Лайя положила руку Кингдону на манжету. На пальце у нее поблескивал перстень.
— Дорогой, ты последи за собой, хорошо? — проворковала она. — Один стаканчик — и достаточно.
С этими словами она направилась к террасе.
— Куда это ты собралась? — окликнул ее Кингдон.
— Погулять.
— У тебя с кем-нибудь свидание?
— Господи, мы же вместе с тобой только что вошли в дом. Какое свидание?
— Просто так ты никогда не гуляешь.
Ее изогнутые подведенные брови сдвинулись.
— Что ты болтаешь? Это если на тебя взглянет какая-нибудь девчонка, ты уже готов бежать за ней. Только пятки сверкают! — Ревность у Лайи проявлялась совершенно неожиданно и ей самой была непонятна. На самом деле она не ревновала его к женщинам, только к славе кинозвезды. Она улыбнулась. — Арчер! Ты умеешь веселить народ! Стильная вечеринка!
Она обращалась к торговцу «крайслерами», который как раз подошел к ним. Он широко улыбнулся, обнажив крупные здоровые зубы. Никто не обращался к нему «мистер Арчер». Это была его фамилия, а имени его Кингдон уж и не помнил: Арчер да Арчер... «Нет, торговец авто Лайю не заинтересует, — подумал он. — Моей жене надо отдать должное: она хранит верность Голливуду».
Измены жены его больше не волновали. Он отвечал ей тем же, пользуясь преимуществами и привилегиями, которыми обладает кинозвезда. Он относился к Лайе как к человеку лучше, чем к женщине. С самого начала их связывало одно: цель в жизни. Она отдавалась кинематографу так же самозабвенно, как он отдавался небу. Лайя никогда и не скрывала своей мечты, и Кингдон уважал ее. Он жалел Лайю и по мере возможности помогал ей. Делал все, чтобы ей дали роль в каком-нибудь фильме. Но вместе с тем понимал, что из нее ничего не выйдет, и хотел раскрыть ей на это глаза.
Лайя и Арчер скрылись на террасе. Кингдон вошел в гостиную. К этому времени он уже научился скрывать свою хромоту, но боль в ноге по-прежнему не оставляла его. Стиснув зубы, он спустился на четыре ступеньки вниз. Первым делом пропустил стаканчик. У Арчера был хороший бутлегер: виски был настоящий. Кингдон облокотился о крышку пианино, за которым сидел черный музыкант.
На него оглядывались, толкая под локти соседей. Такая популярность ему не нравилась, но он уже привык, что его узнают, а в лицо бьют фотовспышки. Еще стаканчик — или это уже второй? — и он вообще перестанет обращать на них внимание.
«Красотка из Сент-Луиса с бриллиантами на пальцах...»
В холле какой-то толстяк помогал высокой и стройной девушке снять бархатную накидку. Темно-синее шифоновое платье не раздражало глаз в отличие от расшитых блестками и бисером платьев других приглашенных. На секунду Кингдон усомнился в том, что это Тесса... Он неотрывно смотрел на девушку и чувствовал, что ему становится нечем дышать.
3
Тесса вошла в гостиную и только там подняла глаза, чтобы осмотреться. Она увидела Кингдона, смертельно побледнела, но тут же залилась краской. Через несколько мгновений румянец исчез, и только на щеках у рта остались крохотные розовые пятнышки. Он стоял у пианино и смотрел прямо на нее.
«Вертит мужиком, крутит им как хочет...»
На лоб ему упала прядь волос. Откинув ее назад, он направился к девушке.
— Тесса!
Она проглотила комок в горле.
— Кингдон! — чуть слышно произнесла она.
— Давно не виделись...
Она неотрывно смотрела на него. За ее спиной кто-то негромко кашлянул, заставив ее вспомнить о приличиях.
— Кингдон, это Холлис Горас. Холлис, это Кингдон Вэнс.
Холлис наморщил лоб, пытаясь узнать Кингдона.
— А, капитан Кингдон! — произнес он.
Кингдон обменялся с ним рукопожатием и вновь повернулся к Тессе.
— Как поживает нефтяной магнат? — поинтересовался он. При этом на его лице появилось знакомое ей выражение гнева и уязвленного самолюбия.
— Нормально.
— Это платье очень идет к твоим глазам, — сказал Кингдон. — Я слышал, что он перерыл пол-Мексики.
— Тесса! — раздался голос ее кавалера. — Может быть, нам пора?
— Кингдон — мой кузен.
— Твой кузен?
— Живое доказательство того, что родственники могут быть столь непохожими, — довольно резко произнес Кингдон. — Родня со стороны Тессы — это добропорядочные, благоразумные и преуспевающие господа. В отличие от родни с моей стороны. Спросите дядю Бада... Вы уже имели счастье познакомиться с ним? Мм... Вы на него работаете, угадал?
Тон был столь же язвительным, как и слова. Тесса поняла, что с годами отношение Кингдона к ее отцу отнюдь не улучшилось. Ее собственный гнев на Бада, который тогда вмешался в их взаимоотношения, давно угас. Теперь ей было даже трудно поверить, что когда-то она злилась на отца.
— Холлис работает в «Паловерде ойл», — сказала она, но голос изменил ей и ее глаза увлажнились.
Выражение лица Кингдона изменилось. Оно стало печальным. Только сейчас сквозь слезы она заметила, что он пьян.
— Давай уединимся где-нибудь, — предложил он. — Пора восстановить прерванные родственные отношения.
Холлис Горас протестующе начал было:
— Тесса...
Но Кингдон уже взял ее за руку — рука у нее была ледяная — и быстро увел из гостиной в кабинет, закрыв за ними дверь. Они оказались одни в этой небольшой, обитой дубом комнате.
Она опустилась на гобеленовый стул и раскрыла расшитую золотом сумочку в поисках носового платка. Он уселся прямо на стол, задев при этом телефонный аппарат.
Тесса утерла слезы.
— Тебе лучше? — тихо спросил он.
— Лучше.
— Я не собирался набрасываться на тебя, — сказал он, подняв свой стакан. — Слишком много выпил.
— Раньше ты вообще не пил.
— Это было раньше. Пока я не сыграл в «Смельчаке». Тогда не было необходимости постоянно поддерживать свой имидж лихача.
— А где Лайя? — спросила она.
— Интересный вопрос!
— Она разве не здесь?
— Здесь, конечно. Вечеринки она не пропустит. В настоящий момент она наверняка уединилась наверху в приятной компании одного из киноактеров.
Тесса опустила глаза на свою сумочку.
— Я... читала в газетах, что вы счастливы.
— В Голливуде живут творческие личности, — сказал он, — а они вправе иметь собственные представления о счастье и о морали. Поначалу я разделял с ней ее счастье... Надеюсь, у тебя не осталось иллюзий относительно Лайи?
— Мм... нет.
Кингдон повертел в руках свой стакан.
— Кстати, по поводу того воскресенья. Я должен извиниться?
Она комкала в руках платок.
— Нет.
— Дядюшка говорил тебе, что накануне он ко мне заглянул?
