Если помощи нуждающимся нет, скопление особей можно именовать стадом или стаей, но на общество и государство это не похоже.
Рынок как принцип общежития отменяет коллективную ответственность и чувство товарищества. Каждый день мы предаем своих близких десятки раз — не поделившись, не истратив усилий на общее дело, не помня о голодающих, помогая унизить память о тех, кто помнил об общественном долге. Появляется «мораль профессионала», подменяющая мораль члена коллектива: пусть каждый хорошо делает свое дело и получает честное вознаграждение — один командует, другой пишет статьи, третий занимается проституцией, четвертый галерейным бизнесом. По-видимому, это разумно, если не учитывать того, что существует главная, первая профессия, — и эта первая профессия отнюдь не проституция, как думают некоторые. Первая профессия — это быть человеком. Общество выживает только в том случае, если живет общим делом. Первой профессией является забота о себе подобных. Если мы прямо сейчас не преодолеем моральную энтропию — не будем помогать ближним и дальним, не будем строить коллективную жизнь в буквальном смысле, а не риторически, — то общество, которое уже развалилось, потеряет и способность к возрождению. Строить в буквальном смысле — означает строительство приютов для бездомных.
Строить таковые необходимо всем миром.
Ниже я описал приют и его возможное функционирование. Я приветствую конструктивную критику и комментарии. Я приветствую советы — финансовые, архитектурные, производственные, организационные, правовые. Я прошу о соучастии как можно большее количество людей. Это наше общее дело. У российского философа Федорова есть книга «Философия общего дела». Вот именно о философии общего дела и речь. Речь идет о воспитании общественного сознания, о создании работающего проекта общества. В условиях, когда гражданское сознание подменено демагогией, — я обращаюсь ко всем с просьбой принять участие в деле строительства общего дома для сирых и покинутых. Почему странноприимный дом? В России сегодня огромное количество сирот и беспризорных, бездомных, бродяг и бесправных людей, отчаявшихся найти кров и работу. Также очень большое количество беженцев — людей, убежавших от произвола национальных диктаторов, от войн, от чиновников, укравших жилье. После распада Союза Советских Социалистических Республик в щели между новыми капиталистическими странами провалилось много людей. Счет на миллионы. Эти люди — беженцы, странники, бомжи, сироты. Нет в нашем так называемом обществе института, занимающегося их проблемой. Как нет такого института в мире — в масштабе всей планеты, переживающей сходный процесс. Но давайте попробуем локально, в одном месте. В дальнейшем, думаю, этот принцип возможно распространить повсеместно.
Как выглядит дом? Это простой дом с коридорной системой, комнаты с туалетами, площадь каждой комнаты не превышает 12–16 метров, и одна комната рассчитана на двоих или четверых. Для больных или для семей с малолетними предусмотрены иные условия. Для здоровых мужчин и женщин — именно так: тесно, но вполне приемлемо. Никаких эффектов современной архитектуры.
Принципиальным является то, что данное строение не служит объектом для самовыражения, — архитектором является житель данного дома и потребность выжить. Ни Заха Хадид, ни Норман Фостер не только не требуются, но не допускаются. Дом возникает как воплощение его необходимых функций — и только. В этом его эстетическая, она же этическая, задача. Комната мала — но это, если угодно, монастырская келья. Предполагается, что в самой комнате люди проводят минимальное время. День занят работой на пользу дома. Дом — это постоянно функционирующая мастерская. Главное в этом доме то, что дом рассчитан на развитие, он сделан так, чтобы разрастаться и принимать в себя все новых жильцов. За этим и строится — как убежище для беззащитных. В этот дом может прийти любой — усталый, больной, бездомный, одинокий. И каждый получит кров. Однако остаться в доме навсегда может только тот, кто работает на развитие этого дома. Таким образом, дом возводится силами тех, кто в нем живет, — это альтернативная государству модель. Я предлагаю бесконечное строительство дома — вширь и ввысь силами самих обитателей. Конструкция дома должна быть столь ясна и проста, а коммуникации столь элементарны, что экстенсивное развитие должно даваться легко. Пристроить одну комнату, и еще одну, и еще — это должно быть самым заурядным и будничным делом, не требующим ничего, кроме доброй воли и сил. Фактически речь идет о коммуне, о монастыре, о кибуце, об общине, выживающей собственными силами. Прецеденты таких коммун имеются — нищие своими силами, по собственной (не подержанной властями) инициативе создают себе убежища и жилища на свалках и пустырях, в брошенных домах, в разоренных заводах. Я предлагаю опереться на этот, уже существующий опыт коллективного строительства. Поддержать ближнего не обещаниями, не партийной корочкой, не благодушным враньем о том, что он скоро станет европейцем, — но лишь тем, что дать ему возможность выжить. Только лишь. Это немного, правда?
