И не разберешь, чем пахнет, только чуешь скверный дух.
[перевод А. Артюшкова]
Автор сочинения «Две любви» (ошибочно приписанного Лукиану; Amores, 39) высмеивает искусства туалета еще более зло: «Тот, кто взглянул бы на женщин, когда они только что встали с ночного ложа, решил бы, что они противнее тех тварей, которых и назвать утром — дурная примета. Поэтому и запираются они так тщательно дома, чтобы никто из мужчин их не увидел. Толпа старух и служанок, похожих на них самих, обступает их кругом и натирает изысканными притираниями их бдедные лица. Вместо того чтобы, смыв чистой струей выды сонное оцепенение, тотчас взяться за какое-нибудь важное дело, женщина разными сочетаниями присыпок делает светлой и блестящей кожу лица; как во время торжественного народного шествия, подходят к ней одна за другой прислужницы, и у каждой что-нибудь в руках: серебряные блюда, кружки, зеркала, целая куча склянок, как в лавке торговцев снадобьями, полные всякой дряни банки, в которых, как сокровища, хранятся зелья для чистки зубов или средства для окраски ресниц.
Но больше всего времени и сил тратят они на укладку волос. Одни женщины прибегают к средствам, которые могут сделать их локоны светлыми, словно полуденное солнце: как овечью шерсть, они купают волосы в желтой краске, вынося суровый приговор их естественному цвету. Другие, которые довольствуются черной гривой, тратят все богатства своих супругов: ведь от их волос несутся чуть ли не все ароматы Аравии. Железными орудиями, нагретыми на медленном огне, женщины закручивают в колечки свои локоны; излишек волос спускается до самых бровей, оставляя открытым лишь маленький кусочек лба, или пышными завитками падает сзади до самых плеч.
Затем пестрые сандалии затягивают ногу так, что ремни вонзаются в тело. Для приличия надевают они тонкотканую одежду, чтобы не казаться совсем обнаженными. Все, что под этой одеждой, более открыто, чем лицо, — кроме безобразно отвисающих грудей, которые женщины всегда стягивают повязками. Зачем распространяться и о других негодных вещах, которые стоят еще дороже? С мочек свисают грузом во много талантов эритрейские камни; запястья рук обвиты змеями — если бы это были настоящие змеи, а не золотые! Диадема обегает вокруг головы, сверкая индийскими камнями, как звездами; на шее висят драгоценные ожерелья, и до самых ступней спускается несчастное золото, закрывая каждый оставшийся обнаженным кусочек голени. А по заслугам было бы железными путами связать им ноги у
лодыжек! Потом, заколдовав себе все тело обманчивой привлекательностью поддельной красоты, они румянят бесстыдные щеки, натирая их морской травой, чтобы на бледной и жирной коже заалел пурпурный цветок»[перевод С. Ошерова].
Возможно, в отдельных местах и в отдельные эпохи среди проституток и гетер было принято носить особые, броские наряды (Pauly, Realenzyklopadie, viii, Sp. 1353), однако это едва ли было общим правилом, как показывает множество рисунков на вазах, и с уверенностью сказать мы можем лишь то, что наряды гетер менялись вместе с модой.
Знаменитые гетеры обычно наделялись прозвищами, подобными приводимым ниже:
«Антикира» (чемерица) (Афиней, xiii, 586 ел.) считалась древним лекарством от умственных расстройств, и гетера Эойя была прозвана Антикирой потому, что имела привычку ходить с чрезвычайно возбужденными либо безумными приятелями, или, как говорили впоследствии, потому, что ее покровитель врач Никострат не оставил ей после смерти ничего, кроме пучка чемерицы.
Лайда получила прозвище «Аксина» (ось) (Элиан, Var. hist., xii, 5; xiv, 35) ввиду резкости — или грубости? — ее требований.
«Афия» (анчоус) (Ath., xiii, 586ab) было прозвищем нескольких гетер из-за цвета их кожи, стройности и больших глаз.
«Кинамия» (собачья морда) (Ath., iv, 157a) — так прозвали гетеру Никион из-за выражения ее лица.
