Генерал фон Рабенау, начальник армейского архива, подтвердил получивший распространение слух относительно того, что многие военные досье, включая военные дневники групп армий, которыми я командовал во время Польской и Западной кампаний, были уничтожены огнем — «за пределами его офиса». [445]
24/6/42
Я проинформировал Гальдера об успехах 1-й танковой армии. Только вчера я говорил ему, что противник, в отличие от своей прежней тактики, на этот раз предпочел отход окружению, — как в секторе 1 — й танковой армии, так и под Волчанском. У меня складывается впечатление, что с некоторых пор противник по большому счету решил избегать крупных сражений, а соответственно и поражений, чтобы выиграть время и дождаться, когда в войну вступит Америка. При всем том противники не думает пока отступать перед фронтом 2-й армии. Как мне кажется, русские сейчас находятся в процессе создания глубокоэшелонирован-ной обороны. В этой связи я еще раз потребовал у Гальдера скорейшего издания приказов относительно начала операции «Блау» в максимально ранние сроки, то есть 27 июня.
Под Севастополем сегодня значительного продвижения вперед не наблюдалось.
22-я танковая и 10-я легкая дивизии соединились под Гороховаткой. Таким образом, южная часть «котла», созданного силами 1-й танковой армии, закрыта. 16-я танковая дивизия достигла реки Оскол в районе Купянска и двинулась к югу, чтобы запечатать северную часть «котла». Армия наступает по всему фронту; противник попятился перед северным крылом атакующих войск и сейчас отходит к северо-западу от Двуречной.
Пришел приказ: завтра фюрер ждет меня в своей штаб-квартире.
25/6/42
Отмечается продвижение вперед на левом крыле северного сектора и в восточном секторе под Севастополем, где румыны взяли «Бастион II». [446] Сражения, которые ведет 1-я танковая армия, близятся к завершению. Захвачено более 20000 пленных, около 100 танков и 250 артиллерийских орудий.
Вылетел в штаб-квартиру фюрера. Вчера протоколы допросов офицеров, так или иначе связанных с делом пропажи секретных документов, были отосланы Гальдеру. Однако фюреру их пока не передали — во всяком случае, так мне сказали. Это определенным образом характеризует ситуацию, не правда ли? Первым меня принял фельдмаршал Кейтель. Сильно нервничая, он обрисовал мне положение в самых мрачных тонах. Фюрер хочет, чтобы это дело стало показательным, но генералы, по его мнению, смотрят на происшествие сквозь пальцы, поэтому он, Кейтель, должен предупредить меня, чтобы я не пытался отговорить фюрера от принятого им решения примерно наказать виновных! После этого Кейтель зачитал мне составленный им список возможных обвинений, которые он намеревался предъявить замешанным в этом деле офицерам. Видно было, что Кейтель протоколов допросов не читал и всех перипетий этого дела не знает, так как в тексте было допущено несколько фактических ошибок. Я объяснил ему, как было дело, и посоветовал этот документ в дальнейшем не использовать. Потом меня принял фюрер, находившийся в необычно подавленном состоянии. На этой встрече присутствовал Шмундт. Я рассказал фюреру о своем видении ситуации, опираясь на известные мне факты и протоколы допросов. Фюрер лишь изредка прерывал меня, чтобы задать тот или иной вопрос. Я имел возможность четко и ясно выразить свое мнение, суть какового сводится к тому, что если кто и виноват в происшедшем, так это только погибший офицер-штабист. Я добавил, что помимо допущенных им нарушений служебной дисциплины, иных серьезных оплошностей, кроме непростительной беспечности, я нигде не обнаружил. Можно, конечно, обвинить командира ХХХХ танкового корпуса (Штумме) в том, что [447] он допустил излишние откровения в направленном им своему дивизионному командиру меморандуме, касавшемся деятельности соседних частей и миссии 4-й армии в целом. В моих глазах это серьезное упущение, которое может иметь серьезные последствия. Но это именно ошибка — и ничто иное, следовательно, и взыскивать за это нужно как за ошибку (такая формулировка позволила бы Штумме при благоприятном для него стечении обстоятельств избежать снятия с должности и даже суда военного трибунала!) В заключение я сказал фюреру, что понимаю его серьезную озабоченность проявлениями расхлябанности и безответственности, которые получили известное распространение в войсках, особенно среди старшего офицерского состава. Но как старый солдат я хочу заверить его в том, что я лично и подчиненные мне старшие офицеры будем строго пресекать даже малейшие попытки нарушения существующих инструкций и служебной дисциплины. Фюрер выслушал мои заявления спокойно и внимательно. Совершенно понятно, что никакого решения по этому вопросу он в тот день не принял, но, провожая меня до дверей кабинета после состоявшейся между нами продолжительной дискуссии, сердечно пожелал мне доброго пути и определенно находился в лучшем расположении духа, нежели в тот момент, когда я к нему пришел.
26/6/42
Вылетел в Полтаву (штаб-квартира группы армии «Юг»).
Под Севастополем наши войска с восточного и северовосточного направлений постепенно оттесняют противника за линию по реке Черная. Однако захватить командные высоты в районе Гайтановых холмов нам пока не удается. Имели место новые слабые попытки русских высадить десант около Керчи. 1 — я танковая дивизия очищает от противника левый берег реки Оскол. [448] Начавшиеся проливные дожди, останавливающие на фронте какие-либо перемещения, заставили нас отложить атаку до 28 июня.
27/6/42
Захвачены командные высоты противника в районе Гайтан. Отмечается активное движение судов в направлении Таманского полуострова.
Имеют место многочисленные разведывательные рейды, иногда силами до полка и более, против всех практически фронтов армии. 6-я армия докладывает, что новые проливные дожди в ее секторе не позволяют ей атаковать 28 июня. Предварительно договорившись с Верховным командованием сухопутных сил, я отдал 6-й армии приказ начать атаку послезавтра. Измененные обстоятельствами временные рамки наших атак вызывают все большую озабоченность. К примеру, более ранняя по срокам атака 2-й армии может заставить противника перебросить часть своих мощных бронетанковых сил, дислоцирующихся напротив правого крыла 6-й армии, в сектор армейской группы Вейхса.
В 18.00 пришла телеграмма от фельдмаршала Кейтеля, где сказано, что фюрер в связи с делом о пропавших секретных документах приказал снять со своих постов командира ХХХХ танкового корпуса (Штумме), его начальника штаба (Франц) и командира 23-й танковой дивизии (Бойнебург-Ленсфельд)! Право решать, когда снимать с должности указанных выше офицеров, предоставлено мне. Генералы, которые должны их заменить, уже прибыли. Если на минуту отвлечься от этого дела, снятие с должностей образцовых командиров танковых войск, которые к тому же хорошо знакомы с местными условиями, мне представляется крайне нежелательным особенно сейчас, когда ХХХХ танковый корпус должен идти на острие атаки наступающей [449] 6-й армии. Консультации по этому вопросу с Гальдером и Шмундтом подтвердили мое впечатление относительно того, что фюрер после нашей с ним встречи 25 июня находился в сравнительно миролюбивом расположении духа. Но потом, изучая материалы дела, он обнаружил, что канцеляриста из 23-й танковой дивизии намереваются предать военно-полевому суду. В этой связи у него сложилось впечатление, что генералы решили свалить вину на своего подчиненного!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
