Корреспонденты заполняли колонки газет рассказами о русских гостях-моряках. Они пространно расписали прием на одном корабле, во время которого американский командный состав и мистер Линкольн выпили за здоровье царя.
Ричмондская «Экзаминэр» провела параллель: «Царь освобождает рабов от вековой неволи и пускает в ход всю мощь своей империи, чтобы поработить поляков. Линкольн прокламирует свободу для африканцев и одновременно прилагает все усилия, чтобы поработить свободно рожденных американцев».
Баярд Тэйлор некоторое время служил секретарем Американской дипломатической миссии в Санкт-Петербурге; он написал несколько книг. К нему-то в декабре 1863 года и обратился Линкольн с письмом: «Думаю, что одна-две лекции на тему «Крепостные, крепостничество и освобождение рабов в России» были бы интересны и полезны. Не могли бы вы это организовать?» Тэйлор выступил в лекториях с докладом под названием «Россия и русские». Хэй отметил в своем дневнике посещение президентом одной из лекций Тэйлора.
Суть приглашения Сьюардом и Линкольном русского флота к американским берегам, вероятно, лучше всех уловил «Харперс уикли», отметивший, что, кроме русских, в нью-йоркской гавани стояли на якоре также корабли Англии и Франции. «Англия и Франция признали мятежников воюющей стороной… Россия этого не сделала… Если английский пиратский корабль вроде «Флориды» или «Алабамы» появился бы недалеко от бухты, английские и французские корабли рассматривали бы их как правомочные военные суда, а русские обращались бы с ними как с пиратами.
Джон Булль полагает, что мы введены в заблуждение расположением к нам Московии. Если бы русский офицер, говорит Джон, выразил бы в Санкт-Петербурге хоть капельку восхищения республиканским строем Америки, его без промедления отправили бы в Сибирь. Американцы понимают, что симпатии к нам Франции во время нашей революции зародились не из любви к нам, а из ненависти к Англии. Они знают — об этом давным-давно говорил Вашингтон, — что не следует предполагать романтической дружбы между государствами.
Американцы нисколько не считают, что Россия вот-вот станет республикой. Но они отмечают, что в то время как Франция импортирует кули в свои колонии и закрывает глаза на рабство, в то время как британское правительство приветствует политическую организацию, основанную на рабстве, и защищает эту систему, Россия освобождает крепостных».
Линкольн и Сьюард не раскрывали условий своей договоренности с Россией о визите флота в тот год. Линкольн ничего не говорил об этом ни Николаи, ни Хэю, ни Ноа Бруксу; и Сьюард ничего не сообщал своему закадычному другу Торлоу Уйду.
Уид спросил адмирала Фаррагата, зачем русская эскадра бесцельно проводит всю зиму в нью-йоркской гавани. Фаррагат передал ему объяснения русского адмирала: «У меня лежит приказ под печатями. Я их сломаю только в том случае, если произойдут непредвиденные обстоятельства». Потом он добавил, что печати он сломает в случае, если во время гражданской войны Соединенные Штаты окажутся вовлеченными в войну с иностранной державой. Русский адмирал сказал, что разговор этот конфиденциальный, адмирала с адмиралом, на полном доверии. Адмирал Фаррагат рассказал об этом Уйду как патриот патриоту.
Русскому министру иностранных дел был задан вопрос: почему его правительство оставило эскадру в американской гавани на такой длительный срок? Тот ответил, что он ничего о флоте не знает, но что он может взять на себя смелость и заверить, что в этом визите нет ничего недружеского.
Линкольн действовал в самом водовороте революции, призванной сломить могущество плантаторов-аристократов Юга и установить господство финансистов и промышленников Нью-Йорка. Возможно, что Линкольну попалась на глаза корреспонденция из Парижа, напечатанная в нью-йоркской «Таймс»: «Деятельность мистера Линкольна в последнее время усилила его популярность за границей… Я слышал недавно слова известного французского деятеля: «Вы, американцы, недостаточно высоко оцениваете мистера Линкольна. Ни один монарх в Европе не смог бы вести такую колоссальную войну, подвергаясь в то же время придиркам стольких клик…»
По мнению пастора Генри Фоулера, Линкольна часто не понимали, и люди превратно судили о его действиях. Обе стороны нападали на него: одни его обвиняли в том, что он зашел слишком далеко, другие — в том, что он недостаточно далеко зашел; одни ставили ему в вину, что он обещает слишком много, другие, наоборот, слишком мало; и все же он медленно, добросовестно, честно выковывал решение важнейшей проблемы. «Он стоит между обеими сторонами, между живыми и мертвыми, между прошлым и настоящим, между старым и новым… Он лечит раны века… Его грубоватая речь и странное молчание, его неуклюжие манеры, его грамматика, которую он постиг самоучкой и уже частично забыл… его нежелание что-либо предпринять, если у него нет ясности, и, наоборот, когда он видит верный путь, то ни перед чем не останавливается… — все это говорит о том, что, не обладая общепринятыми качествами партийного лидера, он тем не менее руководил партией так квалифицированно, как никто другой до него». Президенту нравились такие сердечные излияния. Как произведение прозы, эта проповедь Фоулера была ему по вкусу.
Бронзовая статуя Вооруженной Свободы лежала много лет. Во время болезни Линкольна статую, наконец, подняли и водрузили на купол Капитолия. Поползло вверх по флагштоку и взвилось знамя Союза. Артиллерия загрохотала в салюте.
Джон Итон из Толидо, Огайо, в беседе с Линкольном упомянул об установке статуи Вооруженной Свободы на куполе Капитолия, о новых мраморных колоннах, воздвигаемых в одном из флигелей Сената, о богатом орнаменте на новой массивной бронзовой двери, навешиваемой в главном портале, и добавил, что идут разговоры о том, что эта роскошь непозволительна для военного времени. Линкольн ответил:
— Если народ увидит, что Капитолий функционирует, он это примет как доказательство того, что Союз будет существовать.
5. 1864 год. Грант назначен главнокомандующим
В свое время Грант был демократом — сторонником Дугласа, и его назначение приняли и одобрили те круги, которые никак не могли примириться с Линкольном в качестве лидера страны. Могущественная нью-йоркская «Геральд», представлявшая интересы различных крупных капиталистических фирм, многократно в течение всей зимы 1863/64 года выступала за выдвижение Гранта президентом: «Кандидат народа — Грант». Этот лозунг подхватили и многие другие газеты.
Линкольн ни разу лично не встречался с Грантом. Президент как-то сказал конгрессмену Уошбэрну: «Все, что я знаю о Гранте, мне известно с ваших слов. Кто еще знает что-либо о Гранте?» Уошбэрн ответил: «Хорошо знает Гранта только Джонс». Уошбэрн имел в виду Рассела Джонса, полицейского чиновника в Чикаго.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
