Колпачок наслаждался необыкновенной музыкой. Он понял, что нечаянно подслушал спевку Волшебного Народца Из-под Холма. Малютки, должно быть, сочиняли новую песенку, но что-то у них не ладилось. Колпачку захотелось им помочь. Он приготовился и — когда в третий раз прозвучало:
Понедельник, вторник,Понедельник, вторник,Понедельник, вторник —
вступил и допел красивым, звонким голосом, завершая мелодию:
И сре-да!
На несколько секунд воцарилась удивительная тишина. И вдруг раздался веселый шум, щебетание тоненьких голосов, смех, радостные возгласы, и Колпачок увидел себя окруженным толпой маленьких музыкантов. Это были волшебные жители холмов, которых ирландцы называют сидами, а англичане — феями или эльфами. Малыши ликовали, что песня у них наконец получилась, и без устали распевали, приплясывая вокруг Колпачка:
Понедельник, вторник,Понедельник, вторник,Понедельник, вторникИ сре-да!
Наконец один из сидов, видимо старший, потребовал тишины и, выступив вперед, обратился к Колпачку с такой речью:
— О певец, искуснейший среди смертных! Нам прискорбно видеть тебя обремененным этим тяжелым горбом. К счастью, одного взмаха волшебной палочки достаточно, чтобы навек избавить тебя от уродства. Такова наша благодарность тебе за чудесную песню. Прощай, Колпачок!
С этими словами он взмахнул палочкой… и все замелькало в глазах Колпачка, закружилось в стремительном хороводе и исчезло. Без чувств он упал на росистую траву и уснул, а когда проснулся, уже наступило утро.
Колпачок вскочил на ноги и впервые в жизни распрямился — горба больше не было у него за плечами, он сделался статным и красивым парнем. Многие его не узнавали. Пришлось вновь и вновь рассказывать всем и каждому историю про сидов, прежде чем люди поверили ему и признали в нем прежнего Колпачка.
Случилось так, что проведал про этот случай другой горбун, по имени Джонни Порченый, и тоже решил попытать своего счастья.
Он пришел с вечера на то самое место, о котором рассказывал Колпачок, и сел там на кочку, дожидаясь темноты.
Долго так сидел он и начал было задремывать, как вдруг раздались тоненькие голоса, пенье дудочки, и Джонни услышал, как веселый хор поет песенку:
Понедельник, вторник,Понедельник, вторник,Понедельник, вторникИ сре-да!
«Ага! — подумал Джонни. — Колпачок подсказал им только один день — среду, а я подскажу целых два. Небось за это меня и наградят щедрей: не только избавят от горба, но и дадут золота. У них ведь, говорят, много золота — у этого чудного Народца Из-под Холма».
Рассудив таким образом, Джонни раскрыл пошире рот и, едва только хор успел пропеть «Понедельник…», поспешно закричал ни в склад, ни в лад:
Четверг и пятница!Четверг и пятница!
Все смолкло — но только на миг. Потом раздались шум, возгласы, сердитые голоса:
— Какой невежа это закричал? Кто испортил нашу песню?
Джонни увидел себя окруженным возмущенной толпой малюток, они кричали и показывали ему кулаки. Внезапно один из них, с волшебной палочкой в руке, выступил вперед и сказал:
— О глупец, несноснейший среди смертных! Ты получишь награду, достойную тебя. Быть тебе до скончания века таким же нескладным, как твоя песня!
Он взмахнул палочкой… Все закружилось в глазах у Джонни, и он рухнул на землю как подкошенный. До утра проспал он на росистой траве, а когда проснулся и ощупал свою спину — о злосчастье! — не один, а два горба было у него за плечами. Кое-как побрел прочь жадный Джонни, разгневавший сидов.
А веселый Колпачок жил долго и счастливо, радуя людей своими песнями и добрым нравом.
Удивительный сон
Ирландская сказка
Перевод Г. Кружкова
авным-давно жил возле Свинфорда человек по имени Оуэн О’Малреди. Он сажал картошку, разводил огород вместе со своей женой Молли и никогда не унывал, ни на что не жаловался.
Лишь одно у него было сокровенное желание — увидеть сон. Никогда в жизни ему ничего не снилось.
Встретил он как-то соседа, разговорились они о том о сем. Оуэн возьми да признайся, что нет у него заветнее мечты, чем увидеть хоть какой-нибудь сон.
— Увидишь сегодня же ночью, — сказал сосед, — если поступишь по моему совету.
— Говори скорее, — обрадовался Оуэн.
— Выгреби всю золу из очага, устрой себе там постель и ложись спать. Будет тебе и сон, и сновидение, не беспокойся.
