Как видите, это противостояние платонизму, заставляющее христианских богословов сбегать в софизмы и словесные игры, при этом не в состоянии скрыть то, что они отчетливо видят душу отдельной от тела. А все эти «иудейские и христианские точки зрения» сводятся всего лишь к условности, договору: так следует описывать личность!
Описывать мы можем и так, но что в действительности? Смерть все-таки исторгает душу из тела, и душа продолжает жить. Все остальное — лишь доктрина, как говорится. Договор о том, как видят мир все наши. А вот естественно то, что душа и тело могут быть разделены, естественно, потому что создано так Богом.
«Для нас, людей, было бы ужасно и невыносимо жить без конца в этом падшем мире, навсегда связанном с порочным кругом суеты и греха. И Бог дал нам выход. Он разделяет союз души и тела, чтобы затем воссоздать его заново, воссоединить в воскресении телесном в последний день и таким образом привести к полноте жизни» (Там же, с. 46–47).
Тело это, в котором предполагается нам воскреснуть в день Великого Суда, тоже предмет изрядных споров и часто понимается как духовно-плотское. То есть отнюдь не то же самое, что есть у меня сейчас. Да и какое именно тело мне надо дать: то, что будет в миг умирания? Любопытный мир получится тогда при воскресении тел. А если не его, то какое? Тело новорожденного? Или юное тело? В каком возрасте и состоянии?
Что-то тут не все клеится у христианских учителей, хотя это означает вовсе не ложность самого учения, а то, что многого они в нем не поняли и объяснить не могут. И это чувствуется даже у таких искренне верующих, как Каллист. Именно у него противоречия в учении звучат особенно болезненно, потому что при этом невозможно сомневаться, что главное он действительно чувствует.
Борьба с платонизмом создала слишком много противоречий, которые приходится обходить, создавая сложности. Сложности плодят неясности и предписания, которые нельзя понять, поскольку необходимо просто исполнять, чтобы тебя не объявили чужим. Но это очевидные помехи. И все они не случайны. Все они являются заплатами здравого смысла, прикрывающими какие-то древние споры, в которых ни одна из сторон не смогла с очевидностью доказать свою правоту. Но при этом обе они чуяли какую-то истину. Потому и спорили.
Вот, к примеру, как Каллист рассказывает о христианском запрете на общение с душами умерших через медиумов. Вначале этот запрет непонятен, но потом вдруг становится ясно: зачем ты лезешь общаться с тем, что не знаешь, чему не обучен, просто не видишь и не понимаешь?! Откуда может у тебя быть уверенность, что это именно то, за что себя выдает? И что движет тобой, кроме тщеславия?
«Наконец, смерть есть разлука, которая не разлучает. К этому смыслу православная традиция относится с огромным вниманием. Живые и умершие— это члены одной семьи…
Как поддерживать это непрестанное общение? Есть ложный путь, привлекающий некоторых, но православная традиция считает его абсолютно неприемлемым. Общение между живыми и умершими ни в коем случае не следует поддерживать при помощи спиритизма или некромантии. В подлинном христианстве нет места для общения с умершими с помощью, например, медиума. Подобные попытки очень опасны, так как ввергают прибегающих к ним во власть демонических сил. Спиритизм к тому же — выражение беззаконного любопытства, вроде попытки заглянуть в замочную скважину…
Из жизни святых мы знаем, что иногда умерший непосредственно общается с живыми во снах или видениях. Но с нашей стороны не должно быть попыток навязывать подобные контакты. Любые способы манипулирования умершими противны христианской совести. Общение наше с умершими происходит не на душевном, а на духовном уровне, и место, где мы встречаем друг друга — не гостиная, а храм при совершении Евхаристии. Единственным законным основанием этого общения служит молитва» (Там же, с. 50).
Все это однозначно отзывается в душе: общение с умершими должно происходить не на душевном уровне, а на духовном…
Но вдруг рождаются смущающие ум вопросы: а что такое духовный уровень общения? Молитва? Почему она? Потому что так считает Церковь? А вот протестанты отказались от попа и церкви как посредников в духовном общении. Нет ли навязывания каких-то образцов и в этом предписании молитвы и только молитвы. Хорошо молиться, когда ты действительно ощущаешь, что через нее идет духовное общение с теми, с кем ты не хотел расставаться. А как быть тем, с кем ушедший уже общается душой?
