Максимовичем. Как на грех, фамилию этого полковника А. Ф. Лебедев также запамятовал. Известно, что весной 1942 года тот совершил побег из лагеря в г. Франкфурт-на-Майне, был пойман уже на территории Польши и отправлен в тюрьму г. Моравска-Острава, где и умер [383, с. 7–8, 21, 23]. Конечно, можно предположить, что в данном случае речь идет об одном и том же человеке, базируясь на нескольких совпадениях, но уверенности нет. Остается добавить, что в базе ОБД-Мемориал никакого полковника артиллерии с именем и отчеством Иван Максимович среди пленных не значится.
Генерал Д. Е. Закутный в беседах с журналистом Б. В. Прянишниковым вспоминал как «попал под разрыв немецкого снаряда. Засыпанный землей и на короткое время потерявший сознание от удара по голове… не успел уйти в тыл, и был взят в плен… Когда он очнулся и увидел около себя немецкого солдата, то потянулся за револьвером, чтобы застрелиться, но немец успел его обезоружить» [252, с. 427. Прим. 33]. Впрочем, большинство пленных командиров старались показать своим собеседникам, что их пленение стало результатом трагического стечения обстоятельств, а не их собственной воли. Поэтому некоторые искали виноватых. В общем поражении РККА в начале войны винили вышестоящее военное начальство, правительство, лично И. В. Сталина и в целом советский строй и засилье большевиков, а также колхозную систему. В своем пленении обвиняли не только обстоятельства, но и конкретных людей. Генерал И. Н. Музыченко, как уже говорилось, считал, что его предало его окружение, штаб и Военный совет.
Генерал М. А. Белешев нашел конкретного виновника своей несчастливой судьбы в лице своего командующего, и при возможности высказал ему все это. Генерал А. А. Власов вспоминал: «В августе 1942 в Виннице … у меня была встреча с быв. командующим воздушными силами 2-й Ударной армии, генерал-майором авиации Белишевым. В разговорах Белишев высказывал мне претензии, что он попал в плен из-за меня, так как я не разрешил ему улететь из 2-й Ударной армии, когда она находилась в окружении, на самолете» [301, Т. 2. Кн. 1, с. 41]. Сказанное еще раз подтверждает, что генерал М. А. Белешев попал в плен не в конце сентября 1942 года, а значительно раньше, и в его учетной карточке содержится ошибка.
Однако вскоре темы для разговоров стали меняться: от обсуждения подробностей трагических боев начала войны и обвинений в адрес отдельных командиров часть комначсостава перешла к критике советского и партийного руководства и строя в целом.
Так, проживавшие в одной комнате генералы Ф. И. Трухин и Е. А. Егоров не раз вели разговоры об обстоятельствах первых дней войны, причинах поражения Красной Армии и перспективах войны в целом. По словам Ф. И. Трухина, генерал Е. А. Егоров «заявлял, что в подготовке войны и ее ведении советское правительство показало себя бездарным, неспособным мобилизовать массы на защиту отечества. В этом свете, касаясь перспектив войны, Егоров заявлял, что победу одержат, безусловно, немцы, которые лучше вооружены и подготовлены» [301, Т. 2. Кн. 1, с. 211].
В беседах участвовали также их соседи по лагерному зданию генералы И. А. Благовещенский, Е. С. Зыбин и Д. Е. Закутный. Все они считали, что Советское правительство проводило политику, которая противоречила интересам народа, поэтому рабочие и крестьяне, когда началась война, отказывались защищать такой антинародный режим. Совместные беседы выявили сходство взглядов, что, в конечном счете привело к тому, что генералы «сблизились», а когда представилась возможность, решили открыто бороться с Советской властью [301, Т. 2. Кн. 1, с. 215–216].
Самые тесные отношения у генерала Ф. И. Трухина сложились с бывшим командиром 21-го корпуса Д. Е. Закутным, с которым он был знаком с 1936 г. по учебе в Академии Генерального штаба. Вместе они «наиболее часто и в особо резких формах» вели разговоры, в которых критиковался существовавший в СССР общественный строй. Оба генерала сходились во мнении, что советская власть закабалила русский народ, а «введение колхозного строя привело крестьян и рабочих к полному обнищанию и голоду». В подтверждение этой мысли генерал Д. Е. Закутный приводил в качестве примера казачий Дон. Цветущий край, где он родился, ныне доведен большевиками до полного разорения. Помимо того, для крестьян созданы такие условия, что они «не могут выехать в город и заработать себе и своей семье на пропитание, и поэтому обречены на голодную смерть». Немногим лучше положение рабочих, которые не имею права «распоряжаться собой».
Поддерживая своего собеседника, генерал Ф. И. Трухин утверждал, что проведенная в деревне коллективизация резко ухудшила благосостояние всех жителей страны. Оба обвиняли советское правительство в неграмотном проведении внешней политики, партийные лидеры, озабоченные вопросом сохранения власти, не предприняли нужных мер по предотвращению войны.
Более того, армия и народ оказались не готовы к новой войне. Вооруженные силы потерпели поражение, Германия уверенно продвигается на восток, а правительство, чтобы удержаться, гонит на убой миллионы людей. К этому утверждению генерал Д. Е. Закутный добавил, что советское правительство никогда не заботилось о жизни своих граждан, а наоборот, «заключало невинных людей в тюрьмы и расстреливало под видом заговорщиков». По мнению генералов, ни Тухачевский, ни Якир, ни другие репрессированные военачальники не были врагами советской власти, они не виновны в том, за что их осудили, и оставайся они в Красной Армии – катастрофы 41-го года не случилось бы.
В одном из разговоров генерал И. А. Благовещенский сказал, что в первые дни войны советское правительство растерялось, не сумело организовать военное руководство, потому большое количество бойцов погибло или попало в немецкий плен [301, Т. 2. Кн. 1, с. 259–260]. Видимо, генерал сожалел о том, что с ним случилось и считал, что его собственной вины в этом нет.
Так называемые «пораженческие настроения» высказывал комбриг М. В. Богданов. Под влиянием трагических событий лета 1941 года, разгрома 6-й и 12-й армий в Уманском окружении, и собственного пленения у него сложилось впечатление, что война проиграна, и население уже не будет поддерживать Советскую власть [301, Т. 2. Кн. 2, с. 216].
Что же считалось предосудительным, а что достойным в поведении пленных советских командиров по мнению их сослуживцев.
Уже цитировавшийся выше Н. А. Исаев еще до освобождения стал собирать сведения, чтобы потом передать их в соответствующие органы. По его мнению, правильным в условиях плена было быть настроенным патриотически и вести просоветскую агитацию, призывать к саботажу и побегам, защищать социалистическую систему хозяйства. Именно так поступал полковник (в показаниях Н. А. Исаева – подполковник) Г. И. Фисенко [255, Л. 6]. Пользовался у военнопленных большим авторитетом
