К лету 1808 года в руках русских оставалась только Южная Финляндия. В их стане было заметно некоторое замешательство, которое не сгладил несомненный успех: после двух с половиной месяцев осады «произошло необъяснимое» — комендант Свеаборга Карл Улоф Кронштедт по неизвестным причинам сдал эту хорошо подготовленную к осаде и считавшуюся неприступной крепость с гарнизоном в 7 с половиной тысяч человек, имевшую на стенах 2 тысячи орудий. Боеприпасов и продовольствия в крепости хватило бы на целый год осады. Сдача Свеаборга была тем более обидна шведам, что к этому моменту залив очистился ото льда и прежняя серьезная опасность взятия крепости русскими со льдов, ее окружавших, исчезла. Фраза «произошло необъяснимое» позаимствована мной из современной «Истории Швеции», хотя уже тогда случившееся объясняли тем, что под крепость была заложена «золотая мина», которая и «взорвалась». Для подкупа офицеров — противников короля, а значит, потенциальных союзников русских, были отпущены деньги из русской казны, но, как установлено историками, сам комендант крепости к взяткам был непричастен. Буксгевден получил орден Георгия 2-й степени, но был этим недоволен — он считал, что достоин Георгия 1-й степени. Государь же думал иначе и более скромно поощрил, как значилось в указе, «благоразумную предусмотрительность» главнокомандующего. Ведший переговоры с комендантом крепости вице-адмиралом Кронштедтом инженер-генерал П. К. Сухтелен стал кавалером ордена Владимира 1-го класса. А больше царь не наградил никого из многотысячного осадного корпуса. Случай беспрецедентный в военной истории — ведь была взята важнейшая крепость, которую называли «Северным Гибралтаром».
Ход событий вынудил русское командование начать переброску в Финляндию из Петербурга новых сил: рекрут, частей гвардейского корпуса, а также 6-й пехотной дивизии под командованием генерал-лейтенанта Барклая де Толли. Ему, как и стоявшему под Вазой генералу Раевскому, было поручено совместными действиями покончить с армией Клингспора в Центральной Финляндии. Но Барклай, который был вынужден вновь отвоевывать Восточную Финляндию, как и Раевский, царского приказания выполнить не смог — действия финляндских войск, а также в особенности партизан, были весьма успешны. Барклай взял Куопио, но, как писал А. И. Михайловский-Данилевский, прошел туда «среди пламени народной войны». Как известно, победить в такой войне всегда крайне сложно, «истребить партизанов было невозможно, рассыпаясь, укрывались они в недоступных местах. Все жители были с ними в заговоре»16. С подобным видом войны русская армия столкнулась впервые и испытывала серьезные трудности: коммуникации (а они были весьма протяженные) постоянно прерывались, курьеры попадали в ловушки, доставка продовольствия в войска с побережья вглубь страны была настоящей проблемой, а местные жители отказывались даже за деньги снабжать захватчиков провиантом. То в одном, то в другом месте крупные отряды русских войск оказывались отрезанными от основной армии и друг от друга. Так произошло с отрядом генерала Н. Н. Раевского, составлявшим треть русских вооруженных сил в Финляндии. Раевский, вначале стоявший под Вазой, в Лилькиро, должен был действовать в согласии с Барклаем. Но ему было не до этого — Финляндская армия, имевшая численный перевес и обладавшая умением воевать в тех местах, непрерывно наступала. Раевскому пришлось отойти от Лилькиро к селению Лаппо. Там 1 июля произошло неудачное сражение с войсками Клингспора. Раевский, потеряв довольно много людей, продолжил отступление и оказался в Алаво — партизанском крае, где его солдаты голодали, питаясь грибами. Положение его отряда в какой-то момент стало отчаянным, и командиру с немалым трудом удалось прорваться в Тавагусту. О совместных действиях с Барклаем не могло идти и речи.
