У Юры из Калининграда картонные крылья, огромный клюв. Его жена – «Весёлый Фотограф» с двадцатью фотоаппаратами на шее и в руках. Сашка – «Медведь, вылезший из берлоги». Наташа – «Кричащая Чайка». Есть у нас в компании и «Восходящее Солнце». И «Звездочёт Звездопада». Зине достался «Маленький Мук», но он был написан латинскими буквами, поэтому она изображала «Маленький Миг», которого так никто и не угадал, но её работа оказалась самой прикольной.
Игра рассчитана на переключение со своего Я на другой образ. Возможно, какие-то положительные качества иного Я помогут человеку в дальнейшем или подскажут что-то важное. Попробуйте поиграть на досуге или предложите сыграть детям. На дне рождения моего сына все его друзья дошли до стадии поросячьего визга.
Мы сели вокруг Р.А.М. и стали смеяться. Просто так. Каждый – сам над собой. Взрослые привыкают к фальшивым улыбкам и редко смеются. Дети, как правило, смеются искренне. Мы должны были превратиться в детей. Смех сидящих рядом очень заразителен, особенно когда встречаешься взглядом с хохочущим соседом. Когда человек смеётся от Души, в головном мозге происходят положительные биохимические реакции, а также прорабатывается горловая чакра, отвечающая за творчество. Снимается напряжение и стимулируется иммунная система. В Индии есть даже специальные лечебные клубы смеха – хасья-йога, или, по-русски, «смехотерапия».
Ночью мы разбредаемся каждый в свой угол, писать Программу из 10 Желаний, которую утром предстоит «запустить» на соответствующей Горе. Мимо проходящий Сашка бросает мне как всегда прикольную фразу:
– Дафна, если сама ещё 7 пунктов не придумаешь, обращайся. Я своими поделюсь. У меня их больше десяти! Шучу. Только пиши про Земную Реальность. Спокойной ночи!
Я беру листочек. Тщательно фильтруя слова, записываю фразы по первым трём пунктам. Потом вымучиваю всё остальное. Про Земную Реальность. Одновременно ловлю себя на мысли: а много ли Земного случалось со мной в этой жизни? И понимаю: единственное, что я могу вспомнить, – Брат. Он тогда играл в бизнес. Я – в Земную Реальность.
* * *
Просыпаться утром сложно. Особенно, когда вечером накануне возвращаешься домой уже «сегодня», где-то в начале первого (или ещё позже?), потом мучительно пытаешься избавиться от мыслей в перегруженной голове, но не можешь, прокручивая про себя всё, что было и не было. Понимая, что заснуть нереально, в полубредовом состоянии плетёшься на кухню, натыкаясь на все существующие в квартире углы. Не включая свет, на ощупь хватаешь пузырёк с валокордином и осознаёшь, что все чистые стаканы уже давно закончились и свалены в раковине. Материшься на саму себя, вспоминаешь, где «самый чистый» стакан, споласкиваешь его кое-как. Наливаешь в него последние капли кипяченой воды – не кипятить же заново чайник. Отсчитываешь при лунном свете ровно 30 капель – не возвращаться же в коридор, чтобы включить на кухне свет… Залпом глушишь, как водку, а впрочем, можно, конечно бы, и… но лень искать… И шлёпаешь обратно, повторно задевая все углы по ходу своего криво-шатко-движения, но уже в обратном порядке.
Просыпаешься в пять. Потому что солнце летом встаёт рано и пробивается прямо через шторы в глаза. В полудрёме смотришь на часы каждые полчаса – не проспать бы! Проваливаешься в сон как раз когда на ухо гремит будильник и уже сложно проснуться. И совсем не хочется просыпаться, но нужно достать рукой до будильника, чтобы он наконец-то заткнулся. Лежишь минут пятнадцать, снова проваливаясь в сон, но понимаешь: если не встанешь сейчас – не встанешь уже где-то до обеда, и на машине ехать будет проблематично из-за осточертевших пробок. Опоздаешь на работу – Брат станет разыскивать, нервничать. Думаешь: а не поехать ли на метро? Но вспоминаешь, что сегодня – первое число месяца, к кассе выстроится безумная очередь. И тогда, собирая все остатки сил (а они вообще-то остались?), резко встаёшь с кровати. Ищешь брошенные где-то тапки (или так и не надетые вчера ночью?), и, не найдя их, босиком – на кухню. Наливаешь и кипятишь чайник. Пока он закипает – в ванну. Смотришь на себя в зеркало и думаешь: «А это, в принципе, я???»
Возвращаешься на кухню, заливаешь кипятком чай из пакетика. Хочешь долить из графина холодной кипячёной воды, но графин пуст. Открываешь большой холодильник – в нём торчит длинный розовый хвост купленной в ИКЕЕ серой крысы – единственной его обитательницы уже который день, потому что когда возвращаешься домой «вчера = уже сегодня», заехать ещё куда-то, чтобы купить хоть что-нибудь, кажется подвигом.