«Пагис» (удавка) (Лукиан, «Разговоры гетер», xi, 2) — прозвище гетеры Филематион, околдовывавшей мужчин своими чарами.
«Проскенион» (занавес) (Ath., xiii, 587b) — прозвище гетеры Наннион, которая имела прелестное лицо и дорогие наряды, но безобразное тело.
«Птохелена» (нищенствующая Елена) (Ath., xiii, 585b) — это прозвище гетера Каллистион получила из-за своего бедного платья. Афиней рассказывает, что однажды она была нанята неким бездельником. Когда он лежал рядом с ней, она заметила у него на теле свежие следы порки и спросила у него, что это. Он отвечал, что в детстве он вылил на тело немного горячего бульона; услышав это, она со смехом возразила: «должно быть, это был бульон из телятины»146.
«Хюс» (свинья) (Ath., xiii, 583a) — так прозвали Каллистион, имея в виду, скорее всего, не ее жадность или животные привычки, но просто недостаточную ее чистоплотность.
«Фтейрофила» (Ath., xiii, 586a) — прозвище Фаностраты, которую однажды видели стоящей у своих дверей и выбиравшей у себя вшей.
Существовало множество ласкательных имен, которые любовники давали своим гетерам; характерными примерами могут служить следующие: сестренка, соловей, щеголек, виноградинка, пучина, медовые соты, коровушка, ласточка, чрево, газель, олениха, слоновая кость, сладенькая, голыш, выемка (по-гречески ίππάφεσις — то место на
146 Плети для порки рабов изготавливались из телячьей кожи.
ипподроме, откуда стартуют кони), смоква, дорогуша, улитка, комарик, ворона, кифаристка, охотница, сучка, зайчик, зайчонок, светлячок, львица, малышка, блюдечко, волчица, лира, квашня, матушка, любительница мальчиков, пчелка, теленочек, муха, куколка, челн, клевер, девочка, ристатель и ристалище, милашка, бессонница, девчоночка, факелочек, поцелуйчик, лягушонок, каракатица, воробышек, нос картошкой, злюка, тигрица.
ГЛАВА V
МУЖСКОЙ ГОМОСЕКСУАЛИЗМ
1. ВВЕДЕНИЕ И ЗАМЕЧАНИЯ ОБЩЕГО ХАРАКТЕРА
АНРИ БЕЙЛЬ (Стендаль) пишет в своей книге «О любви»: «Нет /хничего более комичного, чем наши представления о древних и древнем искусстве. Читая только поверхностные переводы, мы не осознаем, что они посвятили особый культ Наготе, что, на наш взгляд, представляется отталкивающим. Во Франции «прекрасным» большинство называет только женский пол. Среди древних греков не существовало такого понятия, как «галантность», зато у них была любовь, которая нам сегодня кажется противоестественной... Они, так сказать, культивировали чувство, отвергнутое современным миром».
Несомненно, именно этим чувством следует объяснить тот факт, что общеизвестные и в прочих отношениях превосходные справочники обходят данную тему почти полным молчанием. Приведем некоторые примеры: в шестисотстраничной книге Holm-Deecke-Soltau, Kulturgeschic-hte des klassischen Altertums, Leipzig, 1897, гомосексуализм не упоминается вовсе; в основательном двухтомном труде Л. Шмидта (Die Ethik der alien Griechen, Berlin, 1882) данному предмету уделено менее трех страниц; в четырех гигантских · томах «Истории греческой культуры» (Griechische Kulturgeschichte ) Буркхардта мы не находим почти ничего, а в новом пересмотренном издании широко известной Pauly's Realenzyklopadie der klassischen Altertumswissenschaft (разросшейся до десяти томов, в каждом из которых не менее 1300 страниц) составленная видным профессором университета в Бреслау В. Кроллем четырехстра-ничная статья «Педерастия» излагает немало безусловно правильного, однако столь неполно, что она была бы уместна скорее в сжатом очерке, а не в монументальном труде, целью которого является исчерпывающее рассмотрение культуры классической древности. Статья «Гетеры» в той же энциклопедии занимает двадцать страниц.
