Турецкий флот преследовался от Румынского Наполи, где он выдержал два нападения, до Scio. Граф Орлов знал, что из Константинополя отправлено подкрепление, и, желая предупредить его соединение, он напал на врага, не теряя времени. Приехав в канал Scio, он увидел, что соединение уже совершилось. С девятью линейными кораблями он очутился в присутствии шестнадцати оттоманских: число фрегатов и других судов было еще более неравномерно. Он не колебался, и вообще расположение умов было таково, что все решили победить или умереть. Сражение началось. Граф Орлов держался в центре; адмирал Спиридов, имевший на своем корабле графа Федора Орлова, командовал авангардом; контр-адмирал Ельфинстон — арьергардом.
Турки были расположены так, что одно из их крыльев упиралось в каменистый остров, а другое — на мели, так что они не могли быть обогнуты.
В продолжение нескольких часов огонь был ужасен с обеих сторон; корабли так близко подошли друг к другу, что ружейная стрельба присоединилась к пушечной. Корабль генерала Спиридова боролся с тремя военными кораблями и одной турецкой шебекой. Несмотря на это, он зацепил капитан-пашу, имевшего девяносто пушек, и набросал туда столько гранат и горючих материалов, что корабль загорелся; огонь перешел на наш корабль, и оба взлетели на воздух в ту минуту, как адмирал Спиридов с графом Федором Орловым и около девяноста людей экипажа спустились с него.
Граф Алексей, увидев в разгаре сражения, что адмиральские корабли взлетели на воздух, подумал, что брат его погиб. Он почувствовал тогда, что он не более, как человек, и лишился чувств; но минуту спустя, придя в себя, он приказал поднять паруса и с своим кораблем бросился на врагов. В минуту победы офицер принес ему известие, что его брат и адмирал живы. Он говорит, что не может описать, что почувствовал в эту минуту, самую счастливую в его жизни. Остальной турецкий флот в беспорядке бросился в Чесменский порт.
Следующий день прошел в приготовлении брандеров[11] и в стрельбе по врагу в порту, на которую тот отвечал. Но ночью брандеры были пущены и так хорошо сделали свое дело, что менее чем в шесть часов турецкий флот был совсем уничтожен. Говорят, что вода и суша дрожали от количества неприятельских судов, взлетающих на воздух. Это чувствовалось до Смирны, находящейся в двенадцати лье от Чесмы.
Во время пожара наши вытащили из порта турецкий корабль с шестьюдесятью пушками, находившийся под ветром и поэтому уцелевший. Они также захватили батарею, оставленную турками.
Война — скверная вещь. Граф Орлов мне пишет, что на другой день после пожара флота он с ужасом увидел, что вода в Чесменском порту, который не очень велик, была совсем красная,— так много погибло в ней турок.
Это письмо будет ответом на ваше от 26 августа, в котором ваши опасения на наш счет уже начали рассеиваться. Надеюсь, что теперь их более уже нет. Мне кажется, что дела мои идут довольно хорошо. Что же касается до взятия Константинополя, то я полагаю его столь близким. Однако, как говорят, не надо ни в чем отчаиваться. Я начинаю думать, что это всего более зависит от самого Мустафы. До сих пор он так вел себя, что если еще будет держаться того упрямства, которое его «друзья внушают ему, то может навлечь на свою империю большие опасности. Он забыл свою роль зачинщика.
Прощайте, милостивый государь, будьте здоровы. Если выигранные сражения могут вам нравиться, вы должны быть нами довольны. Верьте моему к вам уважению и почтению.
Екатерина
13
28 сентября—9 октября [1770 ]
Милостивый государь, вы любите великие души: посмотрите, как отразилась душа графа Алексея Орлова в ответе, данном им христианским консулам в Смирне! Я уверена, что вы останетесь им довольны (вы его найдете в прилагаемом листе). Не права ли я, говоря, что эти Орловы рождены для великих вещей?
Вы меня спрашиваете в вашем письме от 21 сентября, не овладел ли генерал Тотлебен Эрзерумом? Я уже, кажется, сообщила вам, что его последнее завоевание был город Кутаис. В военное время нельзя подвигаться так быстро, потому что необходимо дважды в день подкрепляться пищею, а для этого надо или иметь пищу, или находить ее.
Я искренно хочу мира, не потому, что мне не хватает средств, но потому, что ненавижу пролитие христианской крови. Если г. Мустафа будет продолжать упорствовать, то надеюсь, что в будущем году он найдет нас всюду, где нам будет только возможно убедить его, что гораздо лучше покориться обстоятельствам, чтобы спасти свою империю, чем доводить упрямство до крайности.
Греки, спартанцы сильно выродились; они предпочитают грабеж свободе. Они погибнут навеки, если не воспользуются советами героя, которого я послала им. Я совсем не говорю о венецианцах: я нахожу, что в Италии только папа и сардинский король — люди достойные.
Будьте уверены, что нельзя испытывать большого удовольствия, чем испытываю я всякий раз, как получаю ваши письма; в них столько доказательств вашей дружбы, что я не могу не быть вам чрезвычайно признательной.
Екатерина
P. S. Сейчас получила известие, что Белгород, по-турецки Аккерман, на Днестре, 26-го сентября сдался на капитуляцию. Скоро, я полагаю, вы услышите о нашем Браилове.
14
7—18 октября [1770]
Милостивый государь, за приездом принца Генриха Прусского в Петербург последовало взятие Бендер, о чем и объявляю вам. То и другое помешало мне отвечать на ваши три письма, которые я получила одно вслед за другим. По слухам, граф Орлов завладел Лемносом. Вот, мы окончательно в стране сказок: боюсь, чтобы со временем, сама эта война не показалась сказочной.
Если мамамучи не заключит мира этой зимой, то не знаю, что с ним будет в будущем году. Еще немного того счастья, примеры которого мы видели,— и история турок может дать будущим векам новые сюжеты для трагедий.
Вы, пожалуй, скажете, что, начиная с успехов этой кампании, я сильно подняла тон, но дело в том, что с тех пор, как счастье привалило ко мне, Европа находит у меня много ума. Однако в сорок лет ни ум наш, ни красота далеко не увеличиваются перед Господом Богом.
Я с вами совершенно согласна, что вскоре мне пора будет отправляться изучать греческий язык в какой-нибудь университет, пока переводят Гомера на русский; все-таки, это кое-что для начала. Обстоятельства нам покажут, надо ли будет идти далее. Умы турок склоняются на нашу сторону; они говорят, что их султан безрассуден, подвергая империю стольким несчастиям; что совет его друзей окажется гибельным для мусульман.
