Девушка сказала Лю, что потеряла ради него цвет своего девичества, но не гнушается своего падения. Ибо хочет отныне всегда служить своему молодому господину, угождая ему во всем. Так стали встречаться они довольно часто, и клялся Дэань девушке, что любит ее нежно, и дарил хорошие подарки. Однако сватов не засылал – тянул со свадьбой. А почему – о том говорилось ранее. Обижалась Цзянь, и часто плакала, но ничего не могла поделать со своею сиротской судьбою, ибо очень привязана была к господину Лю.
Но вот однажды встретился на пути доктора Лю некий чужестранец. Завязали он беседу и понравился чужестранцу Лю Дэань речами своими умными и обхождением приятным. Полюбил он Дэаня, как родного брата. И прислал ему визитный листок. Но Господин Лю скромен был, и не хотел идти к чужеземцу. Однако определено было Небом, чтобы встретились они все же в доме франка, и вели беседу.
Прошло времени совсем немного, и умер чужестранец. Неизвестный враг нанес ему неизлечимую рану. И успел он перед смертью передать Лю таинственный ларец деревянный – без замков и застежек, словно из единого куска дерева выделанный. И повелел беречь это сокровище пуще собственного глаза.
Молодой доктор спрятал ящик тот у себя под половицей и забыл про него. Поскольку он был добродетельным последователем Совершенномудрого Кун-Цзы, не к лицу ему было заниматься магией и всякими волшебными фокусами. Но только начал замечать Лю, что вся жизнь его переменилась. В доме его начали твориться разные чудеса и странности. Двери стали хлопать сами по себе, на стенах начали появляться таинственные знаки, как бы кровью написанные, а пища, его кухаркой Сюэ приготовленная, вдруг оказывалась совершенно испорченной и непригодной к употреблению. А однажды вдруг загорелась циновка под господином Лю, едва спасли от пожара дом, а халат на докторе так обгорел, что пришлось его выкинуть.
Люди суеверные поговаривали, что завелся в доме Лю невидимый лис-оборотень и творит всякие пакости, а то и хуже – бес Эгуй – неуспокоенный дух умершего человека пожаловал. И нужно позвать человека, сведущего в таких делах, чтобы написал он на бумаге две полосы талисманных фигур, заманил зловредного оборотня в винный кувшин, запечатал заклятием и сварил его в кипятке. Расстраивался Лю от таких речей, и никак не хотел он идти к гадателям, или к магу – фэнь-ши, что был славен в их окрестностях. Решил Лю, что разгневал он Цзао-вана – Бога очага, которого при жизни всегда почитал его отец. Написал он на красной бумаге иероглифы, поставил четыре свечи и принес ему в дар еду изысканную, надеясь, что вскоре все успокоится само по себе.
И со здоровьем у Лю Дэаня стали твориться непорядки. То горячка подступала к нему, то желчь черная разливалась по сердцу, впадал он временами в тоску и начинал телом сохнуть. Хоть сам Лю и был доктором, но не мог он правильно определить свою болезнь и подобрать себе необходимое снадобье. И так жил он в печали и выглядеть стал испуганно, как воробей, на которого напал коршун.
И в любовных делах начались у него неудачи. Хотя любил он свою Цзянь не меньше прежнего, обнаружил Лю, что копье его уже не поднимается призывно в преддверии сражения. Иссякли грозовые облака, не орошал более дождик высохшие поляны. Что только не делала Цзянь-Пятнышко! И притирания доставала пряные, и прозрачный рог носорога сыпала в питье Дэаня. Но нефритовый пестик спал в своем ложе, не желая пробуждаться. Жалко было девушке Дэаня, но сам он, похоже, не больно жалел об этом, и смотрел на Цзянь все холоднее. Все реже становились их встречи.
Кроме того, богатство молодого доктора, оставшееся ему от отца и приумноженное им самим, начало утекать от него, как рис через дырявое решето. Все реже вызывали его к больным. Весь уезд судачил – как же может доктор лечить больных, если себя привести во здравие не может? Не иначе, лежит на нем печать злой судьбы. И старый толстый лекарь Чжоу Фань, шарлатан и неуч, довольно потирал руки, видя, как люди выбирают его, только бы не идти к молодому Лю.
А уж коли беда пожаловала в дом – жди всех демонов себе в гости. Сменился в уезде правитель, и не поладили они с доктором Лю. Уж всем был ладен господин Лю, да, видно, слишком хорош для Хуа Гун-сю, нового правителя. Тот-то всем известен был как развратник, мздоимец и самодур, каких свет не видывал. У такого лиходея молодой Дэань со своей добродетелью был как бельмо в глазу. Недаром сказано про таких правителей:
Велишь копать пруды и водоемы,Возводишь внукам пышные хоромы,Где только можешь, ты скупаешь земли,Своим корыстным устремленьям внемля.Все блага у тебя давно в избытке,А вот соседа оберешь до нитки.
На гибель обрекая непокорных,Талантов людям тоже не прощаешь;Зато льстецов ничтожных приближаешьДа поощряешь подхалимов вздорных. [43]
Измучил местный правитель Лю Дэаня своими придирками, не давал он ему покоя ни днем, ни ночью.
Так и жил Лю Дэань, все хуже и хуже. А хуже-то, казалось, и некуда. Растерял он все свое богатство, и любовь потерял, и друзья от него отвернулись. Растолстел он, все чаще замутнял свой разум дешевым рисовым вином, выпивая его порою чуть ли не по чайнику[44]. И люди уже не говорили про него: «Вон идет наш молодой доктор с золотым сердцем.» Что ж, как говорится: «Век учись – дураком помрешь! С вином связался – ум потерял!»
И во всем винил он врагов своих – старого лекаря Чжоу Фаня и молодого правителя Хуа Гун-сю. Да только не зря сказано – ищи врага своего в самом себе, и спасителя своего в самом себе.
Раз добирался Лю к себе домой. Было уже довольно поздно, вторая ночная стража только сменилась. Лю шел из портового кабачка, где пропьянствовал полдня, за бесценок продав хозяину, косоглазому Чжу Второму, один из отцовских трактатов. Он шел через лесок, что тянется вдоль реки, и изрядно заплутал в темноте. Вдруг догоняет его троица оборванцев, вида весьма мерзкого, в потрепанных халатах и даже без головных повязок. И требуют у Лю, чтобы отдал он им все свои деньги, иначе побьют его насмерть. Лю пошарил в своем мешочке, но там завалялись только два жалких фыня. Сел Лю на землю и горько заплакал. "Убейте меня, – говорит. – Наверное, я того заслужил, раз так не любит меня Небо. Было у меня все – все я и потерял, если даже ворам не могу дать больше двух медяков." Головорезы решили, что он издевается над ними, и начали бить его палками, да так, что дух его едва не покинул его тело. На счастье, мимо проходил странствующий монах-даос, он и заступился за бедного Лю. "А ну-ка, – вскричал он, – нечестивцы, перестаньте лупцевать этого человека, ведь он ничем перед вами не виноват!" "Ах ты дурень, – засмеялись бродяги. – Колпак на тебе рваный да овчина вонючая, сам только горной росой питаешься, а туда же – нам поперек дороги становиться! Иди себе да помалкивай!" На что монах ответствовал: "Небесное Дао не борется, но умеет побеждать. Слабый одолевает сильного, мягкое преодолеет твердое. Четыре ляна одолевают тысячу цзиней – в этом и состоит подлинное кулачное искусство, жалкие неучи!" Разбойники пытались напасть на него, да только он шутя вырвал у них из рук палки и надавал всем троим таких тумаков, что едва они унесли ноги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
