Но Алия молвила иные слова, и в ее руках появился высокий каравай, который и в ночи сиял солнечным светом, который испускал из себя такой аромат, что даже и у сытых заворчало бы в желудке. Прекрасная фея говорила таким сильным голосом, что ее должны были слышать на всей протяжности поля:
— Раз вы пришли — будьте гостями! Раз вас так много, раз вы так стремились сюда, то можете и навсегда остаться… если только захотите, конечно, ну а пока — отведайте моего каравая.
И она пошла к ним навстречу — за ее спиною шагали Дьен, Даэн, Дитье, и в их руках тоже, неведомо откуда появились караваи.
— …Не беспокойтесь. — говорила подходя к безмолвным, но покачивающимся от напряжения толпам Алия. — Этих караваев хватит на всех, ну, а что бы не было давки — разделим их на несколько частей.
И вот она, а за ней и сыновья ее, протянули пред собою караваи — и те, легкие и пушистые, словно золотистые облака, поднялись в воздух, и в воздухе же разлетелись на части, пали прямо в руки Цродграбом — о чудо — каждый из этой толпы получил по целому караваю. Кое-кто принялся поглощать их сразу, но большая часть, глотая слюни, разглядывали с трепетом, как величайшее чудо. Некоторые плакали — и лица их были жуткие, изнуренные, потемневшие, с выпуклыми глазищами — мужчины заросли, и от рожденья не ведали, что такое — мыться, и женщины были не многим краше их. И в то же время они были прекрасны: редко где еще можно было бы увидеть такие одухотворенные, и в то же время по детскому наивные лица — их могли усыпить, отравить этими караваями — так подумала бы любая иная армия, или, по крайней мере, предводители такой армии — но здесь даже и мысли такой не было. И они съели все караваи, и тут каждый увидел в своих руках чашу наполненную чем то ароматным, теплым и лучащимся — то было солнечное вино — но какое им было дело? — они не ведали ни солнечного, ни лунного ни какого либо иного вина — они смеялись и плакали, и говорили, что достигли того, о чем мечтали — славили Барахира, но совсем не с таким пламенным жаром, как раньше — теперь их сморил сон: они плавно опускались на землю, и сразу засыпали, обнявшись с цветами, шепча какие-то слова.
— Вы так легко смогли накормить двести тысяч? — лицо Барахир расплылось в улыбке, широкие глаза засверкали. — Так накормили бы вы весь свет! Своим волшебством дайте всем страждущим хлеба и тепла. Алия, вы можете сделать мир более прекрасным, чем он есть.
И только когда она заговорила, все обратили внимания на то, что фея изменилась. И изменения эти заставили некоторые вскрикнуть или заплакать: ведь, она была духом Майя, и все тело ее, в общем то и не было живым телом, но лишь иллюзией, в какой-то малой мере отражающей ее дух, но целиком созданное из скопления лучей — и вот теперь она не то что бы исхудала, но несколько выцвела, стала более призрачной, и теперь ее пальцы просвечивались, и, казалось, попытайся до нее дотронется и вода пройдет через нее, как через туман — и голос у нее был слабый:
— И мне не легко накормить разом двести тысяч. Ведь, этот хлеб, и это вино — все плоть моя, и веками должно скапливаться этот свет в душе, чтобы вырваться так вот разом… но теперь я очень устала. Поверьте ли, но ваша могучая Алия теперь такая же беспомощная, как младенец.
Пред ней пал на землю Кэльт-аист, и проговорил:
— Госпожа, все мы, ваши дети, по прежнему преданы вам всем сердцем, и отдадим свои жизни, ежели это только понадобиться.
— Ах, нет — нет. Вам не придется отдавать свои жизни, но сейчас помогите мне дойти до плота, я лягу на хрустальную кровать, что стоит на крыше моего дворца…
По дороге, она еще вспомнила, про те сорок тысяч, которые оставались связанные сетями летучих мышей в потайном проходе — и их она повелела ввести в страну, накормить, но уже обычными фруктами, так же велела всем собирать еду для завтрашнего утра, когда проснется двухсоттысячное войско. За ней еще шли три брата, но им она сказала следить за порядком, и они, прибывая в крайнем смятении, присоединились к слугам, которые были в смятении не меньшем — однако, незамедлительно взялись за выполнение указа своей повелительницы.
А Алия взошла на вершину своего дворца, где поднимался хрустальный цветок, при ее приближении, лепестки его распахнулись, открылось ложе, на которое она и улеглась, устремивши взор к звездам, до самого утра она не закрывала глаз, но дух ее был далеко-далеко — он парил среди этих далеких светил, черпал от них силы.
