Несмотря на боль утраты, Камилла испытала робкую радость. Она, стараясь не привлекать внимания, выбралась из толпы. Когда Гийом увидел ее, он улыбнулся, но выглядел встревоженным.
— Камилла!
— Гийом… Вы приехали! Это так мило…
— В Прессиньяке мне рассказали, что случилось. Не волнуйтесь, клянусь, это была не Элоди. С тех пор, как она получила письмо от вашей матери, в котором та пообещала при случае подать на нее жалобу за анонимные письма, я не общаюсь с Варандо.
— Но как вы узнали, что мама ей писала? — тихо спросила Камилла.
— Фирмен, ее муж, остается клиентом нашего банка. Я не могу запретить ему приезжать в мое отделение в Лиможе. Он упрекнул меня в том, что я их выдал, но это меньше всего меня заботит. Сегодня я хотел выразить вам сочувствие, я понимаю, как это больно…
Камилла внимательно посмотрела на молодого человека. Он все еще носил тонкие усики, его светлые глаза были грустны.
— Камилла, я недавно потерял мать. Это — единственная причина моего молчания после ваших последних писем. У нее было больное сердце. Теперь я остался совсем один. Мои старшие брат и сестра приезжали на похороны, но они оба живут очень далеко отсюда…
В порыве нежности Камилла взяла Гийома за руку. Они оба переживали страшное горе — потерю родного человека…
— Мне очень жаль, что ваша мать умерла… В жизни бывают такие тяжелые моменты! Моей сестре было всего тридцать. Признаться, мы с ней не были очень близки. Пожалуй, она даже пугала меня своей страстностью, порывистостью… Она много лет жила в Бриве. Думаю, она наложила на себя руки, но официально объявлено, что произошел несчастный случай. Мои родители ни за что не скажут мне правду! Они до сих пор считают меня ребенком! Как бы то ни было, мама старается держать нас, своих младших дочерей, подальше от реальной жизни. Она хочет, чтобы мы жили в утопическом мире, где нет порока, смерти и ненависти… Я устала так жить! Это бессмысленно, понимаете? Гийом, все, что я писала вам в своих письмах, — истинная правда!
Камилла разволновалась, изливая Гийому свою печаль. Внимательный и терпеливый, он слушал, любуясь ее милым лицом — щеки девушки порозовели, глаза заблестели… Он заметил маленькую родинку у нее на щеке, которую время от времени скрывала порхающая на ветру прядь. У обоих было тяжело на сердце, но рядом с девушкой он ощущал удивительное спокойствие, даже безмятежность.
— Моя дорогая Камилла, я очень рад, что увидел вас! Это странно, но мне кажется, что мы знакомы всю жизнь. Наверное, все дело в нашей продолжительной переписке…
— Я чувствую то же самое! — шепнула она, краем глаза поглядывая на родителей.
Гийом понял, чего она опасается. Он тоже чувствовал себя не слишком уверенно на кладбище, ведь доктор Меснье или его жена могли его узнать. Он сказал тихо:
— Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности. Но пообещайте мне, Камилла, что в этом году мы еще увидимся!
— Конечно! Это мое самое большое желание! Давайте отойдем в сторону!
Она увлекла его за собой на другую аллею. Оттуда им был виден первый ряд окруживших могилу людей.
— Видите, Гийом, пожилую женщину в черном с чепцом на голове? Это моя бабушка, пусть и не родная, Нанетт! Раньше она жила в «Бори». Красивая молодая женщина в сером костюме — это моя сестра Лизон, она учительница в Прессиньяке. Поля вы знаете…
— Очень мало, — признался Гийом. — Я встречался с ним в банке и на ферме. Он, безусловно, хороший человек, и мне стыдно, что я терзал его с этой ссудой. Послушайте, Камилла, я совершил много ошибок… Однажды я вам все расскажу. И все-таки знайте, я искренне восхищаюсь вашей семьей! Вы такие дружные, такие благородные… Я даже не сержусь на вашего отца за то, что он меня ударил в тот вечер, четырнадцатого июля, в Бриве. Он вас защищал! На его месте я поступил бы так же, это несомненно!
Гийом все еще держал руку девушки в своей руке. Их пальцы переплелись, словно сами собой, и потом их руки так сильно сжались, что Камилла покраснела от смущения. И она предложила неожиданно даже для себя самой:
— Я подумала… Что, если вы подойдете, чтобы выразить маме свои соболезнования? Ей будет очень приятно…
— Даже не думайте об этом, Камилла! Это совсем неподходящий момент! Ваша мать и так слишком огорчена. Я не хочу ее расстраивать еще больше. А ваш отец, конечно же, разозлится!