Пришел Оуэн домой, стал выгребать золу из очага и устраивать там постель. Жена решила, что он спятил, но Оуэн растолковал ей, в чем дело, утихомирил кое-как, и вот легли они спать вместе прямо в очаге.
Только заснули, как в дверь стучатся:
— Вставай, Оуэн О’Малреди! Помещик велел тебе доставить письмо в Америку.
Встал Оуэн, сунул ноги в башмаки, думает: «Нелегкая тебя принесла в такую пору!»
Однако взял письмо и не мешкая зашагал по дороге. Возле горы Слив-Чарн поравнялся он с пареньком, пасущим стадо коров.
— Бог в помощь тебе, О’Малреди! — приветствует его пастух.
— И тебе того же! — ответил Оуэн, удивившись. — Все меня знают, лишь я никого не знаю.
— Куда тебя несет среди ночи? — спрашивает пастух.
— В Америку, с письмом от помещика. Не сбился ли я с пути?
— Все верно, шагай себе прямо на запад. Но как ты думаешь переправляться через море?
— Там видно будет, — ответил Оуэн и пошел дальше.
Вот подходит он к морю, видит — на берегу журавль стоит на одной ноге.
— Бог в помощь тебе, О’Малреди! — приветствует его журавль.
— И тебе того же! — ответил Оуэн, удивившись. — Все меня знают, лишь я никого не знаю.
— Куда ты спешишь, О’Малреди?
— В Америку, с письмом от помещика. Да не знаю, как через море перебраться.
— Садись ко мне на спину, — говорит журавль. — Я тебя перенесу.
— А не притомишься ли ты на полпути? Что я тогда буду делать?
— Не бойся, не притомлюсь.
Сел Оуэн на журавля, полетели они через море. На полпути, как раз на серединочке, журавль говорит:
— Эй, Оуэн, слезай! Я что-то притомился.
— Ах ты, негодный журавлишка! — возмутился Оуэн. — Чтоб тебя так черти притомили! Не слезу, и не проси.
— Ну, слезь хоть на минутку, дай передохнуть, — просит журавль.
Тут они услыхали над собою стук, смотрят — а это молотильщики на небе зерно молотят.
— Эй, молотильщик! — закричал Оуэн. — Дай за молотило подержаться, пока мой журавль передохнет.
Молотильщик опустил ему молотило, Оуэн ухватился за него двумя руками, крепко держит. А журавль нахально засмеялся и улетел!
— Чтоб тебе пусто было, обманщик! — выругался Оуэн. — Из-за тебя я тут вишу между небом и водой посередине океана.
Немного погодя молотильщик ему кричит:
— Эй, парень, слезай, мне молотить надо!
— И не подумаю, — отвечает Оуэн. — Мне тонуть неохота.
— Ах, так! — рассердился молотильщик. — Тогда я перерублю держалку.
— Пожалуйста, — отвечает Оуэн, — все равно ведь молотило останется у меня.
Тут он поглядел вниз и увидел баркас в море.
— Эй, моряк-морячок! Греби сюда — я к тебе спрыгну.
Подгреб моряк, кричит снизу:
— Правее или левее?
— Немножко полевее! — просит Оуэн.
— Сбрось один башмак, чтобы увидеть, куда он упадет! — кричит моряк.
Тряхнул Оуэн ногой, и башмак полетел вниз.
— Уй-уй-уй-уй! Убивают! — завизжала жена, подскакивая на постели. — Оуэн! Где ты?
— Я-то здесь, Молли. А вот ты что там делаешь на баркасе?
Встала жена, зажгла свечку. И где же она нашла Оуэна, как вы думаете? В дымоходе. Там он висел, уцепившись руками за выступ кирпича, — весь черный от сажи. Одна его нога была обута в башмак, а что касается другого башмака, так это именно он, свалившись сверху, разбудил и напугал Молли.
Вылез Оуэн из дымохода, кое-как отмылся и пришел в себя. Но с той ночи никогда-никогда не завидовал он людям, которые видят сны.
Примечания
Стр. 17. Каурый конь — конь рыжеватой, светло-каштановой масти.
Пурпурная мантия — широкий нарядный плащ ярко-красного цвета. Царская мантия шилась из дорогой парчи, украшалась богатой вышивкой и отделывалась мехом горностая. Пурпур — драгоценная краска темно-багрового цвета, которая добывалась в древности из пурпуровой улитки.
Скипетр — один из знаков царской или королевской власти. Представлял из себя жезл, украшенный резьбой и драгоценными камнями.
Корчма — трактир, постоялый двор.