Обобщая присланные рапорты своих подчиненных, оказавшихся в тяжелом положении в разных концах Финляндии, Букегевден заговорил иным, чем в начале кампании, языком. В донесении императору от 14 июля он признал, что «не только покорение Финляндии, но и самое удержание ее за нами и защита ее становятся час от часу затруднительнее и неодолимее», и что восторжествовать над неприятелем не удастся в ближайшее время. Выход Букегевден, как и другие воинские начальники, видел в усилении армии новыми подкреплениями. Он считал, что «при теперешних обстоятельствах только 50-тысячная армия будет достаточна удержать Финляндию»17. А когда государь потребовал подготовить высадку на шведский берег, главнокомандующий запросил еще 50 тысяч солдат сверх тех войск, которые были у него. Из опыта разных войн хорошо известно, что если командующий оккупационными силами просит подкреплений для «окончательного усмирения» оккупированной страны, то наверняка дела его обстоят плохо.
Обеспокоенный всей финляндской историей Александр I послал с инспекцией недавно принятого на русскую службу маркиза Паулуччи, человека резкого и прямого. Тот пришел к самым неутешительным выводам: в тылу отчаянно воруют, на фронте можно держать только оборону. В штабах шли бесконечные и бесплодные споры о том, как поступать в сложившейся обстановке.
«Победил героев и преодолел самую природу»
Неожиданно в этом непроглядном мраке появился просвет. В июле вместо Раевского в армию приехал генерал-лейтенант Николай Михайлович Каменский 2-й, который поначалу чуть не попал в плен к финским партизанам. Он сумел собрать в кулак 10-тысячный корпус и совершил стремительный переход, пройдя с войсками за неделю почти 300 верст. 20 августа он внезапно напал на 12-тысячную армию Клингспора. В сражении при Куортали финляндцы сумели удержать свои позиции, но затем ночью оставили их. То же самое произошло чуть позже при Сальми, где у противника были очень выгодная позиция и равенство сил с русскими. Тем не менее Каменский нанес безусловное поражение Клингспору. Третья победа была одержана им в начале сентября при Орайвасе, причем Каменский показал себя не только выдающимся полководцем, блестяще командовавшим войсками, но и настоящим героем — он ходил в штыковую атаку и находился в самой гуще боя, точнее, в общей свалке и резне, в которую вскоре превратилось регулярное сражение. Хотя и предшествующие сражения отличались упорством сторон, сражение при Орайвасе превзошло их по необыкновенному драматизму и мужеству, проявленному в бою противниками. По мнению участников с русской стороны, оно стало одним из самых тяжелых для русской армии за весь период войны до Бородина. «Дрались беспрерывно с 7 часов утра до 12 вечера в стрелках, колоннами, в шанцах, на штыках и в ручной схватке. С обеих сторон все были в деле, от генерала до солдата», — писал Давыдов. И хотя потери русского корпуса в этой битве были существенными (1100 человек), в войне явно наметился перелом в пользу России. Значение побед Каменского казалось огромным, они воодушевили всю армию. Как писал Булгарин, «Клингспор имел на своей стороне все преимущества генерала, защищающего свое отечество. Все жители держали его сторону, укрепляли в тылу его позиции, доставляли подводы и продовольствие и старались, по возможности, вредить нам. Русскому генералу, действовавшему наступательно, не на что было надеяться, как только на мужество своих войск и на свой собственный гений. Шведы и финны при этом последнем усилии дрались, как герои, в неприступных своих местоположениях. Граф Каменский с равными силами победил героев и преодолел самую природу!»18. Чтобы прокормиться, солдаты выслеживали спрятанный местными крестьянами в лесу скот, отыскивали зерно, закопанное в ямах. В августе — сентябре в Финляндии стояли уже холодные, сырые и туманные ночи, а одежда и обувь у солдат сносились. Войска нуждались буквально во всем — от пороха до соли. Но оборванные, забрызганные грязью, небритые, в обгоревших у костров мундирах, голодные люди корпуса Каменского держались стойко. Их, как часто бывало на войне, сплачивало то боевое братство, которое возникает в сражениях и непрерывных походах. Служивший у Каменского Булгарин вспоминает, как к ним в корпус прибыл переформированный Пермский мушкетерский полк. Он «был в новых мундирах и в шинелях тонкого сукна. Полк этот сформирован был из солдат, бывших в плену во Франции, которых Наполеон одел, вооружил и возвратил государю… Солдаты эти изнежились во Франции и, как говорили старые служивые Других полков, развольничались. Пермский полк хуже других переносил трудности этой кампании и не так охотно и весело шел в сражение, как другие полки. Только в этом полку слышен был иногда между солдатами ропот, и за то другие солдаты прозвали их мусье»"1.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
