увлекшись военным пылом, гетман хотел взять его предмостные укрепления, причем попал на засаду, скрытую во рвах и оврагах, и, кроме того, потерял много людей от артиллерийского огня с валов острожка. Таким образом и Казановский отступил с большими потерями. Шеин в этот день бездействовал и не подал никакой помощи Матисону. Зато, когда на другой день король прислал трубача с просьбой выдать тела убитых, он любезно согласился на эту просьбу. Таким образом, хотя Владиславу удалось несколько подкрепить гарнизон; однако это ему дорого стоило и на первый раз он встретил мужественное сопротивление; впрочем, то же сопротивление показало ему разрозненность и малую подвижность русского войска. Поэтому в следующие дни он ничего не предпринимал и стал собираться с силами, поджидая еще некоторые шедшие к нему отряды, а главное, запорожцев. Вместо того чтобы воспользоваться этим затишьем, еще неполною силою неприятеля и его утомлением после дела 28 августа, Шеин не двигался из своего укрепленного лагеря и только считал количество убывавших у него людей; ибо с приходом короля побеги детей боярских из русского войска чрезвычайно усилились. Поколебалась и верность наемников: иноземцы часто начали переходить из русского лагеря в королевский. Между прочим, перебежало несколько волохов, которые жаловались на крайнюю усталость: от постоянных тревог и опасений неприятельского нападения их держат на страже днем и ночью; а жалованье хотя и выплачивается ежемесячно, но приходится все съестное дорого покупать у царских харчевников. Все военные меры Шеина в это время, по-видимому, ограничились тем, что он несколько подкрепил Матисона и перевел Фандама с его полком из прежней, довольно бесполезной позиции в свободное дотоле пространство между городом и Прозоровским.
7 сентября на помощь королю пришли запорожцы, будто бы в числе 15 000 человек (число едва ли не преувеличенное). Один поляк-очевидец изображает их беспорядочною толпою, у которой весь порядок заключался в том, что каждая часть шла около своей хоругви; по его замечанию, эти темные фигуры, облеченные в бараньи шкуры, скорее походили на сатиров, чем на добрых людей; редкий из них имел красную или цветную одежду; зато у них было великое презрение к смерти и больше заботы о горелке, чем о жизни. Не желая явиться перед королем с пустыми руками, они прежде всего сделали внезапное нападение на русские линии и захватили трех иноземных офицеров; после чего пришли к Владиславу и, вместо всякого приветствия, сказали только: «Король, вот тебе три немца!» (хотя то были французы). Король в награду велел им дать два ведра крепкого меду и 20 талеров. Вообще он пользовался преданностью казаков и был очень обрадован прибытием этих беззаветно храбрых людей.
Прошло около двух недель после первой попытки; король, не медля долее, снова начал свое наступление на осаждавшую московскую рать, и тем усерднее, что из Смоленска проскользали известия об увеличившейся опять нужде в съестных и боевых припасах. Матисон меж тем успел не только возобновить свои укрепления, но еще усилил их новыми рядами рогаток и рвами, а также поставил новые блокгаузы у подошвы Покровской горы, чтобы отрезать подступы к Днепровскому мосту. В том месте находилась церковь Петра и Павла; он окружил ее шанцами и обратил в форт. Поэтому некоторые советовали королю действовать теперь на левом берегу Днепра и отрезать Прозоровского. Но, согласно с мнением гетмана Радивила, король вновь обратился на Покровскую гору. На тот раз против Прозоровского он назначил колонну литовского гетмана, а Казаковского двинул на сообщения Матисона с Шеиным; сам же с остальными войсками в ночь с 10 на 11 сентября выступил против Матисона. Одну часть запорожцев он оставил для охраны лагеря, а другую разделил между обоими гетманами. Шедший в авангарде полковник Мадаленский сбил стражу на речке Городенке и ударил на шанцы Петропавловской церкви; король послал ему на помощь полк Арцишевского. Здесь завязалось самое жаркое дело. Смоленский гарнизон сделал вылазку и напал на форт с другой стороны. Матисон прислал подмогу; сам же он не мог двинуться из своего острога, угрожаемый главными силами короля и осыпаемый артиллерийскими снарядами. Попытка русских ратных людей с левого берега переправиться на правый и подать помощь своим была отбита гусарами и запорожцами Радивила. Литовский гетман действовал так искусно, что не только не дозволил Прозоровскому послать помощь Матисону, но и отбил его предместные укрепления, а затем сам пошел помогать добывавшим Петропавловский форт. Не успев взять его приступом, неприятель к вечеру поставил вблизи батареи и начал его обстреливать. Поэтому, не надеясь долее держаться, защитники форта ночью его очистили. На следующий день литовцы, взяв остальные укрепления у подошвы Покровской горы, возобновили атаки на острог Матисона; но он стойко выдерживал нападение. С левого берега отряд русских стрелков обстреливал неприятеля, поместясь за вновь устроенным бревенчатым прикрытием. Часть запорожцев, сбросив с себя одежду, нагая, с саблями в руке, под огнем стрелков переплыла Днепр, прогнала их и разорила прикрытие.
Со стороны Шеина была сделана только слабая попытка помочь Матисону: он послал ему несколько тысяч конницы и небольшой отряд стрельцов. Так как Казановский вновь соединился с королем и вместе осаждал Покровскую гору, то эта помощь, благодаря рощам, пригоркам и лощинам, незаметно подошла к шанцам, которые неприятель успел уже возвести у подошвы горы на восточной ее стороне. Тут увидал ее Радивил. Храбрый и расторопный гетман, не долго думая, взял несколько бывших под рукою гусарских хоругвей и стремительно ударил на русских. Московская конница не выдержала удара и обратилась в постыдное бегство, а пехота мужественно защищалась и большею частию полегла на месте. Тем и ограничилось содействие Шеина Матисону. Последний очутился в критическом положении, так как поляко-литовцы почти со всех сторон окружили его позицию шанцами, батареями и отрядами. Поэтому он воспользовался темнотою наступившей ночи, вывел свой отряд из окопов и прокрался с ним мимо неприятелей. Он отступил к острогу Шеина и расположил за ним свой лагерь. Отступление это он совершил с разрешения самого Шеина, с которым успел предварительно обослаться. На следующее утро поляки заняли Покровскую гору; добычею их в русском острожке были несколько пушек и порядочные запасы провианту. Король перенес сюда свой лагерь из Глушицы. Таким образом Смоленск был освобожден от блокады с правого берега, и по Днепровскому мосту установились сообщения его с королевским лагерем. Владислав приехал в город, отслужил Те Deum в храме Иезуитов и пробыл целый день среди мужественного гарнизона, осматривая повреждения в стенах и ближние осадные работы русских.
Уже один беглый взгляд на поведение вождей обеих армий достаточно объясняет нам исход дела.
