Николай II был одним из самых верующих российских монархов, и это связано не только с духовным воспитанием, но и с жизненными обстоятельствами, которые часто заставляли его искать утешения в религии. Как император, он строго выполнял все обязательства, связанные с обычной чередой дворцовых богослужений и церемоний. Но его личная религиозность проявлялась в искренности его веры. Домашний иконостас, находившийся в его спальне, поражал количеством икон.
Вопрос о законоучителе для будущего Николая II решался во второй половине 1870-х гг., и повторилась ситуация 1850-х гг., когда императрица Мария Александровна попыталась пригласить законоучителя для своих детей «со стороны». В 1875 г. Александр III и императрица Мария Федоровна, в обход Бажанова и Янышева, попытались пригласить на место законоучителя царских детей протоирея И. В. Рождественского, «которого они любили и с которым охотно беседовали». Граф С. Д. Шереметев вспоминал: «…нужен был законоучитель для цесаревича Николая Александровича, и родители остановились выбором на протоиерее Рождественском и при мне просили его очень убедительно принять на себя эту обязанность, но Рождественский, ссылаясь на болезнь и на упадок сил, не нашел возможным принять это предложение. Долго убеждали его родители. в действительности же Рождественский прожил недолго и открыл путь И. Л. Янышеву (Двуликий Янус)»807.
Приводя эту цитату, следует уточнить, что Рождественский все же некоторое время являлся духовником будущего Николая II. По сложившейся традиции, в 1875 г. состоялась первая исповедь будущего императора Николая II, которому тогда исполнилось семь лет. Его духовником стал И. В. Рождественский. 12 февраля 1877 г. «вся семья приобщалась, и Ники, который второй раз исповедовался у Ивана В. Пили потом чай все вместе»808. После смерти Рождественского в 1882 г. духовником Ники некоторое время был престарелый Бажанов, которого в 1883 г. и сменил Янышев.
Когда цесаревич Николай Александрович приступил к изучению наук университетского курса, Янышев продолжил свою педагогическую карьеру при цесаревиче, читая ему курс канонического права в связи с историей церкви, а также богословие и историю религий.
Со временем религиозность Николая II стала приобретать черты фатализма. Николай II постоянно упоминал, что родился в день Иова Многострадального, и предрекал, что конец его царствования будет трагичным. Временем зарождения этого чувства можно считать Ходынскую катастрофу, произошедшую в мае 1896 г., во время коронации в Москве. Следует заметить, что в этой сложной ситуации, когда ему предлагались различные решения – от объявления траура по погибшим до «продолжения банкета», духовник царя отец Янышев вел себя совершенно пассивно. Как вспоминал влиятельный чиновник Министерства императорского двора В. С. Кривенко, он после Ходынки «бросился к духовнику государя о. Янышеву, умоляя его пойти к государю, настоять на отмене праздников. Протопресвитер вздыхал, высказывался уклончиво, а на представленный решительно вопрос ответил: разве он может беспокоить государя подобными заявлениями? Так узко формально понимал духовник царя свои обязанности, а Янышев слыл за высокообразованного человека, много лет прожившего за границей»809.
Следует заметить, что не только Николай II был «запрограммирован» на трагическую кончину, в этом же была убеждена и императрица Александра Федоровна, о чем свидетельствует эпизод, произошедший во время Саровских торжеств в июле 1903 г. Там Николай II встречался с юродивой Пашей Саровской. Об этой встрече ходило много слухов. Художница
В. П. Шнейдер, участница Саровских торжеств, вспоминала свой разговор с императрицей по этому поводу: «Значительно позднее, на одном из приемов, когда императрица подолгу разговаривала со мной, разговор зашел про юродивых. Императрица спросила меня, видела ли я Саровскую Пашу. Я сказала, что нет. «Почему?» – «Да я боялась, что, прочтя как нервный человек в моих глазах критическое отношение к ней, она рассердится и что-нибудь сделает, ударит и тому подобное». И осмелилась, спросила, правда это, что когда государь император хотел взять варенья к чаю, то Паша ударила его по руке и сказала: «Нет тебе сладкого, всю жизнь будешь горькое есть!» – «Да, это правда». И раздумчиво императрица прибавила: «Разве вы не знаете, что государь родился в день Иова Многострадального?» Потом говорили о юродивых бургундских принцессах (Эльза, Лострип), грюндвальских старцах и прочих»810.
После того как в конце 1904 г. Александровский дворец Царского Села стал постоянной резиденцией семьи Николая II, встал вопрос о месте для молитв императорской семьи. При этом Николай II в условиях революции был вынужден резко ограничить свои передвижения вне территории императорских резиденций.
Следует сказать, что формально в Александровском дворце домовой церкви не было. Однако еще в 1840-х гг. в нескольких комнатах дворца сформировалась домовая церковь. Это было связано с трагедией, которую в 1844 г. пережил Николай I. 24 июня 1844 г. в кабинете императрицы Александры Федоровны (жены Николая I) от скоротечной чахотки умерла дочь Николая I – Александра Николаевна. После ее смерти в кабинете императрицы была устроена дворцовая молитвенная комната. На месте, где стояла постель, появилась маленькая молельня. Иконостас с личными иконами княгини Александры Николаевны покоился на панелях, сделанных из ее же кровати братьями Гамбс. Центром молельни стала портретная икона с изображением умершей, в образе святой царицы Александры. При Николае I здесь служили панихиды по великой княгине. В соседней комнате была оборудована предмолельня. Этот мемориальный комплекс сохранялся во дворце вплоть до конца 1920-х гг.
Однако Николай II счел необходимым устроить свою домовую церковь в одном из дворцовых парадных залов. В выбранном им помещении при Николае I располагалась его спальня, затем это была парадная зала и, наконец, Малиновая гостиная императрицы Александры Федоровны. В этом зале был установлен походный иконостас Александра I, сопровождавший его во время заграничных походов 1813–1814 гг. и представлявший собой шесть тканых полотнищ, укрепленных на складной ширме811. Этот иконостас перевозился при Николае II в Ливадию и Спалу. Перед иконостасом в ряд стояли четыре стула для княжон, кресло для Николая II и стул для цесаревича Алексея. Для императрицы Александры Федоровны в этом же зале была устроена отдельная маленькая молельня с иконами на стенах, где были помещены кушетка и аналой. Конечно, скудный церковный антураж мало сочетался со светскими интерьерами парадных залов Александровского дворца. И когда в 1913 г. близ дворца был построен Федоровский собор, он и стал домовым храмом императорской семьи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
