Морозную тишину прорезал отдаленный высокий и чистый звук одинокого рога, эхом отдавшийся в ушах Грейс и почему-то взволновавший ее до глубины души. Она приложила ладонь ко лбу, защищая глаза от слепящего солнца, и тут же увидела длинную цепочку коней и всадников, неторопливо взбирающихся по склону холма где-то на полпути между рекой и цитаделью. У нее перехватило дыхание.
У Грейс остались лишь обрывочные воспоминания о том, что происходило в тот день с ней и вокруг нее, но сопровождавшие события мысли, чувства и образы сохранились в ее памяти до конца жизни. Реющие на ветру знамена — золото на зеленом фоне. Блистающие в солнечных лучах панцири и стальные шлемы рыцарей. Гарцующие в такт музыке кони. Огромные охотничьи псы с белоснежной шерстью и перепачканными в грязи мордами. Вельможи в черных, красных и пурпурных одеждах. Волнующие кровь звуки рогов.
Всего отчетливее Грейс запомнила королеву.
Иволейна отказалась от приличествующего ее сану портшеза и въезжала в Кейлавер верхом на великолепном гнедом скакуне. Края ее светлого с прозеленью, как ледяное кружево, платья под цвет глаз едва не касались земли. Ее высокая статная фигура подавляла поистине царственным величием. Вместо короны на голове Иволейны сияли драгоценные камни, искусно вплетенные в пышные и тонкие, как кудель, волосы. Эйрин сказала чистую правду: даже глядя на нее с высоты крепостных стен, Грейс сразу поняла, что не встречала еще женщины прекраснее, чем королева Толории.
В свите Иволейны насчитывалось более пятидесяти всадников, которых сопровождали около сотни пеших воинов и слуг, бредущих за нагруженными поклажей повозками.
Грейс тихо присвистнула и коснулась руки баронессы.
— Скажи, короли и королевы у вас всегда путешествуют с таким размахом?
— Конечно, а как же иначе? — удивилась Эйрин. Кортеж между тем приблизился к крепостным воротам и остановился. Навстречу толорийцам выехала группа рыцарей и приближенных короля Бореаса. Они обменялись приветствиями, которых Грейс не расслышала, затем снова затрубили герольды, ворота распахнулись, и процессия въехала в город.
Толпа зрителей начала понемногу рассасываться. Эйрин тоже потянула подругу за рукав.
— Пойдем, Грейс. Все кончилось.
Грейс машинально приложила руку к виску. В голове все еще звучали призывные и отчего-то смутно знакомые сигналы рога.
— Что ты сказала?
— Смотреть больше не на что. Пора возвращаться. Я так замерзла, как будто сегодня День Среднезимья, хотя по календарю еще только начало второй половины месяца синдата.
Грейс пропустила слова баронессы мимо ушей, потому что никак не могла оторвать глаз от ведущей к замку и давно опустевшей дороги. Она еще не успела разобраться в своих ощущениях, но определенно чувствовала, что внутри нее что-то изменилось. О чем она только что думала? Нет, не вспомнить! И все же было какое-то несоответствие в этом пышном въезде — то ли в сопровождавшей Иволейну свите, то ли в подчеркнуто надменной манере держаться самой королевы…
— Грейс!
Она с усилием отвела взор.
— Да-да, идем. Извини, Эйрин, я немного замечталась…
Баронесса удивленно покосилась на нее, пожала плечами и двинулась в обратный путь. Грейс следовала за ней по пятам. Они спустились по спиральной лестнице и приближались к дверям ее комнаты, когда она вдруг вспомнила, о чем думала, наблюдая за возглавляющей кортеж Иволейной.
«На ее месте должна была ехать я».
Господи, чушь-то какая! Грейс поежилась, решительно прогнала прочь крамольные мысли, юркнула в спальню и с облегчением захлопнула за собой дверь.
58
Прошло несколько дней, в течение которых Грейс все сильнее ощущала себя пленницей в каменной клетке Кейлавера. Прибытие Иволейны заставило обитателей замка трудиться с повышенной активностью. К счастью, далеко не всех толорийцев из королевской свиты пришлось размещать непосредственно в цитадели — большая часть нашла себе пристанище на постоялых дворах в городе. В этом имелся свой резон, если учесть, что ожидался приезд еще пятерых монархов. Даже если каждый из них притащит с собой хотя бы половину того количества приближенных, что составляли свиту Иволейны, Кейлавер просто лопнет от такого количества народу. Но работы у Эйрин, лорда Олрейна и прочих в любом случае прибавилось.
Как ни странно, но чем усерднее трудились все вокруг, тем меньше забот выпадало на долю Грейс. Она страшно скучала и томилась от безделья. На второй день после приезда делегации Толории Грейс, как обычно, маялась в своей комнате, то и дело поглядывая на теплый шерстяной плащ, подаренный баронессой. Если раньше ей были недоступны вылазки за пределы крепости — в первую очередь из-за холода, — то теперь все изменилось.
Грейс нерешительно взяла в руки плащ. Она знала, что должна спросить разрешения, но у лорда Олрейна была масса дел, а поймать короля вообще не представлялось возможным. Вдобавок никто не позаботился заранее прочесть ей права и обязанности, что формально избавляло ее от каких бы то ни было обязательств. Да и в конце концов, герцогиня она или нет?
«Ты просто ищешь предлог, Грейс!»
А-а, плевать! Сколько можно торчать в четырех стенах? Безделье всю жизнь угнетало Грейс сильнее всего прочего. Уже не думая о последствиях, она накинула плащ и выскользнула из комнаты.
Десять минут спустя Грейс Беккетт стояла у ворот, ведущих в нижний двор цитадели. Сердце ее лихорадочно билось. Она закуталась в плащ и накинула капюшон, спрятав лицо, но уже начала сомневаться в разумности своего поступка. Немного постояв, прижимаясь спиной к кирпичной стене арки ворот, она вдруг вспомнила, как проезжала здесь почти две недели назад. Но тогда она была с Даржем, замерзшая, голодная и плохо соображавшая, и поэтому совсем позабыла, какой оживленной и полной людей может быть базарная площадь.
— Ты сама этого хотела, Грейс! — прошептала она сквозь стиснутые зубы, глубоко вдохнула и сделала первый шаг.
Грязь оказалась гораздо глубже, чем могло показаться с первого взгляда. Она доходила чуть ли не до половины сапожек и на каждом шагу угрожала лишить обуви. Вокруг сновали, бесцеремонно толкаясь, крестьяне с корзинами хлеба и яблок, оруженосцы, закупающие провизию для своих господ, толстые купцы, торгующие всем, начиная от пива и восковых свечей и заканчивая штуками материи разнообразной текстуры и расцветок. Потом Грейс вдруг очутилась посреди целой отары громко блеющих овец и только чудом ее не сбили с ног и не вдавили в грязь копыта четырех или пяти дюжин этих мирных на вид животных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
