Большинство местных политиков приняло фикцию автономии и заняло важные посты в национальных правительствах, посты, бывшие чистой декорацией, предпочитая такое положение царской политике великорусского господства. Ленин пытался воплотить эту функцию в действительность постольку, поскольку это было удобно, но получалось из этого мало, потому что на территориях национальных меньшинств находились, а в военное время и преобладали, войска и коммунистические административные работники из Москвы. У самого Ленина не было национальных предрассудков. Не было их и у его ближайших сотрудников, многие из которых и сами были не русского происхождения — например, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Раковский, Дзержинский, Свердлов, Сталин и др. Несмотря на отсутствие предрассудков, некоторые из этих невеликороссов (в особенности, Сталин и Дзержинский) старались перещеголять русских в великодержавном шовинизме. Ленин однажды сделал по этому поводу выговор Дзержинскому. Несмотря на это, внимание Кремля и, в особенности, Ленина к потребностям национальных меньшинств ощущалось на окраинах России, хотя местные администраторы часто не разделяли добродетелей центра. Кремль никогда не мог быть уверен в верности национальных меньшинств. Но в их ненависти к царским генералам он мог быть уверен. Эта ненависть сыграла значительную роль в последующих событиях. Тот страх, который независимая Польша испытывала перед белым движением, с его установкой на неделимую Россию, был решающим фактором и в победе большевиков над генералами, и в их победе над Польшей в 1920 г.
Самые большие трудности представлял для Советской власти крестьянский вопрос. Из 159 млн. жителей России в 1913 году 18 % жило в городах, а 82 % в селах{440}. Во время гражданской войны мелкая буржуазия и безработные рабочие (многие предприятия закрылись) бежали из голодающих городов в деревни. Кроме того, сельские жители составляли подавляющее большинство среди национальных меньшинств (процентов девяносто на Украине). Рабочие были в меньшинстве, да и не все они были большевиками.
В гражданской войне сельские местности играли тройную роль: они поставляли обеим воюющим сторонам большую часть живой силы, снабжали армии и города продовольствием и служили театром военных действий. Города были военной добычей, деревни — полем битвы. Поэтому победа во внутренней войне зависела от мужика.
Ленин все более убеждался в том, что очень многое в русской политической жизни зависит от крестьянства. До революции он много писал по аграрному вопросу. Но Горькому на Капри он сам признавался: «А мало я знаю Россию. Симбирск, Казань, Петербург, ссылка и — почти всё!»{441} Его личный опыт жизни в русской деревне был еще более ограничен. Ребенком и подростком он проводил летние каникулы в Кокушкине, волжской усадьбе его деда по матери, д-ра Бланка, которую унаследовала мать Ленина и ее сестpa Веретенникова. Там он играл с двоюродными братьями, но никогда не работал по хозяйству, — «баричу» это было бы не к лицу. Но политическое значение земельного вопроса было ему хорошо известно. После революции, за миром на повестке дня сразу следовал раздел земли. В 2 часа ночи 8 ноября был взят Зимний. Узнав об этом и сняв парик и грим, Ленин выступил перед Петроградским советом а затем отправился ночевать на квартиру к Бонч-Бруевичу, своему секретарю. Часовых не было. Бонч «запер входные двери на все цепочки, крючки и замки, привел в боевую готовность револьверы… ведь только первая ночь наша — всего можно ожидать!» Ленина поместили в маленькой спальной, Бонч лег в соседней комнате на диване. Ленин погасил электричество, Бонч тоже. Уже засыпая, Бонч услышал, как Ленин встал, включил свет и сел к столу писать. Рано утром Ленин лег в постель и заснул. Проснувшись через несколько часов, он показался из комнаты, свежий и улыбающийся. «С первым днем революции», — поздравил он присутствующих. «Вскоре мы двинулись в Смольный пешком, а потом сели в трамвай. Владимир Ильич сиял, видя образцовый порядок на улицах». В кармане у Ленина был «Декрет о земле», написанный им ночью{442}. В этот вечер (после того, как был принят «Декрет о мире») Ленин прочел «Декрет о земле» перед съездом Советов, который принял его единогласно.
В декрете говорилось: «Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа. Помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов, впредь до Учредительного собрания… Земли рядовых крестьян и казаков не конфискуются…» Указывая, что допрос о земле «может быть разрешен только всенародным Учредительным собранием», Ленин предлагал навсегда отменить право частной собственности на землю и запретить продажу, приобретение и аренду земли. «Усадебная, господская и сельская земля, с домашними садами и огородами, остается в пользовании настоящих владельцев… Земельный фонд подвергается периодическим переделкам в зависимости от прироста населения и поднятия производительности и культуры сельского хозяйства».
Окончив чтение декрета, Ленин сказал: «Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. Пусть так… В духе ли нашем, в духе ли эсеровской программы, — не в этом суть. Суть в том, чтобы крестьянство получило твердую уверенность в том, что помещиков в деревне больше нет, что пусть сами крестьяне решают все вопросы, пусть они сами устраивают свою жизнь»{443}.
Крестьяне, между тем, уже начали сами устраивать свою жизнь. При Временном правительстве Керенского мужики с дубинами и дезертиры с ружьями выгоняли помещиков, грабили усадьбы и делили землю. Ленин только санкционировал настроение крестьян и совершившийся факт. Но земля была не единственным фактором в земельной реформе. Для благосостояния крестьянину нужны были орудия, скот, деньги, рабочая сила и умение. Поэтому, несмотря на раздел земли, некоторые крестьяне оставались бедными, у других дела были сравнительно хороши, третьи, «середняки», были в середине, как указывает и название. Большевики использовали это расслоение, чтобы вызвать ожесточенную классовую борьбу на селе. К гражданской войне прибавилась и война крестьянская.
Положение крестьянства было не так просто, как кажется. Его осложняли внешнеполитические вопросы. Украинские крестьяне, как многие другие, захватили помещичьи имения. Вслед за договором, подписанным в Брест-Литовске между Центральной Радой и Германией и Австро-Венгрией, помещики вернулись. Крестьяне обвиняли в этом большевиков, которые начали мирные переговоры, хоть и были против такого договора. Рассуждение, что мертворожденная Рада все равно вступила бы в союз с Центральными державами, было для крестьян слишком тонко. Крестьянин смотрел на вещи просто: «Большевизм — Брест-Литовск — земля опять у помещиков».