Выкидывать его из жизни и гнать как злого духа? Но ведь он же зачем-то пришел? А если это не он, а кто-то под его видом, что делать тогда? Бежать к батюшке, который страдает запором и знает только того злого духа, который мешает ему вести службу? А что наши попы знают об этом общении? Да и о духовности они, как и вожди интеллигенции, предпочитают говорить без души. Теперь, кстати, понятно, почему они всюду выкидывали душу, предпочитая сразу сбегать к разговору о духе: так безопаснее, а то с этими душами можно ввалиться в неприятности!
Церковь христианская, когда-то отнюдь не столь благостная, как сейчас, безжалостно вырезала своих конкурентов в прямом экономическом и политическом смысле этого слова. Просто уничтожала всех тех, кто помогал людям общаться с душами их умерших предков. И обещала обеспечить это общение во всех необходимых случаях, якобы лучше зная, как с ними надо общаться. В итоге, человечество утеряло знания об этой части мира, а приобрело лишь молитву, в которой можно спрятаться от действительности.
А жизнь сложнее, гораздо сложнее, чем успели описать плохо знавшие ее теоретики раннего христианства. Да и как может знать жизнь человек, который с юности ее избегает и прячется в скиту или монастыре?! Сейчас достаточно взглянуть на этих монахов, зачем-то выставляющих себя на всеобщий позор в телевизионных передачах. Когда они начинают изрыгать слова, переполненные ненавистью по отношению к плотской любви, утверждая при этом, что имеют право судить об этой неведомой им части мира, потому что у них был опыт онанизма… доверие к мнению «святых отцов» падает. Возможно, они разбираются в своем деле, но судить о жизни обычного человека, да и поучать его, они не имеют права.
Вот и большая часть христианского учения о душе, как это ни странно, не является прозрениями истины, хотя мы доверчиво считаем, что христианство по праву присвоило себе эту отрасль знаний. Все это, по преимуществу, теоретические философствования. И единственный опыт общения с душами, которым сейчас не обладает обычный человек в такой же мере, как священник, это проводы умирающих. Вот о чем бы я хотел почитать наших священников, но именно об этом они молчат, будто именно здесь сказанное ими будет разрушительно для догматического учения…
Ладно, философия, так философия. Лишь бы отзывалась и была красивой. У Каллиста есть такое место, которое меня восхищает и дает подсказки. Оно как раз относится к искусству очищения, хотя это искусство вряд ли понятное для человека естественнонаучного. Это очищение от чужих духов. Но пойду просто вслед за епископом Каллистом. Начало этого рассуждения, в общем-то, противоречиво.
«Остается вопрос, неразрешимый для современного знания, но который часто задают. Мы говорили, что человеческая личность изначально была создана Богом как нераздельное единство души и тела, и мы ждем — по ту сторону разделения с физической смертью — их объединения в последний день» (Там же, с. 54).
Противоречие это в словах о нераздельности души и тела. Душа, даже по Библии, обретается человеком после того, как создано тело. Значит, тело изначально существует без души и может ее обрести по воле Бога. А может и не обрести. Раз душа вдыхается в тело, значит, все остальное — это попытка навязать какое-то понимание или мировоззрение. Но она по-своему оправданна. Ведь в Библии сказано, что Бог вдохнул в тело свой дух, и «стал человек душою живою» (Быт. 2:7).
Иными словами, исходно Библия не видит вообще никакой иной души, кроме самого человека в целом. И с этим согласен и русский язык, в котором есть выражения вроде: душегуб. Душегуб — это убийца, а вовсе не охотник на души. Так что вопрос о том, что считать душою, очень сложен. И поэтому Каллист предельно точен, когда вставляет уточнение: мы говорили, что человеческая личность была создана как единство души и тела. Да, мы говорили. Это бесспорно. При этом сама же Библия исходно поддерживает и то, что тело умрет, а душа пойдет либо в ад, либо в рай.
Значит, противоречие есть, и оно лишь обойдено, но не снято. И это так очевидно, что хочется помочь несчастным богословам и сказать: да ладно, ну ее, эту душу. Ну, в единстве с телом…
Но противоречие это оказывается не единственным, потому что вслед за ним возникает тот самый вопрос о телесном воскрешении, который уже обсуждался чуть выше. И вот тут Каллист, ссылаясь на Григория Нисского, приводит прекрасное решение, которое вызывает у меня восхищение. К тому же оно позволяет и на душу взглянуть с большим пониманием.
