class="p1">Когда мисс Элизабет немного оправилась от пережитого, горожане собрали денег и уговорили ее взять их в долг, поскольку та милостыню брать не хотела, гордая была. Она уехала в Калифорнию.
В усадьбу она больше не возвращалась, но вскоре после отъезда прислала почтой деньги, которыми ее снабдили в дорогу. В городе узнали, что в Калифорнии она вышла замуж. Никто с тех пор не покупал дом. Как его оставила мисс Элизабет, так он и стоит по сей день. Правда, с годами белые бродяги растащили утварь. Ни один негр не решился бы приблизиться к поместью.
— А что обо всем этом думают люди?
— Большинство считает, что мисс Элизабет маленько тронулась умом, пока жила в одиночестве. Некоторые верят, что Джоан, молодая мулатка, не сбежала, а спряталась в лесу и отплатила ненавистным Блассенвиллям, убив мисс Селию и трех сестер. Ее искали, прочесали весь лес с собаками, но так и не нашли. Будь в доме потайная комната, служанка могла бы прятаться в ней… если она вообще имеет отношение к этой истории.
— Не могла она там прятаться столько лет, — пробормотал Грисвел. — И вообще, тот, кто скрывается в доме, — не человек.
Бакнер крутанул баранку, и машина свернула на едва приметную дорогу, петлявшую среди сосен.
— Куда вы меня везете?
— В нескольких милях отсюда живет старый негр. Хочу с ним потолковать. То, с чем мы столкнулись, выходит за пределы понимания белого человека. Черные в таких делах разбираются лучше. Этому старику лет сто. Когда он был мальчишкой, хозяин обучил его грамоте, а после, получив свободу, он попутешествовал больше, чем иной белый. Говорят, он знает тайны вуду.
Услышав это слово, Грисвел вздрогнул и обвел тревожным взглядом зеленые стены леса. Запах хвои смешивался с ароматами незнакомых трав и цветов, но все перебивал запах гнили и плесени. Вновь Грисвела захлестнула ненависть к этим темным, таинственным лесам.
— Вуду, — пробормотал он. — Совсем забыл об этом. Никак не связывал черную магию с Югом. Мне всегда казалось, что колдовство присуще только кривым улочкам приморских городов, остроконечным крышам, состарившимся еще до той поры, когда в Салеме вешали ведьм; туманным сумрачным аллеям и паркам Новой Англии, где бродят черные кошки и иные твари. Но то, с чем я встретился здесь, — эти угрюмые сосны, заброшенные плантации, загадочный черный народ, легенды о безумии и ужасе — все это гораздо страшнее, чем фольклор Нового Света. Боже, какие неведомые опасности таит этот континент, который глупцы называют юным!
— Лачуга старика Джекоба, — объявил Бакнер, притормаживая.
Грисвел увидел поляну и маленькую хижину, притаившуюся в тени огромных деревьев. Здесь росли не только сосны, но и стройные кипарисы, и кряжистые дубы с седыми космами мха на стволах. За хижиной начиналось болото, покрытое обильной растительностью; оно терялось в лесной мгле. Над глинобитной печной трубой курился синеватый дымок.
Следуя за шерифом, Грисвел поднялся на крошечное крыльцо и вошел в распахнутую дверь, висевшую на кожаных петлях. В лачуге царил полумрак, немного света проникало в единственное окошко. У очага сидел сутулый негр и смотрел на котелок с кипящей похлебкой. Когда появились белые, негр покосился на них, но не встал. Он выглядел невероятно старым: лицо сплошь изборождено морщинами, а глаза, темные и живые, то и дело затягивались пеленой — казалось, всякий раз, когда его мысли уносились куда-то вдаль.
Бакнер указал Грисвелу на плетеное кресло, а сам уселся на грубую скамью.
— Джекоб, — сказал он напрямик, — пора нам поговорить. Я знаю, тебе известна тайна поместья Блассенвиллей. Прежде это меня не касалось, но нынче ночью в доме убили человека. Если ты не скажешь, кто там прячется, вот этого парня могут повесить.
Старик посмотрел на Бакнера, и глаза блеснули, а затем туман сгустился, словно у него в памяти поплыли облака давно минувших лет.
— Блассенвилли… — произнес он звучным, богатым интонациями голосом, не похожим на говор местных жителей. — Гордые они были, сэр. Гордые и жестокие. Нынче никого не осталось. Кто на войне погиб, кого на дуэли прикончили. Это я про мужчин… Некоторые умерли здесь, в поместье… В старом поместье… — Речь негра перешла в невнятное бормотание.
— Так как насчет поместья? — нетерпеливо спросил Бакнер.
— Мисс Селия была самая гордая из них, — пробормотал старик. — Самая гордая и жестокая. Черные ее ненавидели, а Джоан — пуще всех. В жилах Джоан текла кровь белых людей. Джоан тоже была гордая. Мисс Селия била ее кнутом, как рабыню.
— В чем тайна поместья Блассенвиллей? — настойчиво повторил Бакнер.
Пелена исчезла. Глаза старика чернели, как колодцы в лунную ночь.
— Что за тайна, сэр? Не понимаю.
— Понимаешь. Все ты понимаешь, Джекоб. Я хочу знать, почему негры сторонятся этого дома.
Старик помешал в котелке.
— Жизнь всем дорога, сэр, даже старому негру.
— Кто-то грозился тебя убить, если проговоришься? Я правильно понял?
— Не «кто-то». Не человек. Черные боги болот. Мою священную тайну охраняет Большой Змей — бог над всеми богами. Он пошлет младшего брата, и тот поцелует меня холодными губами. Маленький брат с белым полумесяцем на голове. Я отдал душу Большому Змею, а в награду он научил меня делать зувемби…
Бакнер напрягся.
— Я уже слышал это слово, — тихо произнес он. — Из уст умирающего негра, когда был маленьким. Что это означает?
Глаза старого негра наполнились страхом.
— Что я сказал? Нет! Я ничего не говорил!
— Зувемби, — напомнил Бакнер.
— Зувемби, — машинально повторил старик, и опять его взгляд затуманился. — Зувемби — это те, что когда-то были женщинами. О них знают на Невольничьем Берегу. О них рокочут по ночам барабаны на холмах Гаити. Творцов зувемби почитает народ Дамбалы. Смерть тому, кто расскажет о них белому человеку! Это одна из самых запретных тайн Бога-Змея.
Он замолчал.
— Так значит, зувемби — это женщина? — подстегнул его Бакнер.
— Была женщиной, — пробормотал старый негр. — Я плясал на Черном Обряде, я могу делать зувемби… Она узнала об этом, и пришла к моей хижине, и стала у порога, и попросила ужасного зелья… Того, что варится из змеиных костей, из крови летучих мышей-вампиров, из росы, снятой с крыльев козодоя… из других снадобий, несть им числа. Она тоже танцевала на Черном Обряде… Уже созрела, чтобы стать зувемби… оставалось только выпить черное зелье… Я не мог ей отказать…
— Кому? — взволнованно спросил Бакнер, но сморщенная стариковская голова уже упала на грудь.
Джекоб, похоже, задремал. Шериф встряхнул его.
— Ты дал женщине зелье, чтобы превратить ее в зувемби… Что такое зувемби?
Негр неохотно зашевелился и сонно проговорил:
— Зувемби — это уже не человек. Она