* * *
На следующее утро, когда Цродграбы проснулись, их ожидали уже кушанья — и каждый мог есть и пить, сколько ему было угодно — только вот, привыкшие к голоду, никогда подобных блюд и не пробовавшие — они почти и не ели; и не расходились, но сидели двухсот пятидесятитысячной толпой (привели и накормили и отряд Барахира) — все они с какой-то опаской поглядывали на окружающие красоты, ну а от непривычного жара освободились почти от всех своих одеяний.
Барахир был с ними, и к нему обращались с вопросами:
— Что же дальше?
А тот, прохаживаясь перед ними с пылающими очами, говорил громко:
— Что ж дальше? Не об этом ли мы рассуждали и ранее, когда еще только шли к этой земле? Вы будете жить здесь мирно, и счастливо — вы построите домишки, а можете и не строить — зачем они, когда здесь круглый год такая теплынь? Вам и землю не придется возделывать — здесь все уже взращено из земли… Вы заслужили этого рая…
Но Цродграбы отвечали:
— Нам не так хорошо сейчас, как было прежде: ты говоришь — цель достигнута. Однако, что же нам дальше делать? Жить здесь? Как говоришь ты — любоваться этими красотами. Ох, да не приемлют наши очи всю эту красоту. Нам больше нравиться прежнее наше состояние, когда мы так стремились. О — каким же пламенем был наполнен тогда каждый день! Что ж теперь?.. Почему мы должны погружаться в прежнее свое состояние. О нет — не хотим! До того как пришел к нам Ты мы дремали, и теперь чувствуем, что в этой благодатной стране опять то же наступит! Не важно: холод, или тепло — главное то, что здесь нам не к чему будет стремиться! Знаем, что наша речь не подходит, для тех кто много лет страдал рвясь к цели, кто там измучен льдом и голодом, но мы еще пламенеем! Вот через несколько недель уже поубавиться этого пламени, и разбредемся мы по этим рощам, будем рвать плоды… Но сейчас от всего сердца говорим: не надо нам этого райского спокойствия. Это ты заложил в нас любовь страстную, пламенную, отчаянную — когда каждый день, каждый час — как жизнь полная великих свершить. Нет — мы Цродграбы не приемлем этого рая: пусть дадут нам еды, пусть дадут теплых одежд и веди… Не столь важно куда, но главное — к цели. Чтобы цель эта была прекрасная и далекая. Веди, и мы вновь будем братьями и сестрами, а не стадом покорных зверей, которых подкармливают всякими плодами, да дивным пеньем! Веди — мы жаждем пылать, а иначе: истопчем всю эту землю, хоть и понимаем, что это гадкое дело…
Дивился таким речам Барахир: никогда раньше и не думал он, что все так обернется — но вот сбылось еще одно пророчество Алия. А он думал оставить здесь этот народ, который за эти двадцать лет стал ему, как родной. взять с собой трех братьев, и отправиться в Среднеземье.
— Веди, веди нас отсюда! — во все большем возбуждении гудела толпа, и тогда Барахир направился к Дьему, Даэну и Дитье, которые, после хлопот с едой, стояли у озерного берега, и негромко переговаривались между собою.
Барахир сказал им просто:
— Вы пойдете со мною.
Дьем-астроном тут же ответил:
— Неужто вы вдруг сделались правителем? Пусть наша матерь слаба сейчас, но у всех остальных еще достаточно сил, чтобы дать отпор вашей силе. Надеюсь, конечно, что до такого не дойдет… Однако, почему же вы утверждаете, что мы пойдем с вами? Еще вчера мы ничего про вас и не знали, и, хотя услышанная история захватывает, конечно, дух — ее не достаточно, что бы мы вдруг покинули эту землю, на которой взросли, и отправились неизвестно куда, и не известно зачем.
Два других брата почувствовали, будто вырвалось это из них — просто они были более мягкими, чем Дьем, и не решились бы сказать столь резко. Но Дьем был рассержен (никогда еще не доводилось ему сердиться — разве что совсем немного) — из-за того, что матушка отдала им столько сил, а они, такие неблагодарные смеют еще что-то требовать.
Барахир отвечал:
— Все просто: ваш дом там, а не здесь. Здесь обманное счастье. Красоты земли, благость теплого воздуха, сытость, довольство, музыка птиц — не этим, ведь, человек счастлив. Здесь вы никогда не испытаете сильных страстей, и никогда не изведаете, что такое жгучая любовь; и, ведь, это не от того, что вы родились такими — нет — такова эта ваша Алия. Она вас просто сделала похожими на себя, вот вы друг на друга и похожи (не про внешность говорю) — будто из одного слепка вылеплены. Так не потому это, что ваши души такие — просто не довелось еще вашим душам той, истинной жизни испытать. Ваша стихия буря! И еще раз говорю — не для этой жизни рождены были! Впустую здесь годы проводите! Для великих свершений рождены, а не для дремы…
