Uris, Leon. Mila 18. Doubleday, Нью-Йорк, 1961.
Послесловие
Эта книга – насыщенный раствор, вот-вот выпадут кристаллы. Кристаллизуются, воссоздаются события и люди, является минувшее: предвоенная Польша, война и оккупация; Варшавское гетто и смерть узников, голод и тиф – смерть случайная и планомерная, неотступная; еврейская полиция и евреи-борцы; лагеря уничтожения Освенцим и Майданек; польское Сопротивление и нелегальная Армия Крайова; восстания против немцев в гетто в 1943 г. и в Варшаве в 1944 г.; облавы и расстрелы, гестапо и пытки; легендарные герои Я. Корчак, Я. Карский, Э. Рингельблюм, организация спасителей евреев Жегота, создатели ее З. Коссак и Ю. Гробельный; антисемитизм в Польше – довоенный и послевоенный…
Книга, однако, не только толчок подумать над прошлым. Она еще и роднит сегодняшнего читателя с давней порой, ему малоизвестной историей, простым сопряжением сходных и одновременно противоположных ситуаций. Потому что в книге и современные американские школьницы с их теперешней жизнью.
Два прощания. Пятилетняя Лиз в мирной жизни расстается с матерью, наркоманкой и алкоголичкой. «Мать сорвалась из-за стола, отбросив в сторону стул, и выбежала на улицу, с треском захлопнув за собой дверь. Через мгновение взревел разбуженный стартером старый, усталый автомобильный двигатель. Она соскользнула со стула и, подбежав к двери, успела увидеть маму за рулем выплевывающего из-под бешено вращающихся колес комья грязи старого «бьюика». Машина сорвалась с места, будто за ней гнались все демоны преисподней, и больше Лиз никогда свою мать не видела. Она с ней даже не попрощалась. Лиз смотрела, как пыльный след, оставляемый убегающей от нее матерью, становился все длиннее, а потом и вовсе скрылся за горизонтом…. Лиз гадала, плакала ли ее собственная мать, убегая тогда из дома, или хотя бы вспоминала ли о том, что пятилетняя Лиз стоит, уткнувшись в сетчатую дверь, дожидаясь ее возвращения?» И расставание в гибнущем Варшавском гетто – обреченная мать и попытка уберечь ребенка: «Вдоль стены метнулась какая-то тень… это была одетая в коричневые и серые лохмотья женщина с замотанным в грязное тряпье младенцем на руках. Женщина склонилась к земле, подняла небольшой камень, перебросила его через стену и снова спряталась в тени. Мгновение спустя с арийской стороны прилетел точно такой же камень, и женщина решительно поднялась на ноги, прижимая к груди младенца. Даже на таком расстоянии Ирена услышала, как женщина сделала два резких глубоких вдоха, а потом нагнулась вперед, трижды раскачала сверток с ребенком, держа его обеими руками, а потом перебросила через стену. Ребенок перелетел над стеной в считаных сантиметрах от вмонтированных в ее верхнюю часть острых осколков стекла. С той стороны не донеслось ни звука. Женщина рухнула на колени и начала гладить стену – камни, навсегда разлучившие ее с ее ребенком. Потом она поднялась на ноги и крадучись скрылась в темной тени…»
Сопоставление не всегда прямолинейно, оно может быть и просто угадываемо – так напрашивается сравнение привычной, мирной Пасхи и той, когда немцы выжигали восставшее Варшавское гетто и внутри него горящие люди выбрасывались из этажей: «В Пасхальное воскресенье над гетто все еще висели тучи черного дыма… Однако, подходя к нему, Ирена услышала… звуки музыки. На площади красовалась карусель и гигантские качели. Рядом со стеной гетто под вальс из «Веселой вдовы» на карусельных лошадках катались визжащие от восторга дети и влюбленные парочки. Качели-лодочки уносили детей высоко в небо, и они, оказываясь на самой верхней точке, могли на какое-то мгновение заглянуть на территорию гетто. Карусель была окружена наспех сколоченными ярмарочными павильонами. В одном торговали сосисками с жареным луком, из другого доносился цирковой марш, в тире хлопали пневматические ружья… а из-за стены слышались очереди, выстрелы танковых пушек и полицейские свистки. Крутилась карусель, летали качели, а празднично одетые люди поздравляли друг друга с Воскресением Христовым».
Но за всеми впечатляющими картинами, изумляющими подробностями и красочными деталями – над и под описаниями пронзает весь текст забота Ирены: «Не забывать!»
Ирена Сендлер – хранительница прошлого. Не только этого, трагического и героического. Закапывая склянки с именами спасенных детей, она давала возможность детям, переименованным ради спасения, вернуться потом к именам, данным родителями, вернуться к своим истокам. Ирена – жрица памяти.
Она писала в Америку девочкам, которые делали школьный спектакль о ней, Ирене, и соответственно о Холокосте: «Мне хотелось бы также узнать, вы исключение или в вашей стране многие молодые люди интересуются трагедией Холокоста. Я думаю, вы делаете большое дело, и о нем должно узнать как можно больше людей… Несмотря на то что мировая история знает случаи жестокого притеснения евреев, ни одна другая страна не ставила себе задачей уничтожение целой нации. По этой причине то, что вы делаете, имеет для всего мира огромное значение. Эти чудовищные злодеяния не должны повториться!»
В другом письме: «Вы интересуетесь темой Холокоста. А понять ее трудно не только тем, кто не был свидетелем злодеяний нацистов, но и тем, кто сам стал их жертвой. Осознать и понять, что фашисты сделали с несколькими миллионами людей, среди которых было шесть миллионов евреев, почти невозможно. О Второй мировой войне написано очень много, но понять масштабы преступлений нацистов не под силу никакому здравомыслящему, психически здоровому или просто нормальному человеку».
Она говорит девочкам: «У меня было много помощников, и мне хочется, чтобы вы узнали обо всех этих людях. Мир не должен забыть их имена». Или: «Очень больно все это вспоминать. Но помнить об этих ужасных временах мы просто обязаны. И вы должны рассказывать эту историю людям». И еще: «Умирают мои старые друзья и соратники. Больше всего я боюсь, что после смерти последнего из спасенных все забудут о Холокосте. И поэтому сердце у меня болит сильнее, чем ноги. Всю мою долгую жизнь меня больше всего печалили мысли о том, что с моим уходом из жизни может исчезнуть и память о тех временах». И опять: «Я понимаю, почему полякам не хочется вспоминать. У всех нас есть болезненные воспоминания. И помнить об этих событиях очень неприятно, но необходимо…»
Зачем? Долг перед покойниками. И чтобы избежать повторения. Как сказал когда-то великий подвижник Варшавского гетто Януш Корчак: «Кто убегает от истории, того история догонит».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