Я предлагаю дать возможность развиться самоорганизации обездоленных — не агрессивной, не классово ориентированной, но такой, которая открыла бы возможность строительства модели общества. Нужен дом-убежище, с запрограммированной моделью самовозведения. Если человек хочет остаться в доме, он должен стать плотником и каменщиком, штукатуром и маляром, электриком и сварщиком. Дом должен разрастаться как улей, как муравейник, как Вавилонская башня. Соответственно, архитектурно-эксплуатационный проект должен быть примитивно прост — всякое добавление должно вписываться в общий план и быть простым, по принципу сот.
Остаться жить в доме может только тот, кто непосредственно работает на развитие дома. Администрация, следящая за порядком, присутствует и следит за тем, чтобы никто не использовал пребывание в доме в целях спекулятивных — например, скрыться от правосудия, обирать ближних.
Администрация принципиально не должна получать за работу никаких денег. Чтобы не быть голословным, предлагаю себя на должность одного из директоров. Директоров должно быть несколько, коллегиальный совет, исключающий пристрастия и протекции. Только принцип общего труда, и никакого иного, для поддержания функционирования дома. Всевозможные злоупотребления должны пресекаться полицейскими мерами.
Должно существовать несколько общественных заведений — большие библиотеки, спортзалы, детские сады, ясли, школы. Существуют учителя, рекрутируемые из самих жильцов, — учителя, воспитатели, тренеры, библиотекари не получают никакой зарплаты, помимо права питаться и проживать в доме. Питание — как общее (существует общая столовая или столовые), так и индивидуальное — в комнатах созданы простые условия для самой базовой кухни: чайник, плитка. Обед и ужин — в общих столовых. Продукты самые простые: крупы, овощи, раз в неделю мясо, раз в неделю рыба. Никакого алкоголя и никакого табака. За употребление наркотиков — немедленное выселение. На территории дома не имеют хождения никакие деньги. Всё дается даром — и за всё берется плата в виде трудовой повинности. Это условия монастыря или коммуны, но предполагается, что в такой дом идет тот, кто предпочитает данную жизнь бродяжничеству.
Во всяком обществе возникает прибавочный интеллектуальный продукт: находятся люди, умеющие рисовать, музицировать, сочинять. Все их таланты должны быть направлены только на общее дело. Можно покинуть этот дом и выйти в мир рынка.
Но пока ты принимаешь помощь других, пока ты член этого коллектива, ты обязан отдавать им все свое время — рисовать для них, сочинять стихи для них. Этот дом — не рынок, это общее жилье, это убежище и государство. Любые формы самовыражения и творчества должны стать естественным дополнением среды дома. Для всякого художника должно быть лестным работать не для украшения и без того богатого интерьера — но для создания среды обездоленных, создавать эстетику с нуля.
Саморегуляция
Требуется возвести большой дом и получить землеотвод, достаточный на обильное разрастание дома и превращение дома в автономное хозяйство. Для этого требуется разрешение (какой администрации?) на обладание или долгосрочное пользование землей, позволяющее обширные строительные работы и развертывание приусадебных хозяйств. Во время последней войны и долгие послевоенные годы жители Берлина устраивали огородные хозяйства внутри города — у тысяч семей до сих пор есть свои маленькие огороды внутри города: и горожане, не являясь фермерами, получают элементарные продукты, выращенные своими руками. Этот опыт следует расширить.
В дальнейшем благотворительность заканчивается: дом должен перейти на самообеспечение. Требуется возвести такой дом, который может жить сам по себе. Все жители дома должны работать над тем, чтобы это сообщество продолжало расти и быть жизнеспособным.
