За стеной, в соседнем зале, в окружении всякой штабной сошки стоял адмирал аль-Саад и молча рассматривал лепной потолок.
Потолок был украшен свисающими кистями винограда, и каждая кисть была выточена из темно-синего нефрита, а листва между гроздьями была малахитовой, и в свете расставленных по углам светильников, имитирующих живой огонь свечей, казалось, что листва колеблется и дышит и что грозди винограда набухают сахаром и соком.
– Красивый зал, – сказал адмирал. – А что там над дверью написано?
– Над дверью написано название, – ответил Бемиш. – Зала Ста Семи Виноградных Кистей. Это довольно историческое место. Здесь по приказанию императора Аттаха оттяпали голову самому верному его полководцу.
– А почему? – полюбопытствовал адмирал.
– Народ утверждает, что всему виной свадьба щекотунчиков. Этим местным бесам надо было справлять свадьбу, и они дали взятку дворцовому чиновнику, чтобы тот разрешил им использовать Залу Ста Семи Кистей. Всю ночь бесы веселились в зале, а после этого в ней всегда принимались неверные решения. Вот поэтому и казнили полководца.
Адмирал посмотрел на финансиста мутными очами, а потом спросил:
– Они договорились о встрече?
– Нет. Шаваш боится приезжать в столицу.
– Что он хочет, непонятно?
– Черт его знает, что он хочет, – с досадой сказал Бемиш. – Не может же он хотеть территориальных уступок, а, адмирал? А если он хочет, чтобы иномирцы убрались с Веи, так об этом даже просить не надо. Ноги моей здесь не будет после таких фокусов!
– Если они не договорятся, где встретиться, переговоры сорвутся, – заметил адмирал.
Тут кто-то осторожно тронул Бемиша за плечо. То т обернулся: за ним стоял министр церемоний, господин Ахотой.
– С вами хотят поговорить, – сказал Ахотой, – пожалуйста, следуйте за мной.
Ахотой провел Бемиша коридорами, в которых испуганные бронзовые боги жмурились от света дневных ламп. Они вышли в сад, на дорожки, посыпанные желтоватым песком; в саду заливались соловьи и одуряюще пах росовяник; розовые кусты и пионы в безветренной ночи стояли неподвижно, как часовые на параде, воздев к звездам красные и лиловые цветы на кончиках тысячи веток и веточек; и через пять минут министр раскрыл перед иномирцем двери маленького флигеля с крышей в форме крыльев ласточки.
Внутри флигеля сидел худощавый человек с белым, как будто прозрачным лицом и серовато-голубыми глазами, над которыми взлетали уголки бровей. Несмотря на то, что человек был в пиджаке и брюках, Бемиш почти сразу узнал императора. Узнал – и поразился. Было даже удивительно, что в течение трех дней кризиса, когда имя императора поминутно слетало с языка сектантов, Киссура, правительственных чиновников и даже иномирцев, никто, сколько помнил Бемиш, от самого императора ничего не слышал. Да и с ним не советовались. Или – советовались? Или Киссур звонил императору?
А рядом с императором стоял еще один человек – бывший первый министр империи, Нан, он же – Дэвид Стрейтон.
– Да поклонитесь же, – зашипел сзади министр церемоний.
Бемиш поспешно сотворил нечто среднее между поклоном и коленопреклонением и успел, выпрямляясь, заметить ехидную усмешку на лице Нана.
– Добрый день, господин Бемиш, – голос императора Варназда, как всегда, был немного тих и чем-то походил на плач ребенка, – я рад видеть вас в добром здравии. Скажите, что хочет от Федерации, – император запнулся, – мой министр финансов Шаваш?
– Министр? Его еще не объявили вне закона?
Губы императора капризно опустились. Ну правильно. У Шаваша столько друзей, что даже сейчас император, пожалуй, не решится хотя бы уволить его с занимаемого поста. Черт побери, человек шантажирует всю Галактику, а его государство даже не осмеливается дать ему пинка под зад! Хорошенькое дело! Значит, требования иномирцам будет предъявлять все-таки законный чиновник империи?
– Мне было бы трудно объявить вне закона Киссура, – прошептал император. – Что они хотят?
– Не знаю. Они скажут это только при встрече с делегацией.
– Вот и Нан то же говорит, – промолвил император, поворачивая голову к безмолвно стоящей у резной колонны фигуре, – а ведь он сел в Ассалахе.
Это для Бемиша было новостью. Он знал, что бывший первый министр летит на Вею, но – сесть на захваченном террористами космодроме?
– Когда начнутся переговоры?
– Неизвестно. Наша делегация вовсе не собирается ехать в Ассалах, а Шаваш до смерти боится ехать в столицу страны, законным чиновником которой он является, государь.
Сарказм в голосе Бемиша был слишком неприкрыт, и губы императора капризно дрогнули.
– Переговоры могут пройти на территории моего дворца, – сказал государь Варназд. – Я клянусь, что обе стороны будут там в безопасности. Я не думаю, что войска или службы безопасности иномирцев осмелятся попрать наши традиции и чинить насилие в моем дворце. Не думаю также, что господин Шаваш осмелится отказаться явиться во дворец своего государя, когда государь гарантирует ему безопасность.
И государь наклонил голову, давая понять, что встреча закончена. Бемиш уже поклонился, чтобы идти, когда вдруг император тихо сказал:
– А что Киссур? Он хорошо себя чувствует? Он выглядел таким бледным – на экране…
– Киссур себя чувствует как щука в воде, – заверил Бемиш, – в отличие от трех тысяч убитых им вчера человек.
И вышел.
* * *
Разумеется, Шаваш не посмел отказаться от гарантий, данных государем. В самом деле, отказ чиновника империи, защищающего интересы государя, приехать во дворец выглядел бы по крайней мере как публичное прошение об отставке.
Флайер с Шавашем и десятком его охранников приземлился на территории государева дворца рано утром. Дворцовая стража с непроницаемыми лицами проводила прибывших в Павильон Радужного Дождя, где собрались делегаты Федерации.
Стол для заседаний стоял на первом этаже, в Зале Белых Облаков. Иномирцы, рассевшиеся вокруг стола, молча изучали свои блокноты и невольно поглядывали на красивые, чистого серебра кувшины, украшенные изображениями танцующих пав и павлинов, в которых дворцовая прислуга принесла особое дворцовое вино, настоянное на листьях ореха пополам с сосновыми иглами.
Госсекретарь Ходски, видимо, хотел пить: он то и дело окунал свои губы в стакан с вином, нюхал не очень подходящий к переговорам запах и ставил стакан обратно.
Бемиш вдруг сообразил, что переговоры на территории дворца дают Шавашу явное преимущество. Здесь все дышало традицией и империей: вышколенная прислуга поставила на стол дивные кувшины с вином, но и не подумала принести минеральной воды в пластиковой бутылке. И хотя все здесь присутствующие были людьми состоятельными, и один даже чуть не лишился четыре года назад поста за непозволительно большие траты на отделку нового здания Совета Безопасности Федерации, – глубоко чуждое им имперское великолепие этого зала, чешуйчатые рисунки на стенах и серебряные балки, круглые как солнце, не могли не действовать на делегацию, хотя бы подсознательно. Шаваш же бывал в этом павильоне десятки раз. Он был у себя дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
