Молодой человек в чёрных одеждах, с гривой русых волос, весьма симпатичными чертами белокожего лица и… глазами. Глаза у Вольга были светло-карими, странно отливающими в жёлтый. И взгляд этих глаз был очень… пугающим. Они смотрели так, будто оценивали, как удобнее вцепиться тебе в горло.
Глаза принадлежали существу без каких-либо моральных принципов. И без каких-либо тормозов. Если оно сможет вцепиться в горло — не остановится, стиснув челюсти в мёртвой хватке. Как при жизни, так и по смерти.
— Привет, малышка, — улыбнулся Вольг, — будем знакомы.
Всего лишь улыбнулся — а Таша почти ощутила волчьи клыки у себя в шее.
— Меня зовут Вольганель, а тебя?
Она сжала губы:
"Он не причинит мне вреда. Ему приказано".
— Ц-ц-ц. Это невежливо — не отвечать, когда тебя спрашивают, — дыхание оборотня почти обжигало лицо. — Заводить новые знакомства порой полезно, как думаешь?
— Вольг!
Таша молчала.
"Не причинит, не причинит…"
— Значит, не хотим быть вежливыми, да?
Жадное, нехорошее дыхание.
"Не причинит…
Богиня, пожалуйста…"
— Что ж…
— ВОЛЬГ! — рявкнул Дэви.
Наверное, ещё с минуту оборотень, не мигая, смотрел ей в глаза.
А потом, грациозно встав, прошёл обратно к костру.
— Как думаешь, Дэви, — устроившись у огня, Вольг лениво потянулся, — может, когда наш Чёрный Человек с ней наиграется, то отдаст нам?
— Хочешь сказать, тебе.
— Упрямая девочка. Ты же знаешь, у меня к ним слабость. А хорошие девочки вроде бы любят плохих мальчиков, так что… думаю, мы поладим.
Как бы жутко не было Таше при мысли о том, что уготовил ей Воин — то, что с ней мог сделать Вольг, представлялось куда отчётливее.
И от этих мыслей впервые за вечер ей стало по-настоящему страшно.
— Думаю, — новый голос был негромким, чуть хрипловатым, — мы поладим не хуже…
Голос оказался иным, чем слышался Таше в зеркале.
Наёмники, мгновенно съёжившись у костра, предпочли замкнуться в молчании с подобострастно-боязливым оттенком. "Чёрный Человек" возник будто из ниоткуда: просто шагнул вперёд из теневых отблесков и встал у костра, опустив голову, задумчиво сложив руки на рукояти меча.
Таша смотрела на того, кто сломал её жизнь. Ей не оставалось другого — отвернуться она не могла.
— Ты бы хотела, наверное, знать, чего я хочу? — он глядел вдаль почти мечтательно.
Таша молчала.
— Почему сейчас ты здесь? Чего мы ждём?
Она могла не отвечать, но не могла не слушать. И забыться — тоже. Это было хуже, чем смерть, хуже, чем пытки: лежать перед ним, такой бессильной, такой беззащитной, просто лежать и знать, что ты ничего не можешь сделать. Игрушка, марионетка с обрубленными нитками.
Он повернул голову — Таша зажмурилась, только заметив начало движения.
— Не надо бояться, девочка моя. Я тебе вреда не причиню. Ты слишком хрупкая и дорогая игрушка, чтобы так бездарно тебя испортить, — его плащ шуршнул вдруг совсем близко. — Сколько лет я замыкал этот круг… Ах, как много интересного ждёт тебя на уготованном мной пути, если бы ты только знала! Так и тянет рассказать, но, увы, испорчу эффект…
Холод мурашками побежал по Ташиной спине, когда он поставил её на ноги и, одной рукой прижав к себе, цепкими пальцами другой взял за подбородок, вскинув лицо:
— Посмотри на меня.
Она лишь зажмурилась крепче.
— Я ведь могу и заставить, — он говорил мягко и очень тихо — его голос почти сливался с шипящим потрескиваньем огня. — Но если будешь послушной девочкой, сниму заклятие.
Вдалеке глухо заворчала громом грозовая туча: зарницы ниточками мелькали в черноте между небом и землёй. Сонно потрескивал костёр. Кони глухо переминали копытами землю, с тихим шорохом прядая ушами.
Медленно, медленно Таша открыла глаза и прямо, не боясь, встретила взгляд глаз других: серых, в голубой отливающих. Они были светлыми — но такими невыразительными, такими жуткими…
Таша не знала, что такое ненависть. Ей просто некого было ненавидеть. Но сейчас ненависть была единственным, что у неё осталось.
Если бы только можно было разбить в кровь это лицо, ударить, избить, разодрать — чтобы он ощутил хоть сотую часть той боли, что заставил испытать её… хотя нет, это всё не то. Это не страшно, совсем не страшно. Если бы разбить на мелкие осколки всю его жизнь, если бы отнять у него всё, что ему дорого, если бы стереть это в порошок, в прах — но у него, верно, и нет ничего, чем бы он дорожил…
"Я хочу, чтобы ты умер, мразь. Хочу, чтобы ты лежал мёртвый, холодный, в земле, где только черви составят тебе компанию…"
Он усмехнулся как-то странно… весело?..
А потом разжал руки, отступил на шаг — и Таша поняла, что стоит на ногах уже сама.
— Пытаться бежать или перекинуться не советую, — он с интересом ждал её реакции. — Всё же не забывай, кто я. Далеко не убежишь и сильно не навредишь.
Она смотрела на амадэя, закутанного в плащ, словно в отрез ночной тьмы. Потом обвела взглядом четверых вокруг костра, стену леса вокруг маленькой площадки, отвесный обрыв позади. Опустила глаза на тело Джеми у своих ног.
— Он просто спит. Ничего серьёзного. Правда, спать ему придётся долго.
Плевать, что любая попытка бегства обречена, думала Таша. Было бы плевать, если бы не мальчишки, которые по её глупости оказались здесь, если бы не сестра, которая где-то там ждала пробуждения…
— Освободи Лив, — в её голосе не было страха или волнения. — И мальчика. Я же у тебя, ты своего добился.
— Нет, девочка моя, рано, рано. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: ты наделаешь больших глупостей, если будешь знать, что тебя ничто не держит.
Таша сжала кулаки — раненную ладонь резануло болью:
— Что ты хочешь?
— Сейчас от тебя — ничего.
— Тогда зачем?..
Он улыбнулся — от этой улыбки жуть пробрала Ташу до костей:
— Увидишь. Уже скоро.
— Уже очень скоро, — послышался знакомый голос, и один её кукловод обернулся — чтобы увидеть, как шагнул на свет второй.
Какое-то время Воин и Зрящий просто смотрели друг на друга — две тени, разделённые несколькими аршинами тьмы и неровным пламенем костра. Потом первый, не отводя взгляда, чуть склонил голову набок и махнул рукой. Наёмники вскочили, как по команде: двое безмолвно сгребли за руки Ташу, не рискнувшую вырываться, ещё двое подхватили Алексаса, и четвёрка оттащила пленников в стороны.
Место долгожданного свидания было свободно.
— Здравствуй, Арон, — Воин сделал шаг вперёд, и мягкая безрадостная улыбка скривила его губы. — Рад тебе несказанно. Сколько лет, сколько зим… мы не виделись сколько — пять, шесть сотен лет?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