— Тогда напишите ей! — предложила она. — Мне бы так хотелось переписываться с вами и встречаться открыто, ни от кого не прячась! Гийом, вы сделаете это? Ради меня!
Он посмотрел на девушку, а она смотрела на него. Она ждала, и надежда светилась в ее прекрасных глазах. Ему вдруг так захотелось обнять ее, успокоить! Да, он сделает все, лишь бы снова с ней встретиться! Осознание этого пришло к нему внезапно. В его исстрадавшемся сердце дружба уступила место более сильному, глубокому, волнующему чувству.
— Обещаю, Камилла! Я еще раз попрошу у вашей матери прощения.
Толпа двинулась к выходу из кладбища. Гийом быстро поднес пальчики Камиллы к губам и нежно их поцеловал.
— Я ухожу. До скорой встречи!
Она стояла и смотрела, как он удаляется широким шагом. Камилле казалось, что она спустилась с небес на землю. Ей вдруг стало очень одиноко. Она вздохнула, из глаз брызнули слезы. Ее сестра умерла, а тот, кого она любила, ушел из-за давних счетов между их родителями…
Лизон, обнаружив младшую сестренку рыдающей, обняла ее за плечи и попыталась утешить:
— Камилла, крошка моя! Это ужасная трагедия! Будь сильной, дорогая! Душа нашей Матильды обрела покой, я в этом уверена!
Камилла молча кивнула, ей было немного стыдно — она не сказала сестре о настоящей причине своих слез. Но ведь она оплакивала и смерть Матильды тоже! Девушка прижалась к Лизон, ища немного ласки, и спросила с беспокойством:
— Как мама?
— Она держится из последних сил. Адриан отведет ее домой. Идем скорее, ей нужно, чтобы мы были рядом, мы поможем ей справиться с этим испытанием! Счастье, что у нас остался Луизон! Этот ангелочек — благословение всем нам…
Обазин, 15 января 1953 года
Решение было принято. Мари переводила взгляд с Мари-Терезы Берже на Адриана и обратно. Она сидела, сложив руки на коленях, пальцы ее нервно сжимались и разжимались.
— Мама Тере, с вашей стороны очень любезно, что вы согласились зайти! Я хочу сообщить вам важную новость, но сначала хочу поблагодарить вас за маленький отпуск, который вы мне дали на время траура. Теперь о главном: я хорошо подумала и решила, что больше не буду работать учительницей в частной школе в аббатстве. Я не могу больше отдавать себя работе, которая отнимает слишком много времени и энергии. Знаю, я еще не достигла пенсионного возраста, но это неважно.
— Ваше решение окончательно, Мари? — мягко спросила мама Тере.
— Да! Мне нужно воспитывать внука. И для меня это — священный долг! Супруг предложил мне нанять для него нянечку, которая станет жить в нашем доме, но меня такой вариант не устраивает. Еще у меня есть Нанетт… Ах, мама Тере, после смерти Матильды она угасает с каждым днем! Скоро мы ее потеряем, я это чувствую… Поймите, у меня нет больше сил.
Мари заплакала. Это случалось с ней каждый раз, когда она вспоминала о дочери или ласкала Луизона. Однако она продолжила, всхлипывая:
— Дорогая мама Тере, простите, что создаю вам трудности… Думаю, мадам Барре вряд ли сможет взять мой класс. Но для меня пришло время посвятить себя семье. Время протекло слишком быстро, и я уделяла так мало внимания важным вещам… Да и моей ранимой Матильде тоже. С самого ее рождения я жаловалась на ее бесконечный плач, на ее капризы… Я слишком часто ее наказывала и ругала, не понимая, что она просто нуждалась во мне, как и мои остальные дети… И я ее потеряла!
Мари хотела было что-то добавить, но не смогла. Жестом извинившись перед мамой Тере, она вышла из комнаты. Адриан, который полностью одобрял решение супруги, сказал:
— Мари наверняка пошла к Нанетт. Как вы понимаете, я присматриваю за своей супругой… Она очень плохо себя чувствует. Мы много говорили о трагедии, и я могу вас заверить, что решение отказаться от должности учительницы — результат здравого размышления.
