– Это правильно, – согласился Хотой. – Но на вашем месте я бы поспешил в Шереметьево, на борт «Пандоры». В противном случае через полчаса арестуют вас.
Зрелище, которое предстало их взорам, было действительно внушительным. Коротко остриженный газон перед парадных входом в Главный Корпус был полон праздношатающихся людей.
Костры – рукотворные и нерукотворные – восполняли нехватку освещения, которое неспособны были обеспечить ни полная луна, ни звезды.
По расчетам Августина, было уже далеко за полночь. Вокруг ближайшего к крыльцу костра сидели натуралы – те, кто уцелел в кровавой бойне. Они сидели и молчали – не переговаривались, не шутили. Они медитировали, создавая своим отрешенным видом резкий контраст с бравыми жизнерадостными перуновцами, которые не растеряли своей здоровой витальности, даже побывав в ВИНовской мясорубке. Теперь они наводили порядок на оккупированных территориях.
Августин, скачущий на одной ноге, опираясь на плечи двух сержантов «Перуна», выглядел трагикомично. Хотой был по-прежнему сдержан и даже немного медлителен – на лице его застыла странная маска непричастности.
Сергей Гаспаров был возбужден и зол. Теперь, когда все кончилось, можно было позволить себе некоторую взбалмошность.
Томас был на редкость смирным и даже печальным. Видимо, и собачьи нервы имеют предел прочности.
Они остановились неподалеку от костра натуралов. Августин бесстрашно осматривал свою рану. Хотой сосредоточенно искал изъяны на бледно-желтом лунном лике, а быть может, молился. Сергей пожирал взглядом спину своего заместителя, не решаясь позвать его к себе.
Казалось, они уже разбрелись по миру каждый в свою сторону, по крайней мере в мыслях. Но на самом деле все они думали об одном. О том, как и почему все получилось именно так, как получилось. О том, почему каждый из них до сих пор жив, и о том, что будет дальше. И если кто-нибудь из них знал ответы хотя бы на половину этих вопросов, то это был Хотой.
– Ну что, ребята, я сваливаю. Думаю, сейчас прибудет полиция. Еще я, честно говоря, заказал правительственную комиссию. Думаю, она нагрянет с минуты на минуту, а к их приему нужно немного подготовиться, – сказал наконец Сергей и, зацепив взглядом кровоточащее колено Августина, добавил: – Наш эскулап тебя сейчас посмотрит.
Он бодро зашагал туда, где уцелевшие пленные охранники ВИН и сотрудники лабораторий баловались пивом и перебрасывались шутками с охранявшими их перуновцами. Все шутки вертелись вокруг да около лейтмотива «мы б вам дали, если бы вы нас догнали».
– А ты? – Августин вопросительно поглядел на Хотоя.
– Можешь считать, что меня уже нет, – загадочно ответил тот. – Нам не стоит задерживаться здесь до прихода представителей нашей замечательной власти.
– Где тебя теперь искать?
– Я думаю, в столице Вселенной. – Только Хотой был в состоянии произнести такую фразу без напыщенной и пошлой интонации.
– В Москве, что ли?
Хотой улыбнулся как умел улыбаться только он. Августин понял, что сморозил очередную глупость.
– В Небесном Катманду.
19
– …а он меня и спрашивает: вас мучают эротические кошмары? А я ему отвечаю: почему «мучают»?
Компания разразилась хохотом.
На борту «Пандоры» никогда не случалось подобного. Люди пили можжевеловый джин «Lardson», поедали четырехэтажные сэндвичи, горланили песни и безостановочно курили.
На первый взгляд, общество «Пандоры» было сугубо мужским. Об этом свидетельствовали и соленые шутки пирующих, и некоторые вольности в обращении.
Ни коммандос, ни интерполовцы не привыкли отказывать себе в свободном выражении своих мыслей. Но если присмотреться повнимательней, то можно было обнаружить на откидном сиденье, притаившемся в глубине салона, женскую фигурку, накрытую клетчатым пледом, которая представляла собой объект особого внимания сразу двух пассажиров «Пандоры». То один, то другой подходили к спящей брюнетке и, не обнаружив никаких изменений, присоединялись к остальным.
– Ну что? – спросил Мак-Интайр, когда возвратившийся из дозора сел по правую руку от него.
– До сих пор спит, – вздохнул Локи и таинственно подмигнул Мак-Интайру.
Эпилог
1
Президент проснулся на полтора часа позже обычного. Голову плющил недобрый стальной обруч мигрени, в глазах было полно песку, в горле першило.
«Эти выборы способны свалить с ног кого угодно. Даже мою бронзовую статую», – президент встал с постели, почистил зубы и принялся за утренний кофе со сливками.
После событий вчерашнего вечера он чувствовал себя измотанным и каким-то никчемным. Все самое интересное произошло без его участия. Его снова поставили перед фактом. Его снова заставили улыбаться, признавать чужие заслуги и чужую активность в борьбе за нелегкое дело поддержания законности в России.
Он снова вынужден играть опостылевшую роль справедливого папочки, который мягко журит одних, строго наказывает других и осыпает милостями третьих. В общем, настроение было скорее плохим, чем хорошим.
День выдался особенно суетным. Признание неконституционности выборов по причине невменяемости одного из кандидатов, без которого не хватало, что ли, кворума. Или форума – с политической терминологией у президента было туговато.
Колоссальный скандал, связанный с крылатыми ракетами, растыканными по всей Москве, а попутно и с нарушением международного многостороннего договора СНВ-5. Внезапная смерть одного из шефов ДБ генерала Воронова. Кроме того, пришлось расхлебываться с путаными и грязными «воскресными событиями», как в пресс-службе президента скромно окрестили резню в Главном Корпусе компании ВИН.
Так или иначе, в два часа дня президент понял, что его терпение подошло к концу, и лег в гостеприимную капсулу входа.
«Надо же ее распробовать хорошенько, – вздохнул президент, имея в виду систему Асгард. – А то неровен час придется запретить».
Прошли четыре минуты, и феноменальный мир событий, вещей и треволнений остался далеко позади.
Шесть часов пролетели незаметно. Асгард оставил о себе подозрительно мало воспоминаний. Да и вообще показался каким-то недостаточно ярким и уж совсем не манящим. Не то что вчера.
Зато в голове царила кристальная ясность мыслей. Хотелось действовать, побеждать, бороться. Мозг работал, словно компьютер двадцать пятой генерации. От мигрени не осталось и следа.
Президент закрыл полифертиловую крышку и заказал своему секретарю две чашки черного кофе.
«Ну мужики из ВИН напортачили, ох напортачили! И этот их Салмаксов тоже… хорош кандидат…» – с отвращением подумал президент. В глубине души он чувствовал себя обманутым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});