которое нельзя замечать. Как легко говорить с подлецом, когда на боку у него шпага, но что ответишь пленнику или свихнувшейся женщине?
Рука Кракла метнулась к венку и отпрянула, словно ожегшись.
– Если вы не прекратите оскорблять Правосудие и Закон, – пришел на помощь супрем, – вас лишат права говорить и осудят как «бессловесного».
– Охотно верю, – усмехнулся Ворон, – но тогда вам придется сменить декорации. Гальтарские кодексы запрещают заочный суд. Осуждать и миловать за глаза мог лишь анакс. Это на случай, если сочинители сегодняшней мистерии черпали вдохновение не в хрониках, а в великом Дидерихе. Кстати, клясться или не клясться, и чем именно, подсудимый эорий решал сам.
– Вас судят по кодексу Доминика, – голос Кракла наконец обрел уверенность. – Будете ли вы говорить правду?
Алва сосредоточенно намотал цепь на левое запястье:
– Я не имею обыкновения лгать и уж тем более не стану лгать сверх необходимого. Придется вам удовлетвориться этим.
– Итак, вы признаете настоящий суд и вверяете себя его справедливости?
– Признаю? – в ленивом голосе прозвучало удивление. – Господа, если на вас бросится десятка три убийц в масках, вы станете драться, но разве это дуэль? Ваша затея напоминает суд в такой же степени, но это ваши сложности. Я вас выслушаю и, если сочту нужным, отвечу.
– Что ж, – Кракл развернул желтый свиток, – дерзость обвиняемого не должна уводить нас от нашей цели, а цель эта есть торжество Справедливости и Закона. Господин обвинитель, вы готовы?
– Да, господин гуэций.
Граф Феншо неторопливо поднялся на кафедру. Полный и спокойный, он ничем не напоминал стремительного Оскара. Что ж, законник и генерал и не обязаны походить друг на друга. Гуэций зазвонил в колокольчик, требуя тишины.
– Господин Феншо, – Кракл родился ординаром, но торжественность происходящего чувствовал в полной мере, – готовы ли вы перед лицом Создателя и государя обвинить присутствующего здесь герцога кэналлийского Рокэ Алва в преступлениях против короля, Великой Талигойи и всех Золотых Земель?
– Да, господин гуэций. – Голос прокурора был низким и уверенным.
– Клянетесь ли вы, что не испытываете к подсудимому личной вражды и обвиняете его лишь по велению долга и во имя торжества справедливости?
– Да, господин гуэций.
– Высокий Суд с вниманием слушает вас.
– Бывший Первый маршал Талига Рокэ Алва, – спокойно начал Феншо, – привлекается к настоящему суду по обвинению в государственной измене, покушении на убийство его величества Альдо Первого, оскорблении королевской власти, множественных убийствах талигойских подданных и подданных дружественных Великой Талигойе стран, злоупотреблении властью, подделке документов, клевете, возведенной на достойных и благочестивых людей и приведшей к их гибели, а также в присвоении чужого имущества, изнасиловании, демонопочитании и ряде других, не столь значительных преступлений.
– Отвечаете ли вы за ваши слова?
– Ваше величество, Высокие Судьи, я отвечаю за сказанное своей Честью. Не скрою, мне и моим помощникам было невыносимо тяжело вникать в подробности деяний этого человека, но мы исполнили свой долг до конца. Клянусь, что все обвинения достоверны и подтверждены доказательствами, кои будут представляться по мере необходимости. Наша совесть чиста. Мы просим у вас не отмщения, но справедливости.
– Мы благодарим вас. – Разве это должен говорить Альдо? – Мы доверяем дальнейшее гуэциям.
Все верно. Сюзерен не из тех, кто забывает, когда нужно говорить, но что знает Феншо о Катари? Или изнасилована была другая женщина?
– Высокий Суд благодарит графа Феншо. – Кракл немного выждал и обернулся к обвиняемому. – Рокэ Алва, понятно ли вам обвинение и признаете ли вы себя виновным?
Ворон и бровью не повел. Если бывшему маршалу и было не по себе, виду он не показал.
– Рокэ Алва, – Краклу хватило ума сохранять спокойствие, – отвечайте на вопрос. Повторяю, понятно ли вам обвинение и признаете ли вы свою вину?
– Чего ж тут не понять? – Подсудимый досадливо поморщился. – Меня обвиняют в том, что я родился в семье Алва и дожил до тридцати семи лет,
