Шон встал.
— Тогда мы осмотрим наше жилище сейчас.
— Один из моих офицеров проводит вас, — предложил генерал Чайна. — Если вам понадобится еще что-нибудь, дайте ему знать. У него мой личный приказ предоставлять вам все, что в наших силах и возможностях. Повторяю, вы наши почетные гости.
— У меня от него мурашки по телу, — прошептала Клодия, когда младший офицер показал им землянку. — Не знаю, что пугает меня больше: его любезность или угрозы.
— Все скоро закончится. — Шон положил руку на плечо Клодии и повел ее на свежий воздух, но почему-то солнечные лучи не грели, и, несмотря на уверения, данные Клодии, он и сам явственно ощущал холодок в присутствии Чайны.
* * *
Землянка, в которую их проводил младший офицер, находилась в кустах над берегом реки, всего в трехстах ярдах от штаба генерала. Вход был завешен куском ветхой ткани защитного цвета. Стены внутри были явно только совсем недавно обмазаны красной глиной с берега.
— Все такое новое, что, вероятно, здесь еще не успели появиться постоянные обитатели: клопы, блохи и другая живность, — заметил Шон.
Глиняные стены были сырыми и прохладными. Вентиляция осуществлялась через щели между жердями, образующими крышу.
Единственными предметами мебели были самодельные стол и два стула у одной стены и, у стены напротив, самодельный же топчан, на котором лежал матрас из стеблей слоновьей травы, покрытый куском старой парусины. Однако был все же и один предмет роскоши — москитная сетка над кроватью.
Шеф-повар оказался пожилым шанганом с приятными чертами лица и посеребренными сединой волосами и бородой. Клодия решила, что больше всего он похож на черного Санта-Клауса. Повар им понравился сразу.
— Меня зовут Джойфул, сэр.
— Ты говоришь по-английски, Джойфул?
— Еще и на африкаанс, на португальском, на машона и…
— Достаточно, — Шон поднял руку, чтобы остановить его. — Ты умеешь готовить?
— Я лучший повар во всем чертовом Мозамбике!
— Какой скромный, — засмеялась Клодия.
— Хорошо, Джойфул, тогда сегодня на ужин приготовь нам «шатобриан». — Шон, конечно, просто дразнил его, но Джойфул скорбно, печально ответил:
— Извините, сэр, нет филейного мяса.
— Ладно, Джойфул, — смягчился Шон. — Тогда просто приготовь нам самый лучший ужин, который можешь.
— Я скажу, когда все будет готово, сэр и мэм.
— Не торопись, — сказала Клодия и опустила камуфляжную сетку, служившую дверью, отгораживаясь от остального мира.
Они молча стояли рядом друг с другом, держались за руки и задумчиво изучали кровать. Клодия нарушила молчание:
— Ты думаешь о том же, о чем и я?
— До ужина или после? — спросил Шон.
— И до, и после, — ответила она и повела его за руку к кровати.
Они мучительно медленно и осторожно раздели друг друга, растягивая удовольствие познания своих тел.
Несмотря на то, что они уже стали любовниками, Шон только один раз мельком видел тело Клодии, а она вообще никогда не видела его обнаженным. Поэтому сейчас она серьезно и торжественно изучала его без тени улыбки, до тех пор пока Шон не спросил:
— Ну что, я наконец получил знак качества Монтерро?
— Мой дорогой! — выдохнула она так же серьезно, и он перенес ее на кровать.
За окном уже смеркалось, когда у входа вежливо кашлянул Джойфул.
— Сэр и мэм, ужин готов.
Они уселись за деревянный стол при свете парафинового светильника, который принес Джойфул.
— Боже мой! — воскликнула Клодия, когда увидела ужин. — Я и не подозревала, что так проголодалась.
Это была запеканка из голубиного мяса и грибов и гарниры — желтый ямс, приготовленный на пару, лепешки из маниоки и банановые оладьи.
— А это для вас прислал генерал Чайна, — объяснил Джойфул и поставил на заполненный стол несколько жестяных банок с южноафриканским пивом.
— Джойфул, да ты просто волшебник!
Они ели в торжественном молчании, улыбаясь друг другу через стол. Наконец Клодия тихонько простонала:
— Думаю я смогу добраться только до кровати, и не дальше.
— Это меня вполне устраивает, — ответил Шон и потянулся, чтобы взять ее за руку.
Москитная сетка служила им шатром, создавая тайное убежище, своего рода маленький храм любви. Фонарь светил приглушенным желтым светом, окрашивая в мягкие нежные тона лицо Клодии, все изгибы и впадинки ее тела.
Его поразила нежность ее кожи. Она была такой тонкой, что казалась почти прозрачной, как воск. Он провел рукой по плечам, рукам и животу, восхищаясь ощущением.
Она, в свою очередь, провела кончиками пальцев по короткой колючей бороде и прижалась лицом к пружинистым завиткам на его груди.
— Ты такой сильный и волосатый, как дикое животное, — прошептала она. — И опасный. Мне бы следовало испугаться.
— Но ты не боишься?
— Немного боюсь. Это забавно.
Она явно голодала. Из-под бледной кожи проступали ребра, руки были тонкими, как у ребенка, а шрамы на них — следы ее страданий — грозили разорвать его сердце. Даже ее грудь, казалось, уменьшилась, но миниатюрность только подчеркивала изящную форму бюста. Он обхватил одну грудь губами, а она запустила пальцы в густые завитки его шевелюры.
— Это чудесно, — прошептала она. — Но ведь есть и вторая. — Она направила его губы ко второй груди.
В какой-то момент, когда она находилась наверху, Шон взглянул на нее, приподнялся, чтобы погладить нежную кожу на шее и плечах, и сказал: — При этом освещении ты выглядишь, как маленькая девочка.
— Ага, а я тем временем старательно доказываю, что я уже большая девочка, — притворно надулась Клодия, затем наклонилась и поцеловала его.
Они спали, крепко прижавшись друг к другу, их тела переплелись так, что сердца бились друг напротив друга и дыхание смешивалось. Когда они проснулись, то обнаружили, что слились друг с другом еще до пробуждения.
— Он у тебя такой умный, — сонно пробормотала Клодия. — Уже самостоятельно находит дорогу.
— А ты предпочла бы вернуться ко сну?
— Черта с два!
Немного позже она спросила:
— Как ты думаешь, мы можем продолжать это вечно?
— Можно попытаться.
Но наконец через щели в потолке в землянку проникли золотисто-оранжевые щупальца рассвета, и Клодия тихонько вскрикнула:
— Нет. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Хочу, чтобы ты навсегда остался во мне!
Когда Джойфул принес чай, на подносе между кружками лежало приглашение от генерала Чайны отужинать вечером в столовой.
* * *
Ужин, который устроил генерал Чайна для Клодии и Шона, трудно было назвать удавшимся, несмотря на непрекращающиеся попытки генерала быть любезным.
Буйволиное мясо, которое подавали, было жестким и невкусным, а пиво сделало присутствующих офицеров шумными и задиристыми. Погода изменилась, было душно и жарко даже после захода солнца. В бункере, служившем столовой, страшно воняло дешевым местным табаком и мужским потом.