Пьёшь чай с мыслью, что неплохо было бы вчера поинтересоваться, а какая сегодня ожидается погода. Напяливаешь на себя что-то среднее из того, что осталось в шкафу (чистого и глаженого), а не свалено в куче на кресле и около. Клятвенно обещаешь разобраться в выходные, одновременно отдавая себе отчёт в том, что выходных, скорее всего, опять не случится.
* * *
Я вхожу в свой кабинет и распахиваю окно. На столе – завал бумаг. Плюхаюсь в кресло, включаю компьютер, набираю внутренний номер секретарши и, как каждое утро на протяжении нескольких лет, железным голосом произношу:
– Кофе и документы.
Звонит Брат. Он всегда звонит мне утром, когда просыпается. Но, даже если он звонит в любое другое время суток, наш разговор всегда начинается с его коронного вопроса:
– Привет, Лиса, а ты где?
– В офисе… А ты?
– На Рублёвке…
Он молчит, придумывая, какую бы такую задачку мне поставить или чем бы озадачить кого-нибудь ещё из наших сотрудников.
– Слушай, а если мы… А нет, это уже… Ну ладно тогда? Пока?..
На самом деле его «пока» – всего на пару часов. Или минут. Брат звонит постоянно, в течение дня и до позднего вечера. Сначала непривычно. Потом, наоборот, грустно, если он долго не звонит. Странное чувство: он всегда где-то рядом, на расстоянии телефонного звонка, всегда в курсе того, где я и что я делаю. И я могу позвонить ему сама в любое время суток. Просто так. Но обычно я отправляю ему sms-ку, и он перезванивает.
Брат приезжает часто, обычно ближе к вечеру. Если я не на машине, подвозит куда-нибудь. Он часто меняет машины, а я не замечаю. Он спрашивает, нравится ли мне его новое суперприобретение. Я в них не разбираюсь, а он обижается, что я неспособна заценить продемонстрированные мне примочки…
У него много машин и столько же бизнесов. То, чем занимаюсь я, – это так, мелочи, игрушка. Не знаю, откуда у него столько энергии. Кажется, он постоянно работает, думает и говорит только о работе, имея по тысячи идей на каждый новый день, в том числе и на выходные. Вечерами по будням он всегда произносит: «Отоспишься в субботу…» Но уже в субботу рано утром звонит, когда я ещё сплю, и предлагает куда-нибудь съездить с ним за компанию по рабочим вопросам. Ну… или в воскресенье…
* * *
К нам часто приплывают в гости акулы империализма. Тогда мы ведём с ними ночной образ жизни: рестораны, казино и места, куда не пускают девочек. Брат договаривается, чтобы для меня сделали исключение, и я всегда прохожу с ними в «запретные зоны». Мы возим гостей и туда, куда девочек впускают бесплатно. Пока акулы выбирают бесплатно впускаемых девочек, мы с Братом пьём коньяк. Одна из акул как-то странно себя ведёт. И я шепчу Брату на ухо:
– А может, ему нужны не девочки? Или уже вообще никто не нужен?
И мы тихонько хихикаем.
Далеко за полночь, вернее, ближе к утру, Брат ловит мне машину. И мне нравится, как он это делает. Сначала всегда спрашивает, устраивает ли «пойманная» или отловить какую ещё. После кивка в знак согласия он чуть ли не хватает водителя за горло и серьёзным голосом ПРОИЗНОСИТ:
– Если что-нибудь с ней случится, убью!
Мне смешно, я знаю: Брат даже мухи не обидит. Но я не показываю виду. А Брат записывает номер машины и говорит:
– Войдёшь в квартиру, позвони. И я ему звоню.
* * *
Брат звонит мне. Просит захватить все мои отчётности и зайти к нему в офис. Я прихожу и оказываюсь на ковре у Министра, который спрашивает меня о том, о чём я не знаю, что говорить. Не потому, что не знаю, что сказать, а потому, что не знаю, как нужно сказать: так или сяк? И я молча бешусь внутри себя – Брат меня никак не предупредил…
Да, иногда он доводит меня до белого каления, но теперь я сдерживаюсь. Сначала было сложно, потому что я такая же взрывная, как и он. Мы вообще очень похожи. Я смотрела на него, как на своё отражение в зеркале, и думала: «Боже, как же ужасно я выгляжу со стороны в приступах праведного гнева…» Теперь я всегда молчу, когда он бушует. Зато когда остывает, говорю всё что думаю, жёстко и резко. И он понимает: это – моя реакция в ответ на его вчерашнюю бурю. Тогда он произносит:
– Ты – злая, когда голодная. Пойдём, я тебя накормлю.
И мы обедаем в каком-нибудь ресторанчике. Или ужинаем.
